Беги, Василич, беги! - Олег Северюхин

Я потихоньку обустраивался в этой новой жизни и начал даже находить прелесть в ней. Жить среди людей, низвергнутых с пьедестала, одновременно легко и трудно. С кого-то бронза облетает сразу, а кто-то очень долго таскает за собой камни от гранитного основания, на котором они стояли. Через какое-то время они становятся нормальными людьми, добрыми, отзывчивыми, интеллигентными, но нет-нет да проскользнет в их речах и интонациях какая-то бронзовость, как искра в старой зажигалке, и исчезнет. Они будут хорошими работниками на любом участке работы, но руководящую работу им поручать нельзя. Из них получаются наполеончики различного калибра, и все закручивается по новой — маленький пьедестал, пьедестал побольше и так далее, пока не свалится с него. Наполеончик, повторно взгромоздившийся наверх, становится небожителем и тираном и не остановится ни перед чем, чтобы удержаться наверху. Вирус наполеонизма очень страшный вирус, который поражает человека и его окружение напрочь. Поэтому при смене наполеончиков нужно проводить дезинфекцию всего того, к чему он прикасался и с кем общался.

Но есть и исключения. Это исключительно честные и безупречные люди. Никакое дерьмо к ним не прилипает и не пятнает его честного имени, но его честность и порядочность не дает покоя и жизни многим людям, если не сказать, что всем окружающим. Это есть самый опасный тип наполеончиков. Этот похож на санитара, который четко исполняет все предписания врача: врач сказал — в морг, значит в морг. Этот твердо пошлет на виселицу собственного сына, чтобы никто не сказал, что что-то личное может повлиять на исполнение им предписаний свыше, даже если эти предписания несправедливы. Это люди придумали формулу: дурра лекс, сет лекс. Закон суров, но он Закон.

В Америке, говорят, напропалую вешали людей, которые не совершали преступления, но были вынуждены брать вину на себя для защиты чьей-то чести, и все об этом хорошо знали, но надевали на шею петлю, рыдали и дергали рычаг виселицы, убирающий пол под ногами приговоренного. И сейчас, тоже говорят, что юристов лишают лицензии, если они начинают рассуждать о справедливости.

Кондрат Петрович был не из наполеонов. Он был простой учитель литературы в педагогическом университете и позволил себе высказать некоторые мысли о ГБ. И сразу стал человеком без определенного места жительства (БОМЖ) и работы, а также без семейного положения, потому что хотел сам воспитывать своих детей и прививать им то доброе и вечное, что было написано в тех редких бумажных книгах, которые еще встречались на чердаках старых домов. Он упал в яму и не утонул. Задержался в ее пограничном слое и стал воспитателем тех, кто еще может быть востребован там, наверху, когда у народа будет возможность выбора своих руководителей.

Что наверху, что внизу — все одно и то же. Та же клановая борьба, деление на сословия по имущественному признаку и приближенности к власть имущим. Авторитеты правили бал и устраивали разборки, осуществляя местное правосудие. Быки и шестерки авторитетов патрулировали улицы в пределах своих районов, чтобы никто не влез на точки продажи наркоты и торговли девками. Кто не вписывался в общий ритм, того увольняли и тело его находили где-то внизу, а чаще всего не находили вообще.

Авторитетам была нужна интеллигенция, чтобы учить их самих и их детей. Чтобы бабы их выглядели не как законченные проститутки, а могли выступить в роли благородных дам, с которыми не стыдно съездить на какой-нибудь средневековый вальс в новообразованной народной республике Европы.

Глава 111

С подачи Кондрата Петровича и в сопровождении Катерины я был принимаем в самых респектабельных домах дна. Напишем его с прописной буквы — Дна. В случае какой-то серьезной катавасии именно представители Дна становятся лидерами верхушки и вычищают все пространство, чтобы убрать одиозных соратников и представителей старого правящего класса, пытающегося кукарекать по-своему. Диалектика, е.м.

Меня приглашали в качестве знаменитости, как сегодня на корпоративы к нуворишам приглашают эстрадных и различных звезд. К звездам отношение особенно, если заплатят пачку баксов, то звезда будет, а меня приглашали по-старинному — присылали приглашение с обязательным «уважаемый» и «с уважением». Я был в числе свадебных генералов, не знающий, кто я такой, но могущий читать неизвестные никому стихи, хотя знатоков поэзии в таких компаниях было немного, но поэтическое всегда привлекало все слои общества, которое начинало с:

   По деревне шла и пела   Баба здоровенная,   Сиськой за угол задела,   Заревела бедная.

И заканчивало:

   Настроенье сравнить можно с хреном,   Щиплет глаз и противно во рту,   Будто я капитан в море пенном   И не ждут меня в дальнем порту.

После третьего тоста «за женщин» то ли хозяин, то ли хозяйка обращалась ко мне и просила исполнить что-то по любимой им теме. Точно так же раньше детей ставили на табуретку, и они перед пьяненькими гостями читали какое-то стихотворение, которое никто не слушал, но зато дружно хлопали в ладошки, поднимая тост за талантливых детей и их не менее талантливых родителей.

Стихотворение для декламации должно быть недлинным, в четыре строфы. Три — это мало, а пять уже много, но если кого-то заденешь в стихотворении, то и пять строф проходит на «ура», как, например, дамское:

   Катился май и цвел шиповник,   В цветах каштана жизнь моя   Была как ландыш и любовник   Уехал в дальние края.

   Любовь казалась такой вечной,   Нет ни начала, ни конца,   Я оказалась первой встречной   С рукой простою, без кольца.

   И он с размаху предложил мне   Любовь и сердце — два в одном,   И будет общим портмоне,   И дым над свадебным костром.

   Он растворился на рассвете,   Открыв все двери и замки,   Ну, где же есть любовь на свете   И мужики так мужики.

Вряд ли присутствующие знали, что такое шиповник и ландыш, но это звучало и выжимало слезу. А иногда женщины просили дать им несколько уроков стихосложения. А вот от этого нужно держаться подальше, потому что второй, а иногда и первый могли заканчиваться в постели с последующими разборками с бандитским папиком и прочими удовольствиями маргинального общества.

Глава 112

Гуляя по гостям и творческим вечерам в актовых залах школ, я сделал одно важное открытие. Та средина дна, где я находился, являлась кузницей по очищению падших кадров и подготовке новых, которые несли наверх чаяния новой жизни и благоденствия на открытом пространстве, превращающемся в огромное конопляное поле, заменившее нефтяные и газовые месторождения прежнего мира.