Цвет неба - Елизавета Левченко

Потом я как-то выпала из мира, ничего не слыша, ничего не видя, просто наслаждаясь передышкой. Очнулась от щекочущего нос запаха чего-то съестного. Я перевернулась на живот и оглянулась.

Цун развела костер и как раз снимала странную емкость, весьма отдаленно напоминающую посуду. Но пахло вкусно, поэтому я подползла поближе и сунула нос в содержимое, за что схлопотала по носу. Я обиженно посмотрела на нее. Ну зачем так сразу? Цун посмеялась, попросила, чтобы я подождала немного, пока она разложит все по тарелкам. Тарелки? Я уставилась на жестяную посуду, как на чудо. Честно говоря, думала, что будем есть так же, как и с Деммом — из общего котла. Скривившись от неприятных ощущений в груди, я села, и уложив успевшую стать обжигающе — горячей тарелку, ложкой щедро зачерпнула непонятную кашу и смело проглотила… едва не выплюнув обратно. Га-а-адость! Пахло намного лучше.

Я покосилась на Цун. Та, вполне довольная жизнью и приготовленным, уже доедала совершенно несъедобную по моим меркам еду. Я перевела взгляд на кашу, зачерпнула снова и тоненькой струйкой вылила обратно, тщательно рассматривая на свету, но тут поймала взгляд повара и быстро сунула все, что оставалось на ложке в рот, всем свом видом стараясь показать, насколько мне вкусно. Она вздохнула и с виноватым видом развела руками.

— Да знаю я, что готовлю отвратно, можешь не давиться. Не хочешь — не ешь, я-то привыкла к этой бурде за столько лет.

Я тяжело вздохнула, посмотрела на кашу, подумала, и зажмурившись, доела ее всю… почти всю. Потому что поняла, другое мне вряд ли светит. Надо чтобы в желудке хоть что-то было. Последний вел себя от такого варварского обращения подозрительно тихо. Я облегченно перевела дух и опять развалилась на траве.

Где-то полдень… наконец я смогла узнать хотя бы приблизительно время по небо, проглядывающему сквозь небольшой просвет между деревьями. Зачем вот только мне оно, это время? Она мне поможет побыстрей добраться до Демма? Нет… значит, не стоит задумываться о таких мелочах.

— Сколько мы будем здесь?

— Пока тебе не станет лучше, — откликнулась Цун, она домывала тарелки. — Сейчас мы точно не пойдем дальше, продолжать выматывать себя я тебе не дам!

— Точно? — жалобно спросила я.

— Точно, — твердо отрубила она.

Я вздохнула. Как будто мысли мои прочитала… Ладно, отдохну еще чуток, раз делать ничего не остается.

Послышались легкие шаги, и надо мной нависло ее лицо.

— Все будет хорошо, малышка. Вы встретитесь через каких-то пару дней, только больше не выматывай себя, хорошо? Потому что если так будет продолжаться, наша скорость наоборот снизится. Понимаешь? Мы будет тратить больше времени на такие большие отдыхи.

— Через сколько? — выдохнула я. Самый главный сейчас вопрос.

Она погладила меня по щеке.

— Примерно три-четыре дня, не больше.

Я удивленно вскинула брови.

— Всего? Неужели, место, куда мы идем так близко?

— Не совсем, просто я знаю короткие дороги. Кстати, а почему ты не снимаешь капюшон? Жарко ведь, наверное.

Сердце сжалось. Я, не говоря ни слова, села и скинула его, демонстрируя то, что представляли собой мои волосы. Объяснять что-либо я была не в силах.

Я почувствовала, как ее прохладные пальцы осторожно дотронулись до шеи, пробежались до затылка к вискам. Ногти впились в ткань джинсов.

— Ты сама их так? — тихо спросила она.

Я помотала головой. Если попытаюсь что-нибудь сейчас сказать, точно расплачусь, а я не хотела опять показывать свои слезы.

— Давай я подровняю их… я аккуратно.

Неопределенно передергиваю плечами. Теперь мне все равно.

Она отошла ненадолго, заморозив мою шею до противных мурашек, потом вернулась. Я как-то отстраненно наблюдала, как мои рыжие, короткие пряди уносит прочь ветер. Хуже уже точно не будет.

— Ну, кажется все, — наконец сказала она. — Не хочешь посмотреть?

Только ради ее стараний я подползла к озеру и всмотрелась в мое подергиваемое волнами отражение. Но тут они как-то резко успокоились, и я увидела. Совершенно короткие, едва прикрывающие уши. После стрижки и до плеч не доходят. Хотя… там оставались длинными только жалкие клоки, правильно она сделала, что их обрезала. Я провела рукой по этим новым моим волосам. Ровно, гладко… и больно.

Я отвернулась.

— Они скоро отрастут, не волнуйся. — Я посмотрела на Цун и покачала головой.

— Отрастут… но будут уже не те, которых касались руки самого дорогого человека на этом свете.

Сказав это, я вдруг поняла, что людей… не совсем людей, но таких дорогих моему сердцу теперь уже двое. И мои, теперь уже не мои волосы, запечатлели их прикосновения.

Она подсела ко мне.

— Твой Страж?

А ведь почти угадала… но сначала я имела ввиду совсем другого человека.

— Моя бабушка.

Упоминание о ней тяжело повисло в воздухе.

— Рилан… — как-то грустно сказала Цун.

— Рилан? — я обернулась к ней.

На ее лице расцвела улыбка… грустная, как и ее голос.

— Мы знали ее как Хранительницу пророчества Тан, наставницу Рилан… ты — как свою бабушку. Наша любимая наставница. Она обучала всех тех, что стали недавно Хранителями, и еще не понимающих своих сил. Она успокаивала в нас тот ужас непринятия, объясняла мягко и понятно, что же с ними происходит… учила нас, как отпустить ту, свою старую жизнь и принять себя нового, помогала, кто не мог так просто отринуть прошлое забыть его. Рилан была всем как вторая мать, любящая, хоть и строгая, всегда готовая выслушать и помочь. В той страшной войне, когда на моих глазах, руках гибла моя семья, все Хранители, она едва не погибла тоже, спасая тебя. Спасала, зная… — Она внезапно замолчала, обхватила руками колени, и долго смотрела в одну точку.

Я не удивилась, потому что знала, кто моя бабушка… и не важно, что я узнала об этом недавно. Почувствовала — давно, еще в детстве. Мне очень интересно послушать про "другую" жизнь бабушки, о той, что была до меня. Как она жила, какой была в глазах других… это огромный и бесценный подарок.

Я думала, что она уже не заговорит, но…

— Выжили, как я тогда думала, только двое: она и я. Мы остались одни, на наши плечи легла ответственность за скоро начавший рушиться мир и за одну жизнь, что ценней всех. Она, потерявшая в войне все свои силы, как Хранитель, стала защищать тебя. Я умоляла ее передать эту ношу мне, но… она приказала, даже не попросила, чтобы я даже и не пыталась заговорить об этом. Она и только она, та, кто видел собственными глазами Последнюю госпожу, должна оберегать ее потомка… Рилан угасала, каждым годом все сильней. Я приходила к ней почти каждый день… смотрела, с каким обожанием она возится с тобой… Потом, когда тебе едва исполнилось шесть, она сказала не приходить больше, лучше забыть о ее существовании навсегда. Она ведь… умирала, память часто подводила ее… а однажды, когда я ослушалась и пришла, она не узнала меня.