Берегись ястреба. На острие меча - Андрэ Нортон

Остальную часть дня он дремал. У Квинна появилось предчувствие, что в дальнейшем у него может не оказаться времени для сна. Поэтому стоит выспаться заранее. Ужина всё не было, время шло, а Йохан не появлялся. В восемь часов Квинн обнаружил остатки мяса, которые не заметил в корзине, и съел всё до последней крошки.

Около полуночи панель отодвинулась снова, и Йохан поманил его. Снова они прошли в кабинет йонквроув. Катер, заинтересованный и оживлённый, сидел рядом с хозяйкой.

— Садитесь, — женщина указала на стул. — У нас много дел и мало времени, минхеер. Сначала новости… Полиция считает, что сбытчик фальшивой валюты вчера вечером сбежал из «Де Витта». Предположительно его считают неким Квинном Андерсом. Если этого Квинна Андерса задержат, я думаю, пройдёт немало времени, прежде чем ему удастся оправдаться.

Квинн оказался в состоянии кивнуть в знак согласия. В конце концов это не хуже того, что он ожидал.

— Квинн Андерс, если он хочет оставаться на свободе, должен исчезнуть!

— Ну тут есть некоторая проблема, йонквроув ван Нул. У меня должен быть паспорт, мои средства в основном в туристских чеках…

Она закурила одну из своих сигар.

— В каждом деле присутствуют раздражающие мелочи, минхеер. Но не существует трудностей, которые нельзя преодолеть, если обладаешь терпением. Теперь это наше дело. Давайте займёмся им, минхеер.

Квинн вспомнил имена на стене в потайной комнате. Да, поддельные документы, очевидно, прекрасно знакомы обитателям «Мудрого кота». Этим здесь занимаются так давно, что в настоящее время это должно пройти совсем гладко.

— Вы спрашивали меня относительно человека, который продаёт воспоминания. Теперь ясно, что вам действительно нужна его помощь. Но об этом чуть позже. Мы кое–что узнали о заказчике Призрака. Он один из наших — можно воспользоваться этим словом — оппонентов. Даже по одной этой причине, не говоря уже о других, мы вам поможем. К тому же вы правы и в другом отношении. Центр сети где–то в районе Лим–бурга…

— В Маастрихте?

Она стряхнула серый пепел в делфтскую пепельницу.

— Провинция Лимбург велика, в ней не только Маастрихт, хотя это интересный и привлекательный город. Но поскольку нужно с чего–то начинать, можно начать и с Маастрихта. Вы ведь всё равно собирались там побывать, минхеер.

— Как я туда попаду? Если поездом… — начал Квинн.

— Всё будет организовано в своё время. Квинн Ан–дерс, подозреваемый в сбыте фальшивой валюты, перестанет существовать. Вас отведут к человеку, который продаёт воспоминания. Он поработает с вами. Те, кто в прошлом обращался к его услугам, не имели причин жаловаться. Иохан сейчас проводит вас к нему.

Квинн встал.

— Я хочу… — начал он благодарить.

Но она взмахнула сигарой, этим жезлом власти.

— Благодарность раздражает меня, молодой человек. Я только хочу, чтобы вернувшись в свою страну, вы доложили, что Роаджакт получил необходимую помощь. Катер вас одобряет — это хороший признак.

Кот зевнул, обнажив ряд белоснежных зубов. Йонквроув ван Нул выпустила облако сигарного дыма. И больше Квинн Андерс их не видел.

Глава шестая. Человек, который продаёт воспоминания

На этот раз они пошли не наверх, а вниз, миновав пустую кухню, и спустились по каменным ступеням в мощёный подвал, из которого повеяло ужасом сырых средневековых темниц. Фонарик Йохана давал так мало света, что Квинну оставалось только догадываться по гулко звучащим шагам о размерах этого подземелья с зелёными, покрытыми плесенью стенами. Представляя себе камеру пыток какого–нибудь разбойничьего барона, американец вслед за проводником прошёл в последнее маленькое помещение, откуда слышался плеск воды о камни.

Половину этого помещения занимала узкая яма, заполненная грязной водой и пахнущая морем. Вода с шумом накатывалась на каменные стены. К. кольцу в стене была привязана небольшая шлюпка. Йохан знаком велел Квинну сесть в неё.

— Прошу прощения, минхеер, — официант посветил фонариком, чтобы Квинну было удобней забираться, — но я вынужден сделать это.

Он легко и привычно ступил в лодку и завязал Квинну глаза шарфом. Потом тяжело положил руки американцу на плечи, заставляя лечь лицом вниз на мокрое дно лодки.

— Мы будем проплывать совсем близко от берега, минхеер. Вам лучше спокойно лежать, пока я не разрешу встать.

Квинн не собирался разбивать голову о препятствия, которые даже не видит, и поэтому только старался уберечь рот и нос от вонючей воды, промочившей его одежду, и надеялся, что путешествие будет недолгим.

Послышался скрежет, и лодка двинулась. Они оказались на свежем воздухе. Квинн дрожал от ночного холода, чувствовался запах канала. Возможно, чувство времени изменило ему, но продвигались они с черепашьей скоростью, и длилось это очень–очень долго.

Наконец послышалось слабое эхо от шума вёсел, и Квинн заключил, что они снова под какой–то крышей. Лодка несколько раз обо что–то стукнулась. Шарф с Квинна сняли, он приподнялся на руках.

Фонарик официанта осветил зелёные от водорослей ступени. Квинну пришлось перепрыгнуть на них.

Ни слова не говоря, Йохан стал подниматься, и Квинн захромал за ним. По мере того как они поднимались, становилось темнее, но плесень и сырость исчезли. Впереди загорелся свет, показались очертания двери. Йохан выключил фонарик.

Они поднялись на лестничную площадку, и окружающее поразило Квинна своим контрастом со всем предыдущим. Из тринадцатого столетия он переместился в середину двадцатого века. Гладко окрашенные серые стены образовали коридор, через равные интервалы прерываемый закрытыми дверьми с матовыми стёклами. Йохан повернулся и закрыл дверь, через которую они вошли. Изнутри она тоже оказалась современной, с матовым стеклом, как и все остальные.

Свет отражался от крашеных стен, и казался не таким ярким, как внизу. Из одной двери дальше по коридору шёл более яркий свет, и Квинн инстинктивно направился к ней.

Тотчас дверь открылась, показался мужчина и стал терпеливо ждать их приближения. В его позе чувствовалось отсутствие всякого интереса к ним.

Человек был маленького роста и очень худой. Череп совершенно лысый, а кожа блестящая, с желтоватым оттенком. Правый глаз прикрыт моноклем из янтарно–жёлтого стекла.

— Добрый вечер, господа…

Английский без малейшего акцента, но какой–то бесцветный. По этой нейтральности чувствовалось, что этот язык для него не родной. Незнакомец поманил их за собой.

Шаги по толстому тёмно–фиолетовому ковру не издавали ни звука. Здесь и стены были странного зеленоватого оттенка, а освещение ярче. Стол, стулья, диван — всё ультрамодное, сделанное из серебристого, почти бесцветного дерева. На стене за столом висела единственная картина — зимний пейзаж: снегом замело развалины современного города, в углу покосилось мёртвое дерево, почерневшее и корявое. Довольно неприятная картина, такая же холодная и отпугивающая, как эта комната и её обитатель.