Закон вне закона - Валерий Гусев

Заика: Сказал уже, чем слушал? (Злорадно.) Тебе людей дают. Ты Горотдел просрал, тебе его и назад брать. Ну велели еще все подходы к городу проверить, посты Серого, если есть, убрать, дороги лесные посмотреть..."

Больше ничего интересного я не услышал. Но мне и этого хватило. Да и назад пора - не съели бы комары моего профессора, пса бездомного.

- Собирайтесь, - сказал я девчонкам. - Со мной поедете.

- Куда? - в один голос.

- На радио.

- Зачем? Записываться?

- Ага, анекдоты будете рассказывать, самые неприличные. А утром их в эфир погоним.

- У! Здорово! - обрадовалась Юлька. - Я такой анекдот знаю! Входит муж в спальню...

- Побереги его до эфира. Две минуты на сборы.

- А краситься? Макияж?

- Вот еще! - сказал я.

- У тебя все готово? - спросил радиста. - Вызывай.

Парень защелкал тумблерами, начал что-то подкручивать, двигать рычажки - настроился, дал вызов. Сделал мне знак глазами, передал микрофон и наушники.

В них прозвучал далекий, но хорошо слышный, знакомый уже и чуть хмельной голос Вани Заики:

- Кто это?

- Здесь Серый, - сказал я. И, кивнув радисту, чтобы включил трансляцию, сбросил наушники. Взглянул на притихших у стеночки пташек. В макияже и красках разных красивых оттенков. С заготовленными неприличными анекдотами.

Нет, девочки, рассказывать вам сегодня не придется - слушать будете.

- Какой Серый? - звучно пошел по комнате Ванин голос.

- Их много у тебя? - подождал. - Врубился?

После молчания:

- Что надо, полкаш?

- Надо, чтобы ты вежливо отвечал, не обзывался и внимательно слушал. Мое слово. Обыграл я тебя, Ваня, на всех досках. Город у тебя забрал, деньги - тоже, боевиков твоих всех выбил. Только что последних взял, а Гоша Заречный в засаде остался, навсегда. Но это еще не все. Хотя и этого хватит. Ты слушаешь? Положение твое в обществе сложное. Я бы сказал, безнадежное и безвыходное. Вчера у меня была делегация из Центра, предлагают помощь. Так что ваши объединенные силы обречены на полное уничтожение. Это понятно?

Мой совет, пока дружеский: собрать своих недобитков и явиться ко мне. Если приведешь с собой Губернатора и начальника милиции, обещаю снисхождение.

- Купить хочешь? Сколько даешь?

- Ты отказываешься?

- Отказываюсь.

- Подумай. Жить будешь, если согласишься. Тебе ведь только тридцать.

- Помнишь, Серый, байку про Пугачева? Так я такой же. Лучше тридцать лет питаться свежей кровью, чем триста дохлятиной.

- Льстишь ты себе, Ваня. Ты не сокол ясный, ты комар однодневный. Надоедливый. Давно бы прихлопнул тебя, да все руки заняты. - Выждал, пока иссяк поток брани. - Что ж, слушай другое слово. Я тебе ту девочку, что твой поганый чечен в заложники взял, не забуду. Тем же отвечаю. Теперь я твою девочку взял...

- Испанку, что ли? - смешок. - Она не моя, полкаш, она общая.

- Ты слушай до конца: если не выйдешь из леса, я ее по рукам пущу. У меня парней много, девок не хватает. - На Юльку я не смотрел, стыдно было.

- Мудак ты, Серый. Хоть и полковник. У этой шлюхи только такая мечта и есть - чтоб под целый полк лечь. Она тебе спасибо скажет и тебе еще за это даст.

Дальше опять пошел вялый, беспредметный мат.

- Отбой, - сказал я радисту. И повернулся с замершим сердцем к Юльке. - Ну что, Юлечка, устроим тебе побег?

- Устроим. - Она встала. И Лялька рядом с ней, обняв за плечи и испепеляя меня взглядом. - Для этого вы и толкнули меня в эту грязь? Неужели вы думаете, что я еще ничего не поняла?

- Прости меня, мне нельзя рисковать - за мной люди. Много людей.

- Скажите, что нужно сделать?

- Меня убить.

- Это я с удовольствием. А еще?

- Потом скажу, в Замке. Поехали под наше любимое одеяло.

- Вот, - сказала Юлька в дверях, - вспомнила. Входит муж в спальню... - И заплакала.

Стратегия и тактика

С раннего утра к Волгину пришел с заявлением некий гражданин Пичугин. К заявлению была приложена медицинская справка о наличии у данного гражданина следов побоев, полученных накануне вечером. В заявлении указывалось на неправомерные действия участкового Хмелева, лейтенанта милиции, выразившиеся именно в нанесении зарегистрированных врачом Извековым побоев и в реальных угрозах.

Надо сказать, что это было первое заявление такого рода.

Волгин заявителя принял и попросил участкового Хмелева, лейтенанта милиции, представить ему материалы на гражданина Пичугина, если таковые имеются.

Таковые имелись. В значительном количестве.

- Ну что ж, - сказал Волгин, ознакомившись и с теми, и с другими документами. - Формально вы, гражданин Пичугин, правы. Придется возбудить два уголовных дела. На нашего сотрудника Хмелева...

Пичугин удовлетворенно кивнул и высказался в том смысле, что он на это и рассчитывал.

- ...И на вас, гражданин Пичугин.

Немного задержался с реакцией, моргнул, икнул, спросил:

- А на нас за что же? Мы же - пострадавшие. От руки представителя власти.

- А на вас вот на каком основании. - Волгин веером пролистнул подшитые бумаги. - Шесть заявлений от соседей на ваше хулиганское поведение, справки о побоях, нанесенных вами матери, жене и дочери. Вот служебная записка участкового Хмелева о том, как он отбил у вас младшую, девятилетнюю дочь, которую вы проиграли в карты и везли к своим партнерам. Вот докладные о проведении с вами соответствующих профилактических бесед, на которые вы не реагировали. Вот просьба трудового коллектива о привлечении вас к ответственности за распитие спиртных напитков на рабочем месте и последующие дебоши в цеху и в конторе. Вот копии квитанций штрафов за нарушение правил поведения в общественных местах... Ну и хватит, пожалуй. Словом, каждый из вас получит свое. Участковый, правда, меньше, а вы, гражданин Пичугин, гораздо больше. - И Волгин вызвал следователя, распорядился написать постановление о возбуждении уголовных дел.

Пичугин несколько растерялся, увял.

- А это... гражданин начальник милиции, сколько же ему будет?

- Ему? Думаю, не больше года. Условно. Да, пожалуй, суд вообще признает его действия правомерными. Он ведь пытался защитить от вас других людей, в том числе и ваших родственников, которых вы избиваете систематически.

- А это... мне?

- А вам много больше. Сейчас с этим очень строго. Бытовые преступления жестоко караются. Как немотивированные.

- Не... какие?

- Немотивированные. Сейчас поясню. Вот, - заявление поднял, четвертого числа вы ударили жену сковородой по голове, а когда она упала, нанесли ей несколько ударов ногой, сломав три ребра и нос. За что?

- А чего она?

- Ну-ну: чего она?

- Ну, она это... сказала мне обидное.

- Что именно?

- Вот точно не помню. Вроде: ноги вытри. Или нос, не помню.

- Считаете, гражданин Пичугин, что за такое невинное замечание нужно ломать ребра?

- А чего... она?

- А когда вам набили, извините, ваше лицо за издевательства над беззащитными людьми, - обидно?

- Ничего не понял, - признался Пичугин. - Нельзя, что ль, теперь и жену поучить?

- Выходит, нельзя.

- К Сергееву пойду. Пожалуюсь и на вас.

- Не советую. Он вас уже не выпустит. А если узнает, что вы мать чуть не изувечили, под горячую руку застрелит. Было уже такое.

Пичугин поскреб за ухом.

- Беспредел? - спросил. - И кому жаловаться?

- Некому.

- Что ж делать? Не бить их, что ли?

- Подумай. Сейчас закон такой: как ты, так и тебе. С тобой еще мягко обошелся Хмелев. Я бы тебе ребра-то поломал. Вместе с носом.

- Так и дальше будет?

- Обязательно.

Пичугин вздохнул, спросил разрешения забрать заявление, вышел.

Хмелев его ждал за дверью, взял за грудки, ударил спиной в стену:

- Ты можешь писать на меня, меня могут уволить, но каждый раз, когда ты кого-нибудь тронешь, я буду являться к тебе, как на работу. И буду метелить тебя, сволочь, так, что ты у меня ходить разучишься, ползать будешь. Понял?

- Вообще-то понял. Больше не стану. Смысла нет. Удовольствие себе дороже. Но в газету на тебя напишу. И на Сергеева тоже. Можно?

- Можно.

Немного лирики.

Я вышел в приемную и чуть не спугнул теплую компанию: княгиня Лиговская (Щербатова) в кресле, Лялька за своим столом, Пилипюк на корточках у стены, Юлька на Лялькином столе, болтая ножками.

- Замужем скучно, - говорила Юлька. - Все одно и то же. Надоест.

- Ваша беда, молодежь, что вы хотите все сразу. Можно, конечно, съесть банку варенья целиком - и ничего, кроме тошноты и отвращения, не получить.

- А вот по ложечке в месяц, - засмеялась Юлька, - до старости хватит. Если вообще вкус не забудешь.

- Тебе смешно, милочка, а вот почему в наше время браки были долговечнее, по крайней мере в нашем кругу? Ну, конечно, церковь. Ее благотворное влияние. К ней прислушивались. Венчание, таинство брака, заповеди. Но что еще важно: у нас романы развивались постепенно. Сначала взгляды, пожатие руки, танец по значению. Письма, признания. Свидания в вечернем саду, робкие поцелуи в беседке. Обручение, венчание. Незабываемые восторги первой брачной ночи. А потом - уже на много лет - постепенное узнавание друг друга, откровения всяческих... скажем, нюансов плотской любви на основе крепнущей духовной близости. И так до старости - свежесть чувств, новизна, нарастающее обожание и привязанность. Уважение и благодарность.