«Был жестокий бой» - Альберт Зарипов

Но тут настал скорый зимний вечер и свежепойманного боевика было решено препроводить к спецназовцам. Только которые и могли продержать коварного бандита у себя аж до самого утра. А назавтра допросы должны были продолжиться… Однако чеченская война внесла свои коррективы в судьбу одного пленённого грозненца…

«Та-ак!.. — подумал я, возвращаясь с ужина. — Что тут такое творится?»

На широком и просторном крыльце нашей гостиницы стояла внушительная толпа военного люда. Но не это обстоятельство насторожило меня более всего. Присутствующие здесь солдаты, офицеры, прапорщики и даже несколько гражданских специалистов… Все они стояли каким-то амфитеатром, обращая всё своё внимание куда-то в центр… Я с трудом протиснулся в эту разношерстную толпу, чтобы разузнать в чём же дело… Ну, а потом пройти непосредственно ко входу в пятиэтажку.

Вскоре я был вынужден остановиться, потому что в первых рядах зрители сплотились в одну крепкую стенку. Однако мне уже было видно всё то, что сейчас происходило перед возбуждёнными людьми…

Там били чеченца. Глухие удары я слышал ещё на подходе к этой массе военных. А вот теперь мне удалось увидеть всё своими собственными глазами. Било его трое крепких мужчин, одетых не в армейский камуфляж… И даже не в милицейскую форму… Или ВеВешное обмундирование. Это были те, кто проживал на первом этаже нашей пятиэтажки. Я их узнал без особого труда, хотя мог сейчас обозревать только широкие спины и мелькающие локти…

— Ах, ты… — изредка доносилось оттуда вперемешку с откровенным матом. — Т-ты, бля-а-а!

Мне стало неприятно и даже противно. Потому что на мой взгляд настоящий мужик, если он считает себя нормальным человеком, должен всегда биться на равных. То есть один на один с соответствующим твоей комплекции противником… Можно и с более крупным… Но никогда с мелким… Которого можно обратить в бегство даже крепким словом. А тут…

«Блядство какое-то! — подумал я с нарастающим недовольством. — Трое Амбалов на одного…»

Но и численное превосходство не являлось здесь чем-то предосудительным. Руки чеченца были крепко связаны за спиной, а на его глазах находилась широкая чёрная повязка, закрывавшая ему весь обзор. И местному жителю оставалось только сильнее вжиматься в угол между фасадом здания и выступающей наружу опорной стеночкой, поддерживавшей снизу бетонный козырёк. Именно в этот угол он старался вжаться как можно глубже… Но, увы… Его били трое здоровенных мужчин… И лишь изредка чеченец изменял своё местоположение, прижимаясь спиной то к фасаду здания, то к опорной стеночке. Так он пытался уберечь ту часть своего тела, которой только что досталось более всего. Вернее, он пытался дать своим бокам хоть какую-то передышку.

А эти продолжали его бить, несмотря ни на что…

— Говори! Так и сяк тебя!.. С-сука!.. Стрелял по нашим? Ну! Стрелял в солдат или нет?! признавайся! Тварюга!

Однако избиваемый молчал… Он только изредка постанывал, когда в его тело врезался особо крепкий удар. Хоть ему и не завязали рот, но тем не менее житель Грозного продолжал хранить упорное молчание.

Минут через пять избиение прекратилось. За это время мне удалось пробраться метра на два по направлению к двери в гостиницу. Тут удары стихли и я оглянулся вправо… Трое крепышей стояли с красными лицами, тяжело дыша и утирая со своих лбов «трудовой» пот. А бедолага чеченец оставался в своём углу… Дыхание его тоже было прерывистым и он даже закашлялся… Тело его согнулось и слегка так подалось вперёд…

— Н-на! — прорычал на выдохе самый здоровенный бугай и врезал кулаком по вражьей голове.

Чеченского его противника тут же отбросило назад. И вновь наступила томительная пауза… Все старались хорошенько отдышаться, чтобы затем вновь…

Тут из передних рядов вышел какой-то гражданский… Он сделал пару шагов вперёд и обратился к отдыхающим «молотобойцам»…

— Р-ребята! Я там з-за г-госпиталем сегодня траншею рыл… А д-давайте… Мы его прямо туда з-забросим… И я его з-засыплю, к чёртовой матери.

Эти трое, судя по всему, являлись истинными хозяевами нынешней ситуации… А потому они ничего не сказали в ответ воинственному экскаваторщику… Они думали…

Всё из того же первого ряда на сцену выбрался ещё один гражданский… Ему удалось сделать только полшага вперёд, но и этого оказалось достаточным. Он попытался ткнуть своим полускрюченным пальцем в сторону стоявшего в углу чечена… Но рука его малость подвела… И поэтому вместо сурово изобличающего жеста получился неопределённый полувзмах… В таком же драматизме была произнесена и речь…

— М-маша! — начал говорить второй гражданский «мститель», обернувшись назад. — Вот эт-ти т-твари… Эт-то они ст-треляли в наш-ших с-солдат! Т-ты слыш-шишь, М-маша!

Находившаяся в первом ряду пожилая женщина пьяно икнула, но так ничего и не сказала… Она ещё крепче ухватилась обеими руками за стоящего рядом мужика в ватной телогрейке и строительной шапке. Тот покачнулся влево, но всё же не упал…

— М-маша! — продолжал второй гражданский спец. — Эт-то они!.. Стр-р-реляли!.. А т-ты их пот-том леч-чила… Н-наших с-солдат… М-маш-ша! Ты меня с-слыш-шишь?

Я посмотрел на эту «М-маш-шу» в несвежем белом халате… По моему, она была пьяна до самой распоследней степени…Разве что не падала наземь… Да и то! Благодаря лишь находившемуся рядом с ней обладателю ватника и стройбатовской шапки… Поэтому санитарка Маша ничего не могла произнести в ответ… Она только икала с большими интервалами… Обеими руками держалась за свою опору в ватнике… И по-прежнему тупо смотрела вперёд…

— Р-ребята! — вновь ожил развоевавшийся экскаваторщик. — Н-ну, д-давайте его… В т-траншею… С-сбросим! А-а?! Н-ну…

Все трое, то есть непосредственные участники экзекуции… Они внимательно посмотрели на чечена… Вполне так определённо… То есть уже решая его дальнейшую судьбу… Ведь с коротким отдыхом пришли и новые силы. А там, глядишь…

Но тут один из крепышей обратил своё внимание на что-то другое… Вполне реальное и конкретное…

— Б-бля-а! Да у него ещё и шапка норковая! Ах, ты!

Все присутствующие моментально посмотрели на головной убор противника. Это была действительно норковая шапка… Правда, так называемая обманка… Да ещё и изрядно протёртая… Которая впрочем продолжала крепко держаться на голове своего хозяина… Ведь она была натянута почти по самые уши…

Как бы то ни было, но малейшее упоминание о норковом меховом изделии, обладавшем повышенным покупательским интересом, а значит и более дорогой ценой… Всё это не пошло на пользу здоровью одного чеченца…

— Ах, ты! — прорычал знаток ценных мехов. — Н-на!

И на обладателя норковой шапки посыпались новые удары. Если днём ему вменялось в вину потенциально возможная принадлежность к бандитским отрядам, что не прощалось ни пехотой, ни танкистами, ни даже ВеВешниками с ОМОНами, СОБРами да Псами… То теперь с наступлением вечерних сумерек чеченский бедолага был виновен в том, что у него имелась потрёпанная норковая шапка-обманка… А у остальных присутствующих здесь людей столь ценного головного убора не было, скорей всего, никогда… Поэтому чечену не простили и этого норково-шапкового превосходства.

Вот за это его теперь и били. Еле держащиеся на ногах гражданские личности возвратились в свой первый ряд, где и заняли персональные почётные места. То есть по бокам пьянющей санитарки «М-маш-ши». Её надёжнейшая опора в ватнике и строительной шапке с белой перевязью ото лба к самому затылку… Увы… По причине своей явной слабости и непроявленной воинственности этот мужчина был самым бесцеремонным образом оттеснён в сторону «боевым» экскаваторщиком… Который ради Машутки был готов на всё!

А избиение чеченцев продолжалось. Хоть они присутствовали здесь в одном-единственном лице… Да ещё и увенчанном столь драгоценным головным убором… Увы… Продолжалось как избиение… Так и мучения этого бедолаги…

Я стал протискиваться дальше. Ведь на пойманном в плен чеченце ещё оставались тёмно-коричневая кожаная куртка, хоть и разорвавшаяся книзу от правого бокового кармана. На подобные бытовые мелочи достопочтенная публика, конечно же, вряд ли обратит своё бдительно-торжествующее внимание…

«А вот с кожаной курткой ему тоже не повезло… — думал я с клокочущим во мне возмущением. — Да и с чёрными джинсами тоже… А вот что у него на ногах… Этого я и не заметил…»

Так я продирался дальше… Сквозь непривычно плотную толпу разношерстного военного народа, который продолжал безмолвствовать. Все эти командиры, прапора и солдаты молчали и тем самым поощряли эту пьяную мерзость на ещё худшие поступки. Что же касалось лично меня, то я не считал себя отъявленным борцом за права и свободы всех граждан мира. Я был обычным человеком, который хоть и не витает в высоченных облаках всеобщего гуманизма тире человеколюбия… Но и уподобляться ползающим в донной грязи пьяным выродкам и дегенератам… Не-ет… Этого я точно не хотел.