Умри со мной - Элена Форбс

— Да-а, инспектор, вы произвели на меня впечатление! Признаю, с маленькой Мэрион все произошло по-другому. Но давайте не будем педантами! Она была из тех грязных липучек, которые никак не желают отстать от мужчины. У меня от нее клаустрофобия развилась. Вот и пришлось кое-что предпринять.

— Ты убил ее, сукин сын!

— Как и другие, она сама хотела умереть, клянусь! Желала или заполучить меня, или покончить с жизнью. Сама мне так говорила. Этой плаксивой телке лучше там, где она сейчас.

— Ты — маньяк, псих, больной на всю голову.

— Ладно, хватит болтовни! У меня нет времени. Сиди где сидишь и не двигайся.

Залески быстро подошел к столику. Он не спускал с Тартальи глаз, даже не моргнул ни разу. На столике стоял поднос, на нем — ведерко для льда. Тарталья наблюдал, как Залески вытащил оттуда бутылку с прозрачной жидкостью и наполнил до краев рюмку. Все так же целя пистолетом в Тарталью, он поставил рюмку на столик перед диваном и легонько, ногой, подвинул его к Тарталье.

— Пей, — приказал он. И заорал как бешеный: — Давай! — потому что Тарталья не шевельнулся.

Что же, черт побери, делать? В рюмке, без сомнения, наркотик. Если бы Залески подошел чуть ближе, тогда у Марка появился бы шанс. Но Залески, словно прочитав его мысли, отступил подальше и встал спиной к камину. В зеркале отражался его затылок. Тянуть время — ничего другого не остается. Тянуть время… Одна надежда — вот-вот подоспеют полицейские.

Тарталья медленно наклонился и взял рюмку, ледяную и влажную на ощупь. Подняв ее, он заметил след губной помады и подумал: наверно, из нее пила Сэм.

— Да пей же! — опять заорал Залески. — Нет у меня времени любоваться, как ты тут выделываешься!

Тарталья поднес рюмку к губам, чуть притронулся к ледяной жидкости кончиком языка.

Водка — так ему показалось — слегка припахивала чем-то чужеродным. Гидроксибутират безвкусен. Гадать, какая доза добавлена, нет смысла.

— Пей, говорю! Одним глотком. Как пьем мы, поляки!

Может, плеснуть водку в лицо Залески? Ослепить его хоть на секунду? Секунды вполне хватит, чтобы броситься на него и отнять люгер… Беда в том, что Залески не спускает с противника глаз. Если пистолет заряжен и в рабочем состоянии, то у Тартальи ни малейшего шанса… Покорно выпить водку? Тогда он отключится. И что станется с Сэм? Залески точно убьет ее. Убьет их обоих. Нужно продолжать тянуть время. Иного выхода нет.

— О чем ты писал Кэролин Стил?

— Это которая в «Кримобзоре» выступала?

— Ну да. Ты же посылал ей письма по электронной почте?

— Только не я. — Залески помотал головой с видом искреннего удивления. — С какой стати? Она не в моем вкусе.

Если Залески не отправлял сообщений, значит, это точно Кеннеди. Вот паршивец!.. Другой вопрос, выживет ли Тарталья, чтобы обеспечить Кеннеди заслуженное наказание.

— Сэм тоже не твой тип. Отпусти ее.

Залески расхохотался:

— Не мой тип? Интересная постановка вопроса. Я как-то раньше не задумывался. Вряд ли у меня есть какой-то определенный тип.

— Конечно же есть. Тебе нравятся девушки слабые и уязвимые. Одинокие, впавшие в глубокую депрессию. Готовые выполнить все, что ты пожелаешь. Немного похоже на власть, которую дает обладание оружием. Ты ощущаешь свою власть над ними, верно? Ощущаешь себя настоящим мужчиной.

Лицо у Залески застыло, он ткнул в воздух люгером:

— Хватит про девок! Пей!

— А так — ты же просто трус. Бесхребетный слюнтяй, импотент, который…

— Заткнись на хрен! Пей! — почти завизжал Залески.

— Хочешь, чтоб я выпил, так подойди и заставь.

— О-о, какой ты у нас крутой! Киношек про копов насмотрелся? Но мы не в кино. У нас тут реальная жизнь, и ты сейчас сдохнешь! — Залески сверлил Марка глазами, словно решая, как с ним поступить, потом оттолкнул столик. — Поставь рюмку и встань на колени. Руки за голову!

Руки за голову, на колени… Настоящая казнь… Тарталья понял, терять ему больше нечего.

— На колени! На пол!!! — визжал Залески.

Вот теперь. Момент настал. Тарталья наклонил голову, уставился на ноги Залески, сделал глубокий вдох, изобразил, будто сейчас опустится на колени, — и одним броском нырнул, метнулся через всю маленькую комнату. Залески откинулся назад, крепко стукнувшись обо что-то. Грохнул выстрел. Тарталья почувствовал резкую боль в виске и провалился в темноту.

36

— Да, здорово вы там без меня порезвились, — весело заметил Кларк, улыбаясь с больничной койки.

— Ага, жизнь без тебя стала скучноватой, вот мы и решили: дай-ка мы ее малость подперчим, — откликнулся Тарталья.

Было воскресное утро. Тарталья и Донован заскочили навестить Кларка по пути на обед к Николетте. Кларк сегодня выглядел гораздо лучше, чем в их прошлое свидание с Тартальей. На лицо вернулись краски, он стал заметно бодрее, в нем пробудился интерес к жизни, хотя голову он все еще поворачивал с трудом. Тарталья позаимствовал из холла два рахитичных стула, и они с Донован уселись рядом с кроватью выздоравливающего. Марк подробно рассказал Трэвору о том, что случилось две недели назад в доме «Тома» — Адама Залески. Донован молча слушала, опустив голову, и вдруг, когда Тарталья закончил, взорвалась.

— Как мило, что вы оба относитесь к этому происшествию легко и с юмором! — воскликнула она. — Особенно ты, Марк. Я тебе просто завидую!

— Прости.

Тарталья ласково похлопал ее по руке. Он был готов пнуть себя как следует за свою бесчувственность. Донован натянуто, криво усмехнулась и снова уставилась в пол, крепко вцепившись пальцами в коленки.

Легко и с юмором? А как еще к этому относиться? Ему… им обоим повезло, что они остались живы. А Залески бесследно исчез. Когда полиция подъехала к дому Адама Залески, дом полыхал, клубами валил дым, а в воздухе висел густой запах бензина. Пламя уже лизало входную дверь. Задержись полицейские еще на четверть часа, для Тартальи и Донован все было бы кончено.

Обнаружив мотоцикл Тартальи у дома, его куртку и шлем в кустах у изгороди, Гэри Джонс наотрез отказался дожидаться приезда пожарной команды. Они с Ником Миндередесом вышибли дверь, обмотали лица куртками и бросились в дом. Тарталью и Донован они обнаружили в гостиной, те лежали рядом на полу без признаков жизни.

Их срочно доставили в госпиталь. Серьезных физических повреждений у них не было — только у Тартальи на виске ссадина от срикошетившей пули, — однако оба отравились угарным газом. Когда шесть часов спустя Донован очнулась, она пожаловалась на самое тяжкое в жизни похмелье. Два дня их продержали в больнице под наблюдением врачей и выписали.

История на этом не закончилось. Тарталья никак не мог избавиться от мучительно яркой картинки: Залески стоит у камина с пистолетом в руках и, ухмыляясь, произносит: «Примитивный закон природы. Если человек голоден, он должен поесть». Скорее всего, они никогда не узнают, по какой причине этот урод убивал женщин, не услышат его объяснений… Если б Залески не успел выстрелить, Тарталья обязательно задержал бы его. Врезал бы как следует и удерживал до приезда подкрепления. Но какой теперь смысл терзать себя предположениями о том, как могли бы разворачиваться события! Что было, то было. В любом случае нападение на Залески спасло жизнь и ему, и Донован. Пожалуй, это был лучший захват, какой когда-либо удавался Тарталье при игре в регби. Невелико, конечно, утешение, ведь Залески все-таки удалось удрать.

Ночной кошмар продолжался и для Донован. Ее будто окутало темное облако, не пропуская ни света, ни воздуха из внешнего мира. Она отказывалась от предложений проконсультироваться с психологом, замкнулась в себе и практически впала в депрессию. Стала сама на себя не похожа. Поддавшись уговорам Клэр и своих коллег, Сэм взяла недельный отпуск, но уже через три дня явилась на работу, хотя всем — и ей в первую очередь — было понятно, что она еще не оправилась. Сидеть дома еще хуже, возражала Сэм, тем более что физически она не пострадала. А Тарталье Донован призналась, что ей жутко находиться в доме одной, страшно ложиться спать. Она боится снов, которые — она это точно знала — непременно ей приснятся. Тарталье мучительно было видеть, как Донован приходит в участок, механически, как робот, выполняет какую-нибудь работу и уходит домой — возвращается в свой кокон; он понимал, почему Сэм предпочитает находиться среди людей, в отделе. Во всем происшедшем она винила себя. Даже в том, что Залески сбежал. Никакие слова Тартальи и уговоры коллег не могли ее переубедить. Все, чем мог помочь Тарталья, — завалить ее работой, чтобы отвлечь от тяжелых мыслей. Тарталья надеялся, что со временем Сэм станет прежней.

Когда он предложил ей навестить Кларка, лицо ее чуть прояснилось. Не возражала она и против приглашения на обед к Николетте: Марк попросил Сэм помочь ему защититься от макиавеллиевских интриг, имеющих целью сосватать Марку одну из Николеттиных подружек. Сэм даже оживилась: ей было любопытно познакомиться с его сестрой. Первый раз после инцидента у Залески Сэм взглянула на себя в зеркало: накрасилась, надела облегающую черную водолазку, короткую юбку и лиловые замшевые туфли. Никогда прежде Тарталья не видел Сэм в юбке и теперь отметил про себя, что ножки у нее красивые, и даже очень. Марк все порывался сказать ей, что она сегодня необыкновенно привлекательна, однако опасался, что ей вряд ли придутся по душе легкомысленные банальности.