Молния - Дин Кунц

– Мама, он что-то говорит. – Крис показывал на человека на кровати. – Разве ты не слышишь? Он говорит.

– Воды, – хрипло произнес раненый. – Воды.

Лора бросилась к кровати и склонилась над ним. Он пришел в сознание. Он пытался сесть, но у него не хватало сил. Его голубые глаза были открыты, и, хотя они были воспалены, их взгляд был пристальным и внимательным.

– Пить, – сказал он.

Лора позвала:

– Крис!

Он уже был рядом со стаканом воды в руке.

Лора села на кровать рядом с хранителем, приподняла ему голову, взяла у Криса стакан и начала его поить. Она поила его с перерывами, чтобы он не задохнулся. Его губы были обметаны и потрескались, а язык покрыт белым налетом, похожим на пепел. Он выпил треть стакана и знаками показал, что больше не хочет.

Лора опустила его голову на подушку, попробовала лоб. Жар спал.

Он поворачивал голову из стороны в сторону, стараясь понять, где находится. Хотя он утолил жажду, его голос оставался хриплым, надтреснутым.

– Где мы?

– Мы в безопасности, – ответила Лора.

– Мы нигде не можем быть в безопасности.

– Хочу вам сказать, что мы немного разобрались в этой немыслимой ситуации.

. – Верно, – подтвердил Крис, сидя на кровати рядом с матерью. – Мы знаем, что вы путешествуете во времени.

Человек посмотрел на мальчика, с трудом улыбнулся и сморщился от боли.

– У меня есть лекарство, – сказала Лора. – Болеутоляющее.

– Не надо, – ответил ее хранитель. – Не сейчас. Попозже. Можно еще воды?

Лора снова его приподняла, и на этот раз он допил всю воду, что оставалась в стакане. Она вспомнила о пенициллине и положила ему в рот капсулу. Он проглотил ее с двумя последними глотками воды.

– Вы из какого времени? – допытывался глубоко заинтересованный Крис, не замечая, что капли стекают с его мокрых волос. – Из какого?

– Милый, – остановила его Лора, – ты же видишь, какой он слабый, ему сейчас не до вопросов.

– Но это он нам может сказать, мама. Вы из какого времени?

Человек посмотрел на Криса, потом на Лору, и в его глазах опять появилось испуганное выражение.

– А все-таки, из какого вы времени? Какой это год? Две тысячи сотый? Трехтысячный?

Своим хриплым надтреснутым голосом тот ответил:

– Одна тысяча девятьсот сорок четвертый.

Было видно, что этот короткий разговор утомил его, у него закрылись глаза, а голос звучал все тише; Лора была уверена, что он вновь погружается в забытье.

– Какой? – переспросил Крис в растерянности от полученного ответа.

– Тысяча девятьсот сорок четвертый.

– Не может быть, – удивился Крис.

– Берлин, – прошептал раненый.

– Он бредит, – пояснила Лора Крису. Усталость брала верх, и его речь звучала невнятно, но он точно произнес: «Берлин».

– Берлин? – переспросил Крис. – Вы хотите сказать, Берлин в Германии?

Но раненый уже спал, хотя это не было прежнее тяжелое забытье, а сон с легким похрапыванием; за секунду до этого он уточнил:

– В нацистской Германии.

– 4 -

Крис больше не смотрел на экран телевизора, где шла «мыльная опера»; вместе с Лорой они придвинули стулья поближе к кровати, чтобы следить за состоянием спящего человека. Крис уже оделся; мокрые волосы высохли, за исключением прядей на шее. Лоре тоже очень хотелось принять душ, но она не решалась даже на секунду отойти от раненого на случай, если он проснется и заговорит. Они с Крисом беседовали шепотом.

– Послушай, Крис, какая мысль пришла мне в голову: если эти люди из будущего, то почему они не были вооружены каким-нибудь необыкновенным оружием, например, лазерным?

– Они не хотели, чтобы кто-то догадался, что они из будущего, – объяснил Крис. – Их оружие и одежда не должны их выдавать. Но, мам, он ведь сказал…

– Я помню, что он сказал. Но это какая-то чепуха. Если они могли путешествовать в тысяча девятьсот сорок четвертом, то мы об этом наверняка бы знали, как ты думаешь?

В час тридцать раненый проснулся и сначала не мог сообразить, где он находится. Он снова попросил воды, и Лора его напоила. Он сказал, что ему стало лучше, хотя он чувствует большую слабость и все время хочет спать. Он попросил, чтобы его подняли повыше. Крис достал из шкафа дополнительные подушки, и вместе с Лорой они подложили их ему за спину.

– Как вас зовут? – спросила Лора.

– Штефан. Штефан Кригер.

Лора тихо повторила имя; это было хорошее имя, не очень звучное, но солидное, как и положено мужчине. Но оно мало подходило ангелу-хранителю, и она невольно улыбнулась при мысли, что после стольких лет, включая два десятилетия, когда она перестала верить в его существование, она по-прежнему ожидала, что его имя будет мелодичным и неземным.

– И вы из…

– Тысяча девятьсот сорок четвертого, – повторил он. Пот мелкими каплями выступил у него на лбу от усилий держаться в сидячем положении; а может быть, его взволновали воспоминания о тех временах и местах, откуда началось его путешествие. – Берлин в Германии. Знаете, был такой выдающийся польский ученый Владимир Пенловский, некоторые его считали немного сумасшедшим, даже безумцем. Он жил в Варшаве и двадцать пять лет разрабатывал теорию о природе времени, пока Германия и Россия не сговорились о вторжении в Польшу в 1939 году…

По словам Штефана Кригера, Пенловский симпатизировал нацистам и приветствовал вторжение гитлеровских войск в Польшу. Возможно, он знал, что получит от Гитлера финансовую поддержку для своих исследований, на что он не мог рассчитывать, когда у власти находились более трезвые умы. Заручившись покровительством самого Гитлера, Пенловский и его ближайший помощник Владислав Янушский перебрались в Берлин, и создали институт исследований природы времени, столь засекреченный, что он не имел официального названия. Его называли просто «Институт». Там в сотрудничестве с немецкими учеными, в равной степени преданными идее и такими же прозорливыми, питаемый обильным потоком средств «третьего рейха», Пенловский проник в тайну времени и передвижения в пространстве дней, месяцев и лет.

– Блицштрассе, – сказал Штефан.

– «Блиц» – это значит «молния», – подхватил Крис. – Как «блицкриг» – «молниеносная война» во всех этих старых фильмах.

– Тут это означает «Молниеносный Транзит», – пояснил Штефан. – Транзит сквозь время. Дорога в будущее. Скорее ее можно было бы назвать «Цукунфтштрассе», или «Дорога в будущее», – рассказывал Штефан, – поскольку Владимир Пенловский не изобрел способа отправлять людей назад в прошлое с помощью созданных им Ворот. Они могли двигаться только вперед, в свое будущее, и возвращаться обратно в свою эпоху. Видимо, существует некий космический механизм, который не дает путешествующим во временном пространстве вмешиваться в их собственное прошлое, чтобы изменить настоящее. Видите ли, если бы они могли двигаться назад во времени, в свое собственное прошлое, то возникли бы…