Представление для богов - Ольга Голотвина

Время замерло и покатилось вспять.

Аршмир... Театр... Подолгу отрабатывал он тогда перед зеркалом именно такое выражение лица.

«Малек ты портовый! — горячился Раушарни. — Ты должен пылать вдохновением боя! Зритель должен верить, что солдаты пойдут за тобой на смерть!»

Чад огромных светильников, грубые декорации на широких досках, пышные костюмы из тряпья...

«Вперед, мое доблестное войско!..»

Орешек застонал от стыда. Как он мог забыть... забыть самого себя?

Беглый раб, бродяга, актер, разбойник — как он мог позволить новой маске прирасти к лицу?

День за днем откладывал он свое исчезновение — а потом и думать о нем забыл, втянувшись в эту небывалую, невероятную жизнь. Жизнь, которой придает смысл важное дело, которую согревает уважение окружающих, которую освещают ласковые взгляды самой лучшей в мире девушки... ох, только не о ней сейчас...

Орешек ударил кулаком по парчовому покрывалу. Надо же быть такой беспечной скотиной! Почему он не ушел сразу после своего эффектного появления в этой распроклятой крепости? Почему в тот же вечер, на ночлеге, не спалил в придорожном костре распроклятый плащ? Почему не подался за первым же ветром из этой распроклятой страны?

А теперь...

Орешек в ужасе замер.

Вей-о! Теперь — поздно!

Исчезновение Хранителя в самом начале осады — это, конечно, трусость и подлость, но человек, который и так уже замаран страшным позором самозванства, вполне может приклеить к себе еще клички «трус» и «подлец». Нет, все гораздо серьезнее. Будут ли солдаты биться и умирать за стены, которые покинул Хранитель? Возьмет ли отважный и опытный Харнат на себя такую ответственность — возглавить оборону, если командир бежал с поля боя? Ой вряд ли! Старый солдат боится лишь одного — пойти против воли высокородных. А тут эта воля будет выражена весьма ясно...

Завтра в эту крепость войдут вражеские войска. Прошагают парадным строем в открытые без боя ворота? Или прокатятся лютой лавиной, сминая остатки сопротивления?

Арлину, хвала Безликим, никто не посмеет обидеть, она же Волчица, Дочь Клана. Но добрая Миланни, но тихая Айлеста, но маленький Тайхо, которого никто не сумеет удержать от битвы?..

Только сейчас Орешек понял, как успел он привязаться к этим людям.

А следом пришло и другое открытие: он за них отвечает!

Это было истинным ударом для Орешка, который за всю свою жизнь ни разу еще не чувствовал ответственности за другого человека. Да что там — даже щенок или котенок никогда полностью не зависели от него. А сейчас...

— Капкан захлопнулся! — с отчаянием сказал Орешек вслух. — Капкан захлопнулся!

Стало страшно — почти так же страшно, как там, на берегу ручья, когда он обнаружил знак Клана на плаще.

«Сам виноват, — с бессильной злобой подумал Орешек. — Капкан не поймает лису, если лиса сама в него не сунется!»

Откуда-то из прошлого, отодвинувшегося далеко-далеко, прежнее легкомыслие шепотком подсказало выход:

«Но ведь исчезают не только беглецы и трусы! Воин может пропасть в суматохе боя, в военной неразберихе, и никто не подумает о нем плохо, если до этого он вел себя достойно и храбро...»

За стеной многоголосо затрубили рога. Орешек нервно вскочил, но тут же сообразил, что это Большой Сбор.

Шаутей наполнился тревожными голосами. Подойдя к окну, Орешек увидел, что торговцы поспешно сворачивают свой нехитрый товарец, а двое наемников подгоняют их. Из бани, на ходу поправляя наспех натянутую одежду, горохом выкатилась толпа солдат. На пустыре копошились люди, но в сгущающемся сумраке не видно было, что они там делают.

Гул голосов становился все мощнее. Найлигрим пробудился от долгой ленивой дремоты и вспомнил, что он — не захолустный поселок, а крепость с боевым гарнизоном.

Орешек провел ладонью по ножнам висящей на стене Сайминги, подумал немного и решительно снял оружие с крюка. Что бы ни случилось, как бы ни повернулась судьба, он со своим сокровищем не расстанется!

Остановившись перед зеркалом, бросил строгий взгляд на своего двойника: не осталось ли тревоги в глазах, не стиснуты ли в отчаянии губы?

Затем картинно простер руку вперед и произнес:

— Вперед, мое доблестное войско!

Это было последней выходкой, которую позволил себе актер Орешек.

Аккуратно расправив перевязь меча, Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола перешагнул порог. Хранитель Найлигрима шел проверить, как готовится к войне гарнизон его крепости.

26

— Господин мой, Найлигрим отправил гонцов в столицу и в Ваасмир! Не сорвет ли это твои планы?

— Не бойся, Шайса. Нам с тобой не придется вдвоем вести эту войну, кое-что Нуртор умеет и сам. И он не хвастает, когда говорит, что сражается с двенадцати лет. Армия с обозами и осадными орудиями только-только двинулась в путь, а вперед уже были высланы... э-э... люди вроде тебя. Скрытно обогнули крепость, звериными тропами перебрались через горы и теперь поджидают гонцов...

Лунные сетки разлетались из-под копыт, ветви бешено плясали над головой всадника. Сердце билось уверенно и четко, стучал о широкую грудь кожаный мешочек. Сам дарнигар затянул шнурок на этом мешочке, сам дарнигар махнул рукой вслед гонцу: «Скачи со счастливым ветром!»

Всадник был молод и смел. Он впервые получил важный приказ и гордился этим так, что даже конь чувствовал состояние хозяина и летел как на крыльях.

И когда с нависшей над дорогой черной купы ветвей прошуршала, расправляясь, ловчая сеть, вырвала всадника из седла и швырнула наземь, не страх почувствовал он, а лишь изумление перед чудовищной несправедливостью. Он попытался встать, не ощущая боли в сломанных ногах, но в лунном свете поднялся и опустился длинный тусклый нож. Чья-то рука сорвала с груди гонца кожаный мешочек на тонком шнурке.

Солнце лишь краешком проглянуло меж поросшими лесом склонами, но белесый рассвет уже вползал в ущелье, на дне которого залегла тьма.

Тропу пересекал узкий поток: вода сочилась из трещины в скале и ручьем стекала на дно ущелья.

Легко процокали по камням копыта. Всадник спрыгнул с седла.

— Обойдешься! — весело шлепнул он коня по морде. — В лесу тебя напою!

И, склонившись над ручьем, погрузил ладони в ледяную воду.

Злобно пропела стрела. Струя крови окрасила поток и заскользила в равнодушную тьму ущелья. Сверху на тропу посыпались мелкие камешки: убийцы спешили обшарить упавшего лицом в воду человека.

Солнце просеивалось на тропинку сквозь решето ветвей. Корни деревьев перепахали землю, толстые сучья угрожающе склонились над тропой, заставляя всадника ехать шагом, низко наклонившись к гриве коня. Листва скользила по плечам, по капюшону плаща. Не сверху, не из древесных крон ожидал всадник опасности!