Хозяин Проливов - Ольга Елисеева

— Плохой меч, — сказала она.

— Это еще почему? — буркнул Левкон. Уж в оружии-то он разбирался.

— Скифский, — с обескураживающей простотой отозвалась Колоксай. — Когда воин погибает, его душа переходит в меч. Мы только что убили скифа. Теперь его акинак будет нам мстить.

— Не мы, а ты, — подчеркнул Левкон. — Ну, идем? Больше здесь делать нечего.

Спутники миновали лагерь и молча двинулись по холму. Дальше начиналась степь, бескрайняя, дышавшая жаром. Ветер волнами гнал не успевшую еще выгореть траву, кое-где закручивая ее в огромные воронки. На вершине холма он бил в лицо с такой силой, что трудно было дышать. Но Левкон знал, стоит немного отойти от моря, и воздух остановится горячей плавящейся стеной. Им предстоял тяжелый переход. Вот когда полжизни отдашь за полумертвую клячу. Дня два — два с половиной, и они выйдут к киммерийским холмам — невысокому, поросшему соснами плато в середине полуострова. Миновав его, можно было снова спуститься в степь и по южному берегу Киммерии двинуться к Пантикапею. Если скифы не успели просочиться и туда, дорога не будет особенно опасной. Однако сейчас у спутников почти не было шансов. Идти по степи, запруженной врагами, и загадывать на будущее мог только сумасшедший. Арета права, они и двух часов не продержатся.

И все же меотянка шагала рядом, хотя на ее хмуром, осунувшемся лице читалась твердая решимость сдохнуть в ближайшей канаве. Почему она шла, бог весть. Левкон ее не подгонял. Всю первую половину дня они двигались медленнее, чем могли, потому что у спутницы все еще болела нога, в которую попали из пращи. Гиппарха не особенно раздражала задержка. Колоксай лучше него знала окрестную степь — тропы и колодцы, — поэтому Левкон позволил ей несколько уклониться к западу от прямой и идти зигзагами.

Кроме того, в случае нападения она могла оказать ему серьезную помощь. Во время боя с Ясиной Левкон своими глазами видел, на что способна Арета. Значит, он правильно поступает, не пытаясь нестись галопом по степи навстречу собственной свободе. Или смерти. Как повезет.

Когда солнце стояло уже в зените, спутники сделали привал у круглого, обложенного камнями колодца. Колоксай рухнула на траву и не подавала признаков жизни. Левкон зачерпнул воду, с виду она казалась ему прозрачной, но увидел, что спутница потянулась за мехом.

— А ты почему не пьешь? — подозрительно спросил он.

— Вода плохая.

— Что ж ты молчала?! — взвился он.

— А ты не спрашивал, — фыркнула женщина. — Вы, греки, жадные. Вам все равно какую воду пить, лишь бы нахлестаться по уши, а потом гадить по кустам зеленой слизью.

«Дрянь! Специально завела меня сюда, чтоб потом бросить, когда живот скрутит», — с ненавистью подумал гиппарх. В степи от плохой воды мигом начинается лихорадка, воспаление кишок, и человек умирает в корчах.

— Здесь коровья чума, — кисло сообщила спутница. — Видишь, в воде плавают белые пленки.

— Послушай, Арета, — сказал Левкон, присев перед ней на корточки. — Зачем ты хотела меня отравить?

— А потому что ты ишак, — последовал ответ.

Логика была неотразимой. Он чуть не залепил ей мехом по лицу, но побоялся разбрызгать воду.

— Куда мы идем? — продолжала Колоксай. — Скифам в лапы? Я уже устала плутать то вправо, то влево от их следов! А ты идешь и идешь, ничего вокруг не видишь. Думаешь, мы далеко ушли от берега? Дудки. Если б наш путь спрямить, мы бы уже половину прошли, а так… — Она махнула рукой. — Взмокли все, ноги гудят, а от моря еще солью пахнет.

Ну уж этого он предположить не мог. Никакого запаха соли вокруг не было. Равно как и следов скифских отрядов.

— Я, конечно, не на помойке рос, как ты, — бросил он. — Но следы в степи читать умею. Не было тут никаких скифов.

Вместо ответа девушка повозила ногой по земле, разгребая пыль, и протянула ему обломок костяного гребня с бегущим оленем.

— Тебе нужно, чтоб перед твоим носом табун прошел? Тогда заметишь?

— Что это доказывает? — Левкон взял гребень из ее рук: орнамент и правда был скифский. — Его могли потерять когда угодно.

— Слом свежий. — Она не хотела больше говорить, швырнула ему бурдюк с водой и отвернулась. Спутник ее явно раздражал, но и уйти Колоксай почему-то не хотела.

Левкон так объяснил себе ее поведение: она боится скифов, а на нем просто вымещает бессилие и страх. Поэтому не стал ничего говорить, отобрал у нее мех, отхлебнул несколько больших глотков и снова стянул горлышко тонким кожаным ремнем. Идти по жаре было тяжело, но спутники, не сговариваясь, поднялись почти одновременно. Теперь и Левкон двигался не особо быстро. А вот Арета вошла в темп, и ее уже не беспокоили ни мошка, ни солнце. При этом она тащила немало: лук, горит со стрелами, холодное оружие и мешок с едой.

Гиппарх поймал себя на мысли, что, будь с ним рядом эллинка из колонистов, само собой разумеется, основную тяжесть волок бы он. Однако Арете и в голову не приходило, что ее вещи, тем более оружие, может нести кто-то другой. Предложи он такое, и спутница, чего доброго, заподозрила бы его в попытке отнять у нее меч.

Сколько гиппарх ни глядел вокруг, никаких следов скифов он не видел. Замечания Ареты: «Здесь они прошли на рысях» или «Вот тут от них отделилось человек десять» — не убеждали Левкона. Будь кругом осенняя степь после дождей, он заметил бы, как и сколько всадников скакало по ней. Но жесткая, почти летняя трава не хранила на себе отпечатков копыт.

Тем неприятнее было убедиться, что Арета права. Миновав очередной пологий спуск в неглубокую котловину, спутники вдруг заметили на гребне дальних холмов двух всадников. Те были не близко и благодаря высокой траве могли не сразу различить путников. Колоксай упала первой и тут же дернула за ногу Левкона. Они вжались в землю, ожидая, куда поскачут верховые. Пока опасность не подкатила, идешь и думаешь, что кругом много мест, где можно спрятаться: камни, ложбинки, одинокие кусты терна и заросли щебляка. Но когда действительно нужно укрыться, лежишь на земле, с ужасом осознавая, какая она плоская.

Всадники поскакали к северу. Но Арета еще долго отказывалась встать.

— Дозорные, это дозорные, — твердила она. — Где-то должны быть еще.

— Если ты так боишься скифов, — сказал Левкон, когда они все же снова тронулись в путь, — как ты убила Скила?

— Я? — Колоксай хмыкнула. — Скила убил его собственный сын. А я… на всю жизнь зареклась соваться в их проклятые кочевья.

Поглядев минуту назад, как у нее трясутся пальцы при одном виде скифского патруля, Левкон готов был поверить в правдивость этих слов. Остаток дня они прошагали без приключений. На закате жара спала, и идти стало легче. Даже неугомонная мошка прекратила лезть во все щели под одежду. У Левкона уже распухла шея. «Интересно, почему ее не трогают?» — злился он, глядя на Колоксай.