Амрита - Банана Ёсимото

Пусть ни у кого из нас никогда больше не будет плохих воспоминаний.

Неумолимый вечер отбирал у нас последние крохи драгоценного времени. Вот вдоль автострады замелькала знакомая неоновая реклама. Мы въехали в Токио. Лапша немного притормозила, и машина мягко вписалась в поворот. Мы взяли курс на центр города.

– Когда ты улетаешь? – спросила Лапша.

– Послезавтра.

– Знаешь, я больше не сержусь на тебя за то, что ты меня бросил, – сказала Лапша и засмеялась.

– Обманщица. Это еще кто кого бросил!

– Да ладно. Не важно уже. – Лапша вдруг посерьезнела. – Все в прошлом. Мы с тобой теперь просто друзья.

– Верно, – сказал Месмер.

– А если у тебя есть друзья, то, значит, все будет в порядке. Потому что друзья – твоя зашита, они придают тебе сил, и ты начинаешь вести себя по-другому. Так, чтобы им не было за тебя стыдно.

– Угу, – кивнул Месмер.

– Сегодня на океане было так здорово! – сказал брат, когда мы все прощались у метро. – Я никогда не забуду, как мне не хотелось возвращаться в город.

– Как только тебя снова потянет на океан, приезжай в Калифорнию, – сказал Месмер. – И запомни на будущее – ты не обязан жить в Японии, если тебе здесь не нравится.

– Угу.

– И вы двое тоже обязательно приезжайте в гости.

Это были его последние слова. Он помахал нам на прощанье рукой и ушел в ночь. Я смотрела ему вслед, пока он шел по пешеходному переходу. Но вот его тонкая слабая фигура скрылась из виду. И я подумала, что он сам и есть полночная, голодная Золушка, которая никак не найдет себе места в этом мире.

Лапша довезла нас до дома на машине.

– Пока! – сказала она и улыбнулась.

Дома нас с братом ждали мама и Микико.

Когда я позвонила домой из центра, мама сказала: «Приезжайте поскорей! Мы вас ждем! Покупать ничего не надо. Микико принесла столько сладостей, что и за год не съесть».

От маминых слов во мне немного поубавилось грусти и воспоминаний о поездке на океан.

Хотя все еще зудели обгоревшие на солнце руки…

Хотя моя обувь все еще была полна теплого песка…

Хотя если закрыть глаза, то в ушах сразу становится слышен шорох волн и звонкий смех нашей компании – однодневки…

Я снова чувствовала себя маленькой девочкой, которая безутешно плачет в электричке, возвращаясь домой от далеких родственников: «У них было так хорошо, так весело…»

Вспомнив этот эпизод, я на мгновение испытала сильное, теплое чувство – на порядок ярче всех тех воспоминаний, которые посещали меня на протяжении сегодняшнего дня.

В тот самый день, кода Месмер улетал в Штаты, я осталась ночевать у Рюичиро. Весь вечер мы провели перед телевизором – смотрели «Унесенные ветром». Это была идея Рюичиро: ему вдруг во что бы то ни стало захотелось прослушать звуковую дорожку к фильму, но обязательно в сопровождении картинки. В результате мы легли спать около четырех утра. Причем каждый на своей, как говорится, подстилке. Рюичиро спал на кровати, а я – на специально постеленном для меня на полу футоне.

Все-таки мы с ним очень разные.

– Господи, как я устал, – сказал он, лежа в темноте.

– Ты можешь мне объяснить, ради чего мы смотрели весь этот длиннющий фильм? Только не говори, что ты его раньше не видел.

– Да видел, конечно. Целых три раза.

– Я так и знала!

– У меня даже не осталось сил на секс.

– Да… как быстро мы, однако, скатились к жизни без секса.

– Зато у нас есть любовь, как у нежных пожилых супругов.

– Да ладно тебе. Спи уже.

– Слушай, вот как ты думаешь, почему этот фильм такой известный? Шедевром-то его не назовешь.

– Это потому, что он снят по очень известной книжке.

Так и не помню, чем закончился наш разговор. Мы оба заснули прямо на середине предложения…

А потом я оказалась в каком-то месте, больше всего похожем на просторный гостиничный вестибюль, насквозь пронизанный солнечными лучами. Где-то на недосягаемой вышине сиял стеклянный потолок, над которым голубело чистое небо.

Солнце струило сверху свой нежный свет, заливая все и вся, мягко подсвечивая почти прозрачную кожу белокурых людей, которые сновали взад – вперед по вестибюлю.

«Какая красота», – подумала я.

И эти мягкие золотые локоны, и прелестный звук иностранной речи. Словно музыка, словно нежный шепот.

Я, в платье без рукавов, сидела за плетеным раттанговым столом со стеклянной столешницей. На столе стояла маленькая хрустальная вазочка с красным цветком.

Противоположный конец вестибюля тонул в ослепительном сиянии. Интересно, что там происходит?

Я прищурилась.

За прозрачными дверьми, ведущими на террасу, я увидела блестящий под солнцем бескрайний океан.

Оказывается, это он ослеплял меня своим нестерпимым сиянием.

«Какая жестокость, когда тебе дают что-то и тут же отбирают…» – подумала я.

Непонятно почему, но это чувство как нельзя больше соответствовало грациозному прохладному полдню, царившему вокруг.

Я медленно осмотрелась.

С дальнего конца вестибюля ко мне приближался загорелый мужчина. Высокий и худой, приятного вида тихий человек.

«Кажется, я его знаю», – подумала я. И в этот момент он приветливо улыбнулся мне и прибавил шаг.

Месмер. Это был он.

– Месмер, здравствуйте. Где это мы?

Оглядевшись, он ответил:

– Где-то внутри твоей головы. Это место – гибрид твоих представлений о Калифорнии, о международных аэропортах и о загранице.

Улыбнувшись, он сел за стол рядом со мной.

– Вы очень хорошо выглядите. Надеюсь, у вас все в порядке. Похоже, что Япония и впрямь не самое лучшее место для вас.

– Еще бы. В Японии слишком мало солнца, – ухмыльнулся он. – Но наша последняя встреча была чудесной. Мы прекрасно провели день!

Мимо пробежала стайка детей в разноцветных купальниках. Они явно спешили на пляж. Потом прошел официант с серебряным подносом, на котором стоял высокий бокал с каким-то экзотическим напитком.

Мы с Месмером немного помолчали. Я снова посмотрела в сторону океана. Он сиял, словно отлитый из золота и серебра. Огромная масса сияющего света.

– Может, передать что-нибудь Лапше? – спросила я.

– Да нет, не надо, – он покачал головой. – Все уже в прошлом. Нам было хорошо вместе, но теперь это уже не важно. Между нами все кончено. Я очень люблю ее. Она такая молодая и так трогательно относится к жизни. Меня восхищает в ней каждая мелочь. Если бы мы не расстались, думаю, что я во всем полагался бы на нее. Она была бы хранительницей наших отношений. Но мы расстались, и говорить больше не о чем… Мне будет очень грустно, когда в ее жизни появится другой мужчина, но, наверное, это неизбежно. Она как цветок. Надеж – да и свет. Она – сама слабость, но она же – сама сила. И скоро все то, что я так любил в ней: ее улыбка, тепло ее ладоней и тысяча милых мелочей – будет принадлежать кому-то еще… Жизнь иногда бывает очень жестокой. Я должен быть готов к тому, что в один прекрасный день мое место займет другой. Боль разлуки звучит в моем сердце как прекрасная церковная музыка, и в этом звуке вся красота человеческой жизни и вся ее жестокость – порождение неумолимого течения времени. Руки наши пустеют и вновь наполняются новой красотой. И в нашем мире нет ничего идеальнее этого механизма. Настоящие друзья – утешение моей жизни. Тот источник, в котором я черпаю силы.

– Ясно, – сказала я и подумала о Лапше.

И вдруг увидела ее. Она стояла неподалеку от нас, одетая в одну из своих длинных юбок. Лицо ее светилось мягкой улыбкой.

– Мне было очень хорошо в тот день. Спасибо, – сказал Месмер. – Спасибо! Я понял, что значит быть счастливым. И я люблю вас всех!

На этом месте я проснулась. В темной комнате, посреди темной ночи.

«А ведь Месмер приходил прощаться», – подумала я, и мне стало нестерпимо грустно. Я хотела запомнить этот сон навсегда. Чтобы в моем сердце осталась каждая его подробность, каждая деталь.

Но к сожалению, это невозможно.

Руки наши наполняются красотой и снова пустеют. Нам остается только отчаянно цепляться за эту красоту… Сияющий океан, улыбка друга, отбывающего в дальние края…

Я случайно взглянула на Рюичиро и увидела, что он не спит. Лежит на кровати, глаза его рас крыты, и он смотрит на меня, не отрываясь.

– Ты чего? – удивленно спросила я. – Кто-то. кажется, говорил, что умирает хочет спать.

– Не знаю. Я просто вдруг проснулся, и все… Скажи, ты видела какой-то волшебный сон, правда?

– Ну, можно и так сказать. А ты откуда знаешь? У меня было красивое лицо?

– Да нет… Не в этом дело… – с сомнением сказал он.

– А в чем? Может, я говорила что-то во сне?

– Н-нет… Просто ты как бы светилась, понимаешь? От тебя исходил свет. И от этого света я проснулся. Посмотрел на тебя спящую и вдруг увидел залитый светом огромный гостиничный вестибюль. И за прозрачными дверьми – сверкающий океан.

– Да ты просто экстрасенс!

– Нет. Я не экстрасенс – я писатель. И я люблю тебя.