Сталин перед судом пигмеев - Юрий Емельянов

В книге «В Политбюро» к этому добавлено: «Горбачев… Вряд ли Андреева сама написала эту статью. Как могла она знать, о чем говорил Федосеев с Горбачевым, Лигачевым с Яковлевым». (На самом деле в письме Андреевой не было упомянуто ни этих разговоров, ни этих имен. Очевидно, проявляя типичный снобизм высокого руководителя, Горбачев полагал, будто вопросы, о которых шла речь в этих разговорах, поднимались лишь людьми такого ранга, как он, другие члены Политбюро и вице-президент АН СССР Федосеев, но не могут обсуждаться в кругу преподавательницы химии. Впоследствии автор данной книги в беседах, состоявшихся летом и осенью 1989 года в Ленинграде со знакомыми Андреевой и в редакции «Советской России», смог установить, что Нина Андреева была единственным автором письма и его никто не правил в редакции.)

В книге «В Политбюро» утверждалось, что следующим выступил Воротников, заявивший: «Моя первая оценка статьи во время вчерашнего обмена мнениями как интересной была продиктована реакцией на нее как на одно из рядовых выступлений в прессе. В результате более внимательного прочтения я убедился, что в ней скрывается нечто большее — выражение определенной политической позиции, продиктованное неприятием перестройки, несогласием с политическим курсом страны».

По словам Воротникова, он сам выступил так: «Статью смотрел, правда, прочел «по диагонали». Давайте не накалять страсти. Почему сразу такая реакция?» Однако, как писал Воротников, «моя миротворческая реплика только подлила масла в огонь. Горбачев опять «завелся». Он говорил: «Статья направлена против перестройки, что, мол, обойтись и без нее! Если и мы так думаем, то надо все менять?»

В книге «В Политбюро» утверждалось, что после Воротникова выступил Яковлев и он «дал развернутую критику статьи, которая позднее нашла отражение в редакционной статье «Правды».

Затем слово взял Громыко, который, как говорилось в книге «В Политбюро», заявил: «Неприемлемы попытки повернуть развитие страны вспять. Преступления Сталина не идут ни в какое сравнение с жестокостями Петра или Грозного». (Оценки обсуждаемой статьи в выступлении не дано.)

По воспоминаниям Воротникова, выступивший затем Лигачев попытался «смягчить ситуацию». Оправдываясь, он говорил, что «не давал никаких установок… Что касается содержания статьи, то с ней можно соглашаться или нет.

Да мало ли у нас сейчас публикуют не только противоречивых, но и провокационных, лживых, клеветнических материалов».

В то же время в книге «В Политбюро» говорилось, что Лигачев заявил: «В освещении исторических событий в печати все больше дает о себе знать стремление к очернительству: фильм «Рокоссовский», два фильма о разведке 30–40-х годов. С Запада нам подбросили термин «сталинизм». По страницам газет и журналов гуляет тезис о необходимости других партий, о роспуске комсомола, о том, что и профсоюзы якобы исчерпали себя». Вывод авторов книги гласил: «Оценка статьи Н. Андреевой в выступлении отсутствовала».

Дискуссия по статье Нины Андреевой была продолжена на следующий день 25 марта. Ее открыл А.Н. Яковлев. По словам В.И. Воротникова, «Яковлев сделал 20-минутный разбор статьи. Спокойно, рассудительно, менторским тоном». Однако, несмотря на внешне спокойный тон оратора, Лигачев запомнил несдержанность его речи, по сути: «Тон задал Яковлев, который в крайне резких выражениях обрушился на письмо Нины Андреевой и газету «Советская Россия». Здесь-то и были пущены в ход обороты: «манифест антиперестроечных сил», «сопротивление перестройке», «силы торможения»… Яковлеву вторил Медведев. Они хотели навязать Политбюро свое мнение. А оно состояло в следующем: статья Андреевой — не рядовое выступление, речь идет о рецидиве сталинизма, о главной угрозе перестройке».

Резко осудил письмо Андреевой и Медведев, который заявил: «Отношение статьи к критике культа личности Сталина достаточно ясно. Автор не согласен с оценками, данными в докладе о 70-летии Великого Октября. Это подтверждается и тем, что период 30-х годов назван не иначе как «эпохой бури и натиска»… Статья вызвала негативную, я бы сказал, тревожную реакцию среди интеллигенции. Оставить без должной оценки ее нельзя. Но это должен быть не окрик, а обстоятельный разбор в той же газете «Советская Россия», а еще лучше в «Правде».

Рыжков также осудил статью и призвал «усилить идеологическую работу». По словам Воротникова, Рыжков сказал: «Надо подумать о расстановке сил в Политбюро. У нас двойственность в руководстве идеологической сферой (Лигачев и Яковлев) и сельским хозяйством (Никонов и Лигачев). Надо Горбачеву разобраться с расстановкой сил в Политбюро». Комментируя это предложение Рыжкова, Воротников писал: «Здесь, по моему мнению, Николай Иванович покривил душой. Предложение это — не по просьбе ли самого Горбачева?» Фактически, как считал Черняев, Рыжков «предложил освободить Лигачева от курирования идеологии».

Э.А. Шеварднадзе, по словам Воротникова, «повторил высказывание Рыжкова о недопустимости параллелизма в руководстве, в кадрах». Шеварднадзе восхвалял доклад Хрущева на XX съезде, но отмечал: «Интеллектуальная ограниченность не позволила Хрущеву довести до конца начатое дело».

Шеварднадзе назвал «статью Андреевой» «вредной, консервативной, мещанской», утверждал, что она «собирает слухи». Он вопрошал: «Что это — специальный заказ или случайность? Если это переживание одного человека, то ничего страшного. Если же это заказ каких-то кругов в ЦК или правительстве, то это другое дело. Это отражение мнения какой-то части людей — обывательщина, примитивное понимание социализма, и в этом опасность».

Щербицкий предложил даже «заняться ведомству Виктора Михайловича (КГБ) этой историей. Кто стоит за этой статьей? Ведь она, видимо, обсуждалась на редакции. Как это все произошло?… Нельзя создавать оппозиционные группировки… На Украине же дела идут нормально».

И все же некоторые выступавшие фактически поддержали основные положения статьи Нины Андреевой. Так, Чебриков осудил «кощунственные спектакли — «Брестский мир», где образ Ленина искажен. Партийная печать втягивается в групповщину. Появляются легковесные статьи, с подачи родственников».

Долгих, по словам авторов книги «В Политбюро», заявил: «О средствах массовой информации. Их роль велика. Но нужно регулировать их деятельность. Ленин решительно восставал против использования печати антисоциалистическими элементами. Многое вызывает вопросы; например, превознесение Шагала в «Огоньке», Некрасова (имелся в виду Виктор Некрасов, автор книги «В окопах Сталинграда», затем эмигрировавший из СССР) в «Московских новостях», предложения о роспуске комсомола. Можно ли отдавать оценку исторических деятелей и событий отдельным лицам? ЦК не должен быть в стороне. Например, оценки Бухарина, оценки Сталина. Согласен с критикой статьи Андреевой, но она привлекла к себе внимание контрастом с негативистскими выступлениями».

Выразил беспокойство «некоторыми тенденциями в области культуры» Яэов.

По словам Воротникова, Соломенцев «стал пространно рассуждать о серьезных недостатках в идеологической сфере. Спектакли, кино, эстрада, бульварная пресса развращают молодежь, пропагандируют низменные инстинкты». Но как только Соломенцев начал говорить о статье, его перебил Горбачев, заявивший, что главное в том, что статью Н. Андреевой «представляют как эталон, рекомендуют изучать, перепечатать».

Выступивший в заключение заседания Горбачев заявил: «Ясно, что сама Андреева неспособна написать такую статью. Кто ее вдохновил? Неясно. Но есть главный редактор газеты — кандидат в члены ЦК. Это не просто литературный прием. Это концепция, суть которой в тени, что до этого вроде все было хорошо. Нужна ли тогда перестройка, не слишком ли далеко ушли в вопросах гласности и демократии? Поэтому должно было состояться принципиальное обсуждение статьи, несмотря на настроения не придавать ей серьезного значения… Отступление от перестройки — самое большое предательство, а участие в ней — самое великое счастье».

Лигачев верно расценил направление главного удара Горбачева: «Стало ясно… Андрееву хотят превратить в жупел сталинщины, затем пристегнуть к ней Лигачева и объявить его главным сторонником возврата к временам культа личности. Яковлев настойчиво, целеустремленно поворачивал разговор на Политбюро в эту сторону». Горбачев полностью поддержал Яковлева. По словам Лигачева, «Горбачев буквально «ломал» тех, кто недостаточно четко, по его мнению, осуждал письмо Нины Андреевой». Сосредоточив обвинения на Лигачеве как на мнимом инициаторе публикации письма Нины Андреевой, если даже не соавторе этого письма, Горбачев добился разъединения своих потенциальных противников. Лигачев писал: «Здесь нет нужды называть фамилии, но скажу, что несколько участников заседания по ходу обсуждения были вынуждены изменить свою точку зрения — под тем предлогом, что вначале, мол, недостаточно внимательно прочитали письмо Нины Андреевой. А вчитавшись снова и снова, действительно обнаружили, что в нем есть нечто противостоящее перестройке».