Царская невеста - Валерий Елманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А дальше был поцелуйный обряд, и целовать Иоанну досталось не супругу Андрея Тимофеевича, а мою Машеньку! Бледная как полотно – должно быть, от волнения – и до чего же прекрасная. Ну а царь, как водится, полез целоваться, только не так, как положено. Иными эти поцелуи были, явно не обрядными. Смотреть противно на старого греховодника. Но я стерпел, только отвел глаза, чтоб не видеть. Вначале поглядел на князя. Так и есть – чуть не трясется от радости. Не иначе как и он заметил необычность поцелуя. Любоваться на его ликование мне тоже не хотелось, и я скользнул взглядом дальше, по толпе, что собралась. И вот тут-то чуть не охнул.
Светозара стояла в первых рядах. Скромненько так, неприметненько. И одежда хоть и нарядная, но ничем особым от прочих не отличалась. Но как она смотрела на царя. Не просто – с пониманием. А на губах торжествующая улыбка. Уверенная такая, красноречивая. Мол, все идет как надо. Кому? Ей?
А едва заметила, что я на нее смотрю, улыбка у нее тут же пропала. Только очень уж она ликовала в этот миг, так что с губ она ее согнала, а из глаз убрать не получилось. И мне почему-то припомнилась осенняя ночь, когда мы с ней возвращались с полянки, а она ревела. Навзрыд. Тогда-то я, чтобы ее утешить, спросил:
– Неужто тебя всех наговоров лишили? Даже добрых не оставили?
– Оставили, – ответила она сквозь слезы. – Да что в них проку-то?!
– Ну как же, – рассудительно заметил я. – Значит, лечить ты все равно можешь. И болезни заговаривать, пусть и не все, и разные там присухи составлять, чтоб люди друг дружку любили. Так чего ж тебе еще? Вот и пользуйся. А народ тебе за это спасибо скажет.
– На что мне спасибо? Я ж хочу, чтоб меня боялись, – заявила она тогда и насмешливо фыркнула. – Болести, присухи… – И вдруг осеклась, как-то странно на меня поглядев, а потом, помолчав, не произнесла – пропела: – Ай и впрямь, пожалуй, я тебя послушаюсь. Благодарствую, князь-батюшка, за мудрое слово. Вразумил девку глупую.
И низко поклонилась. До земли. А в глазах искорки зажглись. Странные такие, насмешливо-загадочные. Как бесенята – прыг-прыг, скок-скок.
Мне отсюда не разглядеть, но я был уверен – эти искорки и сейчас скачут в ее глазах. Прыг-прыг. Скок-скок. Радуются вместе с хозяйкой. А чему?
От всех этих мыслей я чуть не пропустил своей очереди на поцелуй. Губы у Маши были отчего-то холодные. Лицо мраморное, и губы такие же. Да и сама она стояла как неживая.
Когда дошла очередь до вина, Борис Годунов сунулся было выполнить свою обязанность – он же кравчий, ему все надо пробовать в первую очередь, в том числе и вино на подносе, но Иоанн тут же небрежно его в сторону и за кубок. Он даже пил, не отрывая глаз от княжны.
А мне про приворотное зелье вспомнилось. Как там оно называется? Присуха? Вот-вот. Если, к примеру, плеснуть его в вино Иоанну, то получается, что… А додумывать не стал – уж очень погано получается. Я, конечно, во все это не верю, сказки, бабкины бредни, но вдруг. Или требуется вначале пить, а потом целовать? Возможно. Но тогда чему радовалась Светозара?
Спустя пару дней я, улучив момент, все-таки разыскал ведьму. Как она ни отбрыкивалась, что ее ждет князь с настоем для княгини, я не отстал. Прижал в углу к стене и твердо заявил:
– Рассказывай, а то не выпущу.
– Нечего мне рассказывать. Чиста я пред тобой. И уговор наш блюду, яко поклялась, – категорически отрезала она и шнырь у меня под руками – только я ее и видел.
Но, чуть отбежав, перед самой лестницей, что вела в женскую половину, она остановилась, обернулась и напомнила:
– Гляди ж и ты – не порушь наш уговор, да ключницей взять меня не забудь.
И бегом наверх.
Ни слова в тот день царь про сватовство не произнес. Ну там, у вас товар, у нас купец, добрый молодец. Сказал, что по приезде в первый день о том говорить негоже. Ладно, промолчал я. В конце концов, он сват, ему видней. На второй день опять молчание. На сей раз Иоанн сослался на великий церковный праздник. Дескать, в день апостола и евангелиста Марка о делах вести речь не след. И снова я промолчал. А что мне оставалось делать? Потом ему занеможилось. Затем он собирался с духом – мол, настрою нет. Под конец же и вовсе окрысился.
– Ишь пристал, яко банный лист! – рявкнул он. – Впредь повелеваю о сем помалкивать! – И уже тоном помягче: – Да помню я, помню, фрязин. Тока ты меня за рукав, сделай милость, не дергай. Нешто сам не зришь – горе у них, опять же княгиня в болести пребывает, а тут ты со сватовством! Потому подходец сыскать надобно, чтоб хозяев не изобидеть.
Крыть было нечем. Всего две недели назад неожиданно скончался брат Маши Александр, о чем я узнал лишь по прибытии. С тех пор княгиня и слегла, не в силах пережить смерть единственного сына. Получалось и впрямь не очень. Тут люди еще сороковины не справили, а я со сватовством. И как быть? Веских аргументов у меня не нашлось, но царь, сжалившись, ободрил:
– Ладно уж, завтра с ним обо всем поговорю.
На сей раз он сдержал слово, и разговор со старым князем у него действительно состоялся. Только был он какой-то странный. Ни тебе свадебного кушака через плечо, ни прочих атрибутов свата, которых я здесь уже нагляделся будь здоров.
Вдобавок говорили они друг с другом наедине. Обо мне речи нет. Жених действительно ожидает в стороне и появляется только в самый последний момент, как черт из табакерки. Но ведь с царем не было вообще никого, а вот это уже неправильно. Сват с отцом невесты тет-а-тет вообще не говорит, особенно такой, как Иоанн. Сватовство – это своего рода театральное действо, а потому требует непременного присутствия зрителей. И такой «гениальный» артист, как царь, никогда не стал бы от них отказываться. Скорее наоборот. Ему только дай волю где-нибудь покрасоваться. А публики чтоб побольше, побольше.
Получается, он и не сватался вовсе? Тогда чем они там занимались, о чем говорили? Да и когда вышел царь из светлицы, вид у него был тоже какой-то неправильный. Я понял бы радость на его лице, понял бы даже печаль. Только удивился бы немного – как это Долгорукий отказал царю? У него же обе эмоции вместе. Это как понимать? Он опечален полученным согласием? Или обрадован полученным отказом? И ответ его мне тоже показался загадочным.
– Погодь, фрязин, со сватовством. Тут у него княгиня хворая, не ровен час помрет, потому чуть обождать просит. – И ускользающий взгляд в сторону – пойди поймай.
Чем дальше, тем мне становилось все тревожнее и тревожнее. Терпение на исходе, но пока еще имеется. Жду, хотя чего – уж и сам не пойму. Но на другой день с самого утра терем огласили женские вопли.
«Ой, да на кого ж ты нас покинула, белая лебедушка!», «Ой, да куда ж ты закатилась, ясно солнышко!», «Ой, да как же нам без тебя да жить!»…