Госпожа де Шамбле - Александр Дюма

Таким образом, мы сидели и разговаривали примерно до одиннадцати часов. Игра шла оживленно, хотя все считали ее лишь прелюдией к предстоящей битве; г-н де Шамбле держал банк и постоянно выигрывал.

В одиннадцать часов г-жа де Шамбле удалилась, пожав мне на прощание руку. Вскоре после этого я последовал за слугой, ожидавшим в прихожей, чтобы показать мне комнату. Как и сказал Грасьен, моя комната была расположена рядом со спальней графини.

Проходя мимо ее закрытой двери, я вновь почувствовал тот пьянящий аромат, что Эдмея оставляла на своем пути. Если бы я был один, я упал бы на колени перед ее дверью и стал бы целовать порог.

Но я смог лишь мысленно поклониться графине, пожелав ей от всей души спокойной ночи, и прошептал полустишие Вергилия:

Incessu patuit dea.[15]

Мне совсем не хотелось спать; я попытался читать (в комнате стоял книжный шкаф с набором отменных книг), но мои глаза перебегали от строки к строке, а мысли были далеко.

Лунный свет проникал сквозь ставни. Я открыл окно, выходившее на балкон.

И тотчас же мне послышалось, что рядом, тоже на балконе, закрывают окно.

Вероятно, Эдмею, как и меня, мучила бессонница, и она старалась как-то скоротать время. Видимо, графиня случайно закрыла окно в тот же миг, когда я открывал свое, либо она вернулась в свою комнату, испугавшись, что я ее увижу, и наша близость придаст мне смелости.

Я не меньше часа стоял на балконе в призрачном печальном свете луны, озарявшей мирно спящую землю, и наблюдал за движением других миров.

Кругом царило безмолвие, но мне чудилось, что с неба, по которому блуждали, совершая круговорот, звезды, доносится исходящий от них голос божественной гармонии. Человек не может услышать на таком расстоянии этот торжественный хор вечности, но музыка сфер проникает в нашу душу благодаря неведомому чувству, вызывая в нас неодолимую веру, которую в глубине души испытывает каждый, и, погружая в смутные воспоминания о былом и навевая сладостные надежды на будущее, предрасполагает к слезам.

Я видел, как во сне, в прозрачном сумраке дивной летней ночи маленькое кладбище, напоминавшее то, что вдохновило Грея на одну из его самых прекрасных элегий; во тьме белели два-три надгробия, воздвигнутые тщеславием, а в середине погоста сурово возвышалась романская церковь; в одном из ее окон отражался лунный свет, и оно казалось мне глазом, глядящим в небо. Селение лежало передо мной как на ладони, вплоть до крыши дома Грасьена, стоявшего на склоне холма и утопавшего в зелени сада по самую кровлю. Временами до меня доносилось ясное, чистое, быстрое, неровное пение соловья, неожиданно умолкавшее и столь же внезапно возобновлявшееся. Я узнал голос питомца Эдмеи, выводившего свои последние трели, перед тем как замолкнуть и улететь. Я находился в том состоянии духа, когда все это наполняло мое сердце неизбывной тихой грустью, которая, подобно всем глубоким чувствам, включая радость, едва ли не причиняет боль.

Собираясь было вернуться в комнату, я заметил какую-то неясную тень; она выскользнула из-за деревьев и направилась в сторону служебных строений, размещавшихся у ограды усадьбы.

Я закрыл окно, но не стал задвигать ставни, чтобы лунный свет по-прежнему заливал всю комнату. Кроме того, я должен был подняться на рассвете и, не зная, когда смогу уснуть, рассчитывал, что меня разбудит солнце.

Подходя к кровати, я увидел бумагу, которая высовывалась из-под двери, сообщавшейся с туалетной комнатой г-жи де Шамбле.

Быстро взяв записку, я поднес ее к свету и узнал почерк Эдмеи. Вот что она писала:

«Друг, я была бы рада разделить с Вами то тихое созерцание природы, из которого меня вывел звук открываемого Вами окна, но за нами следили, и мне пришлось отказаться от этого удовольствия. Женщина, которую Вы видели в тот день, когда мы провели час в саду у Зои, прячется за деревьями, прямо у нас под окнами. Если она узнает нашу тайну, то тотчас же выдаст ее злому духу, который не спускает с нас глаз.

Думайте обо мне перед тем как заснуть и вспомните обо мне, когда проснетесь.

Я люблю Вас, Макс!

Я поцеловал записку, чуть ли не благословляя злобную фурию, из-за которой получил это послание. Затем я подошел к двери туалетной комнаты и прислушался. Все было тихо.

Перед сном я еще раз прочитал записку Эдмеи и уснул, прижимая ее к груди.

На рассвете меня разбудили не только лучи восходящего солнца, но и доезжачий г-на де Шамбле, обходивший всех гостей и стучавший в двери. Мой охотничий костюм, приготовленный Жоржем, лежал на стуле. Я снова перечел записку Эдмеи, поцеловал ее и стал одеваться.

Слуга предупредил меня, что в обеденной зале приготовлена легкая закуска для гостей. В одиннадцать часов ловчие должны были отвести нас в рощу, где нам предстояло позавтракать среди развалин небольшой готической часовни.

Я вышел из комнаты, гадая, нельзя ли увидеть Эдмею перед отъездом. Когда я поравнялся с дверью графини, ее дверь приоткрылась; показавшаяся оттуда рука явно ждала поцелуя.

Мои губы не заставили себя ждать, и сквозь приоткрытую дверь я увидел, что графиня стоит в длинном ночном пеньюаре — очевидно, она занималась туалетом и прервала его ради меня. Ее длинные распущенные волосы пепельного цвета (о густоте и пышности которых ее обычная прическа не давала никакого представления) доставали почти до пола.

— О Эдмея! — прошептал я. — Я так вам благодарен и так вас люблю!

Скрип открывающейся двери заставил графиню убрать руку, но, прежде чем захлопнуть дверь, она успела передать мне одну вещь, которую хранила у себя на груди.

Это был платок, насыщенный ароматом, который не раз кружил мне голову.

К нему была приколота булавкой маленькая записка:

«Вы говорили, что любите не только цветок, но и его запах. Возьмите платок и вытирайте им лоб в этот утомительный день.

Я заставлю Вас думать обо мне.

Я прижал благоухающий платок к губам, а затем положил в него обе записки — вчерашнюю и утреннюю — и спрятал его на груди.

Если Эдмея не собиралась сделать меня когда-нибудь самым счастливым из смертных, ей, несомненно, было суждено сделать меня несчастнейшим из людей.

XXXIII

Господин де Шамбле уже ждал нас в обеденной зале.

Быстро проглотив по два яйца и выпив чашку чая или кофе, каждый взял свою охотничью сумку, повесил на плечо ружье и вышел во двор, сопровождаемый лаем собак.