Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов

— Началов.

— Слушаюсь, ваше благородие.

И эдак четко, как на плацу, ладонь к обрезу фуражки, которой сейчас на голове вообще-то и нет, вместо нее капюшон маскировочного комбинезона. О как! Обидно стало уряднику за свое благородие, которого вот так, невзначай, оттеснили в сторону. Да еще и бросают всякие разные неприятные взгляды. Вот и продемонстрировал с эдаким вызовом.

Нет, все же бюрократию из армии изжить невозможно в принципе. Непосредственное ведение боевых действий — это уже итог, которому предшествует долгая и кропотливая работа. А начинается она с подсчета сил и средств, имеющихся в распоряжении командира. В данном конкретном случае командирам предстояло составить списки личного состава. Вот для этого каждому из них и вручали писчие принадлежности.

Дальнейшее для подпоручика и вовсе превратилось в нечто невообразимое. Офицеры выходили из барака по одному и группами. На улице послышались голоса. Один штабс-капитан указал, где нужно поставить автомашины, другие взобрались в кузова, беззастенчиво оттеснив партизан в сторону.

Едва началась эта суета, как полковник подозвал к себе командира партизан и начал ставить задачу по захвату соседнего лагеря, где содержались примерно десять тысяч нижних чинов. В общем-то, ничего сложного, разве только на пару постов больше, ну да недостатка в снайперах у Шестакова не было. Да если бы и имелся, проблема решаема. Все же это лагерь военнопленных, а не артиллерийский парк в прифронтовой полосе. И уж если партизаны успешно снимали тамошних часовых, то об этих и говорить нечего.

Пока получал распоряжения, сам не понял, как сформировалась команда численностью в две полные роты. То есть в пять сотен вооруженных бойцов во главе с одним из полковников. Именно с ними ему и надлежало отправляться вызволять солдатиков из плена.

До этого рейда Шестакову не раз доводилось слышать мнение офицеров о довоенной русской армии. Из их рассуждений следовало, что выводы после Русско-японской войны все же были сделаны, и весьма существенные. Так, например, флот вообще пересмотрел всю систему подбора кадров, боевой подготовки и тактики. В значительной степени уступая по силам германскому флоту, русские моряки умудрялись сдерживать их, не позволяя им полностью овладеть инициативой на Балтике.

Что же касается армии, то, по убеждению офицеров, Россия вступила в войну с отлично сбитыми полками, в недостаточной мере подготовленными дивизиями и совсем уж неготовыми корпусами. Иными словами, требованиям, предъявляемым современной войной, отвечали в лучшем случае полковники, ну в крайнем случае командиры дивизий, ибо на этих постах частенько оказывались предвоенные полковники.

Разумеется, Шестаков относился к этим рассуждениям предвзято. Ну, хотя бы потому, что прекрасно сознавал, что подчиненным вообще свойственно ругать свое начальство, и это нормальный процесс. Однако то, что он увидел этой ночью, заставило его пересмотреть свои взгляды. И самое удивительное, что это произошло под влиянием действий офицеров, оказавшихся в плену. То есть на практике показавших свою несостоятельность.

Эстергом и Штурово были оккупированы вчерашними военнопленными буквально в считаные часы. Телефон, телеграф, железнодорожные вокзалы, полицейское и лагерное управления были захвачены с молниеносной быстротой. Уже через два часа эти два города были окружены плотной сетью постов и секретов. За время, проведенное здесь, пленные неплохо изучили окрестности, поэтому действовали достаточно грамотно.

В это же время на станции Эстергома формировались эшелоны. В Будапешт отправлялся десант, пока в составе двух полков. Пленных распределяли по батальонам, полкам и даже дивизиям еще на территории лагеря. И пусть солдаты пока не имели оружия, они уже входили в воинские части. Причем, насколько было известно Шестакову, к восставшим присоединялись все без исключения. Списки, которые составляли господа офицеры, возымели свое действие. Никому не хотелось оказаться под судом.

Первым эшелоном убыл усиленный батальон, состоящий из семи рот, или более полутора тысяч человек. Шесть рот были вооружены. Их задача — захват основных объектов города, в том числе казарм запасных батальонов. Ну и, разумеется, арсенал.

Здесь предстояло начать хозяйственную деятельность как раз седьмой, невооруженной роте, в которую вошли офицеры и нижние чины, проходившие ранее по интендантской службе. Уже через час на вокзал Будапешта должны были подходить эшелоны со вновь сформированными полками, которые надлежало вооружить. Так что от тыловиков требовались поистине титанические усилия.

Ну и, разумеется, отряд Шестакова также отправлялся в Будапешт, только этот путь им предстояло проделать на автомобилях, а не в эшелоне. Дальнейшие действия они должны были согласовывать с командиром первой бригады. В нее войдут первые четыре полка, которым, собственно говоря, и предстояло осуществить захват и блокирование города…

Шестакову казалось, что австрийцы накинутся на восставших со всех сторон, чтобы задушить этот бунт на корню. Но к его удивлению, в течение первых двух суток вообще ничего не происходило. Разве только были видны редкие и немногочисленные кавалерийские разъезды, которые и не помышляли вступать в бой. Да и те появились лишь на вторые сутки, когда в столице Венгрии сосредоточились уже все военнопленные.

Точнее не военнопленные, а солдаты регулярной Добровольческой армии. Тот факт, что две трети бывших пленных загоняли в строй под угрозой предания суду, командование этой армии как-то не смущало. Кстати, единственные, кто встал в строй единодушно и без какого-либо давления, — это сербы. Пленных сербов набралось более сорока тысяч, то есть на полноценный корпус.

Всего же армия насчитывала в своем составе около трехсот тысяч человек. Причем никакого некомплекта в офицерском составе не наблюдалось. Даже наоборот, имелся некоторый переизбыток, выведенный в резерв командиров корпусов. А вот что касается высших ступеней, то тут царило полное безобразие. Бригадами и корпусами командовали полковники и подполковники, полки, случалось, оказывались под рукой капитанов.

Словом, у командования русской армией наверняка случился бы удар, если бы они увидели организацию Добровольческой армии. А еще наверняка они с педантичностью старых служак бросились бы отыскивать самые различные недостатки и нарушения. Вот в этом Шестаков ничуть не сомневался, потому что успехи молодежи там, где старички справляются не лучшим образом, не могут не возбудить в последних жажду поставить выскочек на место.

Арсенал Будапешта и склады запасных батальонов выгребли до дна. Так что все бойцы были вооружены либо русскими, либо австрийскими винтовками и карабинами. С личным оружием для офицеров тоже все обстояло хорошо, и даже с избытком. Шестаков как-то наблюдал отправку винтовок в тыл, для ремонта. Русские солдаты при попустительстве офицера грузили в вагоны винтовки, попросту сваливая их навалом. Никто даже не думал хотя бы перестелить между слоями сено или солому. И в каком состоянии винтовки доезжали до мастерских, можно было только догадываться.

А вот у австрийцев совсем другая картина. Все трофейное оружие чистилось и складывалось в специальные ящики. Причем это относилось и к исправному оружию, и к требующему ремонта. Все неисправное оружие туг же, в арсеналах, проходило ремонт, приводилось в порядок и отправлялось на хранение. А учитывая то обстоятельство, что в последнее время с трофеями у австрийцев было не очень, последние крупные поступления прибыли с Сербского фронта, мастера успели привести в порядок все оружие.

Однако полностью решить проблему с вооружением не удалось. Примерно десятая часть солдат осталась безоружной. На всю эту немалую армию нашлось только полсотни пулеметов, половина из которых была «максимами» под русский патрон. А с этими боеприпасами имелись определенные трудности, что не могло сказаться положительным образом на весьма прожорливых пулеметах.

С артиллерией дело обстояло еще хуже. Сотня австрийских полевых пушек и гаубиц, три четверти из которых устаревшие. Правда, снарядов в избытке, но все же это не могло покрыть потребностей добровольцев. Нашлась и русская артиллерия в количестве шестидесяти полевых пушек и гаубиц. Вот только в наличии имелось не больше полусотни снарядов на одно орудие, причем с гаубицами еще хуже. Словом, артиллерия могла покрыть потребности пары корпусов, но не образовавшегося количества войск.

И все же Столетову и его соратникам удалось сколотить весьма грозную силу. То, что сумели создать добровольцы, повергло центральные державы в шок. Даже прорыв фронта войсками Брусилова не произвел такого эффекта.

Да, армии отступали, терпели поражение за поражением, теряли личный состав, вооружение и снаряжение, оставляли территорию. Но при этом избегали полного разгрома. Даже практически обезглавленная Третья армия, к тому же понесшая тяжелые потери, все еще сохраняла боеспособность.