Проблема Спинозы - Ирвин Ялом

— Отчасти — да. Но тут есть что-то еще.

— Полагаю, это напрямую связано с вашей человеческой потребностью в заботе и контакте… Давайте придерживаться программы — это важно, но пока сосредоточимся на нашем плане действий. Я выбрал несколько пассажей из Спинозы, которые кажутся мне имеющими отношение к делу. Давайте начнем с этих двух фраз… — он раскрыл книгу и прочел:

Разные люди по-разному эмоционально реагируют на тот же самый объект и являются в силу этого различными по своей природе; один и тот же человек в разное время может испытывать разные аффекты по отношению к одному и тому же объекту.

Заметив озадаченное выражение Альфреда, Фридрих пояснил:

— Я процитировал это только как стартовую точку для нашей работы. Спиноза просто говорит, что на каждого из нас может по-иному влиять один и тот же внешний объект. Ваша реакция на Гитлера может в корне отличаться от реакции других людей. Другие могут любить его и почитать, как и вы, однако все их благополучие и самоуважение не будут столь полно зависеть от их отношения к нему. Не согласны?

— Возможно. Но у меня нет возможности познать внутренние ощущения других.

— Я провел большую часть своей жизни, исследуя эту территорию, и видел множество доказательств, поддерживающих постулат Спинозы. Например, мои пациенты демонстрируют разную реакцию на меня уже во время первой встречи. Некоторые мне не доверяют, а другие могут сразу же проникнуться ко мне доверием, в то время как третьим кажется, что моя цель — навредить им. И в каждом случае, по-моему, я отношусь к ним одинаково. Как это можно объяснить? Только допустив, что существуют различные внутренние миры, воспринимающие одно и то же событие.

Альфред кивнул:

— Но какое это имеет отношение к моей ситуации?

— Хорошо! Не позволяйте мне уходить в сторону.

— Я только подчеркиваю, что ваше отношение к Гитлеру до некоторой степени является функцией вашей собственной психики. Моя точка зрения проста. Мы должны стремиться изменить вас, а не пытаться изменить поведение Гитлера.

— Я это принимаю, но рад, что вы добавили это «до некоторой степени», потому что Гитлер кажется великим человеком всем! Даже Геринг в момент нехарактерной для него откровенности говорил мне: «Все до единого вокруг Гитлера — «да»-люди, потому что «нет»-люди уже на шесть футов под землей».

Фридрих пробормотал:

— Понимаю…

— Но вы убеждаете меня в том, что мне он кажется чрезмерно великим, — продолжал Альфред, — и я хочу, чтобы вы помогли мне это изменить. Есть у Спинозы какие-нибудь предложения по поводу того, как это сделать?

— Давайте взглянем на то, что он говорит об освобождении себя от влияния других, — отозвался Фридрих, пробегая глазами заметки. — Это одна из вещей, которым Гете научился у Спинозы. Вот важный пассаж в части четвертой, в разделе, озаглавленном «О человеческом рабстве»: «Человек, подверженный аффектам, уже не владеет сам собой, но находится в руках фортуны». Это описание того, что происходит с вами, Альфред. Вы — добыча своих эмоций, вас захлестывают волны тревоги, страха и презрения к себе. Похоже звучит?

Альфред кивнул.

— Далее Спиноза говорит, что если ваше самоуважение основано на любви толпы, то вы всегда будете пребывать в тревоге, потому что такая любовь капризна. Он называет это «пустым самоуважением».

— По сравнению с чем? И что такое, в его представлении, «полноценное» самоуважение?

— И Гете, и Спиноза, оба настаивали на том, что нам никогда не следует привязывать нашу судьбу к чему- то подверженному времени и изменениям. Напротив, Спиноза призывает любить нечто нетленное и вечное.

— И что же это?

— И это — Бог, или спинозовский вариант Бога, который полностью эквивалентен Природе. Вспомните фразу Спинозы, которая так сильно повлияла на Гете: «Кто любит Бога, тот не может стремиться, чтобы и Бог, в свою очередь, любил его». Он говорит, что мы упорствуем в глупости, если, любя Бога, ожидаем получить от него взаимную любовь. Бог Спинозы — это не отдельное существо. Если мы любим Бога, мы не можем получить ответной любви, но получаем иные блага.

— Какие именно?

— Нечто такое, что Спиноза именует высшим состоянием блаженства — Amor Dei intellectualis. Вот послушайте эти строчки из «Этики»:

Самое полезное в жизни — совершенствовать свое познание, или разум, и в этом одном состоит высшее счастье или блаженство человека; ибо блаженство есть не что иное, как душевное удовлетворение, возникающее вследствие созерцательного (интуитивного) познания Бога.

— Видите, — продолжал Фридрих, — как и у Спинозы, религиозные чувства у Гете — это состояние благоговения, которое человек переживает, когда начинает понимать великий замысел законов Природы.

— Я пытаюсь следовать за вами, Фридрих, но мне нужно нечто осязаемое, нечто такое, чем я смогу воспользоваться.

— Не думаю, что я такой уж хороший проводник. Давайте вернемся к вашему изначальному требованию: «Я хочу получить то же, что Гете получил от Спинозы, — Фридрих заглянул в свои заметки, — спокойствие ума, равновесие, независимость от влияния других и спокойный, дисциплинированный способ мышления, ведущий к ясности видения мира». У вас, кстати, превосходная память. Вчера вечером я перечитывал комментарии Гете о Спинозе в его автобиографии и обнаружил, что вы цитировали их очень точно. Хотя он считает Спинозу благородной, выдающейся душой, человеком, который жил достойной подражания жизнью, и Гете воздает Спинозе должное за то, что тот изменил его, для наших целей он не излагает никаких конкретных подробностей того, как именно Спиноза ему помог.

— И к чему же это нас приводит?

— Вот что я предлагаю. Позвольте мне выдвинуть несколько пришедших по наитию догадок о том, как Спиноза повлиял на Гете. Во-первых, следует помнить, что у Гете уже сформировались некоторые близкие мыслям Спинозы идеи, до того как он натолкнулся на труды этого философа. Речь идет о взаимосвязанности всего сущего в Природе и идее о саморегуляции Природы, выше которой или ниже которой нет ничего. И помните, что для Спинозы Бог — эквивалент Природы. Он говорит не о еврейском или христианском Боге, а об универсальной религии разума, в которой больше не существовало бы ни христиан, ни иудеев, ни мусульман, ни индусов.

— Хм-м, я и не догадывался, что он хотел уничтожить все религии. Интересно!

— Он был универсалистом. Он ожидал, что традиционные религии будут отмирать, по мере того как все большее число людей станет посвящать себя поиску полнейшего понимания мироздания. Он видел в мире бесконечный поток причинности. Для него нет такой сущности, как воля или сила воли. Ничто не совершается по капризу. Все вызвано чем-то предшествующим, и чем больше мы посвящаем себя пониманию этой причинной связи, тем свободнее становимся. Именно эта точка зрения на упорядоченную вселенную с предсказуемыми, математически выведенными законами, на мир, обладающий бесконечными возможностями объяснения, подарила Гете ощущение спокойствия.

— Достаточно, Фридрих, у меня голова идет кругом! Я в этой природной упорядоченности ощущаю только ужас. Все это так трудно для понимания!

— Я всего лишь следую вашим расспросам о том, как Гете получил помощь от Спинозы, и вашему желанию получить те же преимущества. В работе Спинозы нет никаких технических уловок. Он не предлагает ни единого упражнения, подобного исповеди, или катарсису, или психоанализу. Человек должен следовать за ним след в след, чтобы прийти к его всеобъемлющему взгляду на мир, поведению и морали.

— Мне причиняет мучения Гитлер. Как бы Спиноза предложил мне облегчить это состояние?

— Спиноза стоял на том, что мы можем преодолеть мучения и все человеческие страсти — он называл их аффектами, — придя к пониманию мира как сети, сотканной из логики. Он настолько был в этом убежден, что говорил следующее… — Фридрих перелистал страницы. — «Я рассматриваю человеческие аффекты и их свойства точно так же, как и прочие естественные вещи».

— А что касается меня и Гитлера?

— Я уверен, он сказал бы, что вы подвержены аффектам, движимым идеями неадекватными, а не такими, которые вытекают из истинного поиска понимания природы реальности.

— И как же избавиться от этих неадекватных идей?

— Он недвусмысленно утверждает, что аффект перестает быть аффектом, как только мы формируем более ясное и отчетливое представление о нем — это и есть причинная связь, лежащая в основе аффекта.

Альфред умолк и ссутулился в своем кресле с кислым видом, словно хлебнул свернувшегося молока.

— В этом есть что-то тревожное. В высшей степени тревожное! Кажется, я начинаю видеть в Спинозе еврея — нечто дряблое, бледное, слабое и антигерманское. Он отрицает волю и клеймит страсти как нечто низшее, но мы, современные немцы, занимаем противоположную точку зрения. Страсть и воля — не те вещи, которые следует искоренять! Страсть — это сердце и душа народа, чья троица — мужество, верность и физическая сила. Да, несомненно: в Спинозе есть нечто антигерманское!