Дворец для любимой - Владимир Корн

Мы с Горднером шли перед строем доренсийских диверов, и со стороны, наверное, представляли довольно комичное зрелище: оба опирающиеся на трости, оба прихрамывающие на правую ногу, и оба слегка накренившиеся.

Когда тот, первый убийца, успел помимо плеча ранить мне еще и в левый бок, я так и не мог вспомнить. И неудачно так ранить: порез пришёлся на уже имевшийся у меня там шрам от старой раны, полученной еще в степях вайхов.

Мы шли, и я думал о том, что никогда уже мне не сразиться с Эрихом Горднером в учебном бою, и дело не во мне самом. Мои раны заживут, а вот его хромота останется с ним до конца, и ничего с этим уже не сделаешь.

Сразиться с ним мне хотелось давно, уж очень мне хотелось сравнить себя с самим собой, с тем, каким я был много лет назад, когда впервые с ним встретился. Но я все откладывал и откладывал свое предложение ему, рассчитывая продвинуться на этом пути еще дальше, и уже тогда!..

Как оказалось, дооткладывался.

Шли мы, почти синхронно припадая, но никто не улыбался. Напротив, новые лица, появившиеся в Доренсе, поглядывали на Горднера чуть ли не с восхищением — как же, живая легенда! Сам же Эрих выглядел как человек, у которого есть на душе что-то такое, что никак не может дать ему душевного покоя. Как будто лежит на его совести нечто. Причем Горднер не постоянно так выглядит, а только при встрече со мной, ведь только мы двое знаем то, что он страстно хотел бы забыть, при этом отлично понимая, что такое забыть невозможно.

Ну как ты не можешь понять, Эрих? Ведь то, что ты смог сделать, несравненно больше того, что ты ставишь себе в вину.

Доренс существует не так давно, но у него есть уже свое кладбище. Бывает, что гибнут люди, слишком уж опасна и сложна подготовка у его обитателей. Имеется на кладбище и несколько могил диверов, погибших на войне с Трабоном, война — она и есть война. А еще там есть скромные надгробья тех пятерых парней, что погибли при захвате Готома в морском порту Тресит. Тот случай, когда мы сумели выкрасть трабонского короля и поменять его потом на тебя самого.

Мы выкупили тела парней давно, еще в разгар войны с Трабоном, частично за золото, ну и в большей степени потому, что я попросил передать тем, кто будет чинить нам препоны: выкрасть их будет значительно проще, чем их короля. Должен признать — подействовало.

Так вот, узнали мы и обстоятельства их гибели. Парни успели бы покинуть замок, когда начался переполох. Но они поступили иначе — перекрыли единственный выход из замка, и держали его, сколько смогли. Долго держали, пока не подоспела помощь извне, с города. И только благодаря им нам и удалось уйти вместе с королем Готомом, причем не было у них ни такого приказа, ни даже просьбы. И в том, что они так поступили — полностью твоя заслуга, ведь именно ты их воспитывал…

Таких же взглядов, но обращенных на меня, хватало тоже, ведь все они знали мою историю с самого начала появления в Империи, наверное, даже с большими подробностями, чем я сам, и все же прибыл я сюда вовсе не за ними.

Я шел вдоль строя, заглядывая в глаза людям, которых, возможно, отправлял на смерть. Хорошие такие глаза, ни напускной бравады в них, ни следов подобострастия. Глаза, которые говорили: мы сделаем это, сделаем, потому что никто кроме нас, сделать этого больше не сможет.

А задача диверам предстояла действительно сложная: уничтожить Стелом Хейст, логово наемных убийц, черного братства, как они сами себя называли.

Именно туда пришел заказ, который им едва не удалось выполнить. И еще я знал, для братства будет делом чести выполнить заказ, если уж они за него взялись. Так что после неудачной попытки покушения они не успокоятся, пока его не исполнят.

Я слышал об этом братстве задолго до того, как впервые с ним столкнулся. Знал и о том, что иногда к его услугам прибегают даже на уровне королевских домов.

Слушая рассказы о Стелом Хейсте, я не понимал — зачем оно нужно, это гадючье гнездо. Ведь сегодня заказываешь ты, но где гарантия, что завтра не закажут тебя? О братстве ходили жуткие легенды, и те, кто был в этом заинтересован, тщательно их поддерживал.

Так вот, моим парням из Доренса предстояло это гнездо уничтожить. Уничтожить так, чтобы от Стелом Хейста остались только страшные рассказы и все. Перебить всех этих братьев, само их логово, находящееся в Агнальских горах, разрушить до основания — взорвать к чертовой матери, а землю густо посыпать солью.

Ладно, без соли можно обойтись, но без всего остального — нет. И мир, надеюсь, станет без них чище. Хотя бы немного чище. Потому что неправильно это — оценивать человеческие жизни в пригоршнях золота или серебра. И дело даже не во мне, и не в моей любимой.

Руководить операцией собрался сам Горднер. Когда я, видя его состояние, позволил себе засомневаться в такой необходимости, Эрих мне ответил:

— Знаешь, Артуа. Я очень много в жизни сделал плохого. И то, что я должен быть среди этих парней, я даже не чувствую, я знаю.

Затем он улыбнулся:

— Глядишь, там это зачтется. — При этих словах он посмотрел на небо, чтобы после секундной паузы добавить. — Если там кто-то есть.

В Агнальские горы уходили практически все обитатели Доренса. Те, кто представлял собой хоть что-то из того, к чему они готовились.

Коллайн, узнав об этом, недоуменно посмотрел на меня и спросил:

— Артуа, ведь осталось еще одно очень важное дело и кому теперь его поручить?

Когда я ответил ему, он не сказал ничего, лишь покачал головой.

— Анри, это я должен сделать сам. И сделать так, как считаю нужным. Но дай мне немного времени, хотя бы месяц, пока я приду в себя.

Мы сидели в саду моего столичного дома, который наконец-то принял тот вид, о котором я и мечтал. Красивый сад, более всего напомнивший уголок нетронутой природы. Разве что нет нигде такого уголка, где собрались бы так много разнообразных растений чуть ли не со всего мира, столько лет их собирал. И как замечательно было отдохнуть в нем от всей той суеты, что вечно меня окружает. Жалько только, что очень редко получается здесь отдохнуть, все дела, дела.

Мы — это я, Ворон и Амин. Двух человек вполне достаточно, я обязан справиться сам, а Ворон с Амином только подстраховка, на тот случай, если что-то пойдет не так.

Только что я предложил им пойти со мной. Пойти, не спрашивая, куда и зачем. И сразу предупредил, что дело наше далеко не благородное, настолько неблагородное, что они вправе отказаться от него, даже не спрашивая, в чем оно состоит. Отказаться и навечно забыть, что я обратился к ним с просьбой.

У схваченного во дворце убийцы, того, с которым я схватился первым, не удалось выведать ничего. Коллайн рассказывал, что когда его начали допрашивать, он выплюнул откушенный язык. И яростно сопротивлялся, когда ему пытались прижечь рану, чтобы он не истек кровью, ведь существует много способов обойтись и без слов. Да и вряд ли он поведал бы больше того, чем ему положено было знать.