Прекрасные создания - Кэми Гарсия

— Не здесь, Мэйкон. Твои заклинания здесь не сработают, — дрожащим голосом сказала Мэриан, торопливо листая страницы пыльной книги.

— Он не колдует, Мэриан, он Путешествует. Даже Маг не может этого. Последовать за ней туда, где она сейчас, могут только такие, как Мэйкон. Так далеко вниз, — Амма хотела нас приободрить, но звучало это не очень убедительно.

Я чувствовал, как по телу Лены распространяется холод, и понял, что Амма права. Лена была где угодно, но только не в моих руках. Она была далеко. Я чувствовал это, хотя и был простым смертным.

— Говорю тебе, Мэйкон. Это — нейтральная зона, никакая Защита не сработает в обители земли, — Мэриан ходила из стороны в сторону, сжимая книгу, как будто та придавала ей уверенности. Но внутри не было никаких ответов. Она сама сказала это. Магия здесь нам не поможет.

Я вспомнил сны, вспомнил, как вытаскивал Лену из грязи, подумал, а не было ли это именно тем местом, где я потерял ее.

Мэйкон заговорил. Его глаза были открыты, но он ничего не видел. Было похоже, что он смотрит туда, где сейчас Лена:

— Лена. Послушай меня. Она не может удержать тебя.

Она. Я уставился в пустые Ленины глаза.

Сарафина.

— Ты сильная, Лена, борись. Она знает, что я не могу здесь тебе помочь. Она ждала тебя среди теней. Ты должна сама сделать это.

Появилась Мэриан со стаканом воды. Мэйкон плеснул воды Лене на лицо и влил остальное ей в рот, но она не пошевелилась.

Больше я уже не мог вынести.

Я схватил ее и поцеловал так крепко, как мог. Вода полилась из наших ртов, как будто я делал искусственное дыхание утопающему.

Очнись, Ли. Ты не можешь сейчас бросить меня. Только не так. Ты нужна мне больше, чем ей.

Веки Лены задрожали.

Итан. Я устала.

Она вернулась к жизни, задыхаясь и отплевываясь, вода потекла по ее жакету. Несмотря ни на что я улыбнулся ей, и она улыбнулась мне в ответ. Если именно об этом были наши сны, то мы смогли изменить их финал. На этот раз я ее удержал. Но где-то внутри меня сидело понимание — это не тот самый момент, когда она выскользнет из моих рук. Это было только начало.

Но даже если это было и так, на сей раз я её спас.

Я снова склонился над ней, чтобы опять обнять ее. Я хотел чувствовать знакомое притяжение между нами. Но прежде чем я успел обнять ее, она вскочила и уклонилась от моих рук:

— Дядя Мэйкон!

Мэйкон стоял у противоположной стены склепа, едва способный держаться на ногах. Он вспотел и тяжело дышал, откинув голову назад, а его лицо было бледным как мел.

Лена подбежала и вцепилась в него как ребенок в своего отца:

— Ты не должен был делать этого. Она могла убить тебя, — что бы он там ни делал во время своего Путешествия, что бы это вообще ни значило, это дорого ему обошлось.

Значит, это была Сарафина. Это нечто, кем бы Она ни была, было Лениной матерью.

А ведь это был всего лишь поход в библиотеку. Я не знал, был ли я готов к тому, что будет в следующие несколько месяцев.

Ну, или с завтрашнего утра, в следующие 74 дня.

Лена сидела, завернувшись в одеяло, но с нее все еще капала вода. Она выглядела пятилетним ребенком. Я покосился на дубовую дверь позади нее, и подумал, смог ли я сам найти выход. Маловероятно. Мы прошли вглубь коридора примерно на тридцать шагов, затем спустились по лестнице, и через несколько маленьких дверей попали в уютный кабинет, который, скорее всего, был своеобразной читальней. Дорога казалась бесконечной, с дверями на каждом шагу, словно мы шагали по какой-то подземной гостинице.

В момент, когда Мэйкон сел, точно перед нами появился серебряный чайный набор с пятью чашками чая и тарелкой сладких булочек. Похоже, Кухня тоже была здесь.

Я огляделся. Я понятия не имел, где нахожусь, но точно знал одно — я был в Гатлине, но в то же время так далеко от него, как никогда.

Так или иначе, я был не в своей тарелке.

Я попытался удобно устроиться на кресле, которое, казалось, было из времени Генриха VIII. И, по сути, ничто не говорило об обратном. Гобелен на стене выглядел так, словно был привезен из старинного замка или Равенвуда. На нем было вышито звездное небо, серебряная нить на темно-синем фоне. При каждом моем взгляде на него, луна меняла фазы.

Мэйкон, Мэриан и Амма сидели за столом. Сказать, что у нас с Леной были проблемы, это очень мягко выразиться. Мэйкон был разъярен, его чашка просто ходила ходуном по столу перед ним. Амма держала себя в руках:

— Почему это ты решила, что мой мальчик уже готов к Подземелью? Если бы Лайла была здесь, она бы с тебя шкуру сняла. Это такое нахальство с твоей стороны, Мэриан Эшкрофт.

Руки Мэриан дрожали, когда она подняла чашку.

— Твой мальчик? А что насчет моей племянницы? Именно она подверглась нападению, — Мэйкон и Амма, раздирая нас на части, уставились друг на друга. Я не осмеливался посмотреть на Лену.

— Ты по уши в проблемах со дня своего рождения, Мэйкон, — Амма повернулась к Лене. — Но я все еще не могу поверить, что ты втянула в это моего мальчика, Лена Дюкейн.

Лену опять понесло:

— Конечно, я его втянула! Я плохая! Когда это уже дойдет до вас? И станет еще хуже!

Чайный сервиз взлетел над столом в воздух и замер. Мэйкон смотрел на него, ни разу не моргнув. Это был вызов. Чайный сервис медленно вернулся на свое место на столе. Лена смотрела на Мэйкона так, будто в комнате больше никого не было:

— Я стану Темной, и ты ничего не сможешь с этим сделать.

— Это не правда.

— Да неужели? Я закончу так же, как моя… — она не смогла договорить.

Одеяло упало с её плеч, и она взяла меня за руку:

— Ты должен оставить меня, Итан. Пока не стало слишком поздно.

Мэйкон посмотрел на нее с раздражением:

— Ты не станешь Темной. Не будь такой легковерной. Она добивается того, чтобы ты так думала, — то, как он сказал «Она», напомнило мне его интонацию при произношении слова «Гатлин».

Мэриан поставила свою чашку на стол:

— Подростки — всегда все так катастрофично.

Амма покачала головой:

— Бывает, что что-то предначертано, а бывает, что исполнение требует усилий. Сейчас еще ничего не кончено.

Я чувствовал, как дрожит Ленина рука:

— Они правы, Ли. Все будет хорошо.

Она отдернула руку:

— Все будет хорошо? Моя мать, Разрушитель, пытается меня убить. Видение событий столетней давности прояснило, что вся моя семья проклята со времен Гражданской Войны. Мне исполниться шестнадцать через два месяца, и это все, что ты можешь сказать?

Я снова нежно взял ее за руку, потому что она мне позволила:

— Я видел то же самое. Книга сама выбирает. Может быть, она не выберет тебя, — я хватался за соломинку, раз ничего другого не было.