Политэкономия войны. Заговор Европы - Василий Васильевич Галин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правительственная комиссия из Германии под руководством профессора Аугагена, посетившая в те годы Россию, пришла к выводу, что по завершении земельной реформы война с ней будет не под силу никакой державе1241. Министр иностранных дел Германии Г. фон Ягов в июле 1914 г. констатировал: «В основном Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат… Наша же группа слабеет. В России это хорошо знают и поэтому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя»1242-
Угроза с Востока воспринималась германской элитой именно как военная угроза. Однако военных планов у России в отношении Европы никогда не существовало. Ллойд Джордж, например, в 1915 г. писал: «Я вообще не знаю, чтобы Россия когда-либо затевала наступательную войну против кого-нибудь из своих европейских соседей… Она хотела мира, нуждалась в мире и жила бы в мире, если бы ее оставили в покое. Она переживала начало значительного промышленного подъема, и ей нужен был мир, чтобы промышленность достигла полного расцвета… Что бы ни говорили о ее внутреннем управлении, Россия была миролюбивой нацией. Люди, стоявшие во главе управления ею, были проникнуты миролюбием»1243.
Проблему германское руководство видело в том, что Россия выходила из статуса полуколонии. Что она становится самостоятельным конкурентоспособным государством. Гитлер совершено четко определял причины Первой мировой: «В Германии перед войной самым широким образом была распространена вера в то, что именно через торговую и колониальную политику удастся открыть Германии путь во все страны мира или даже просто завоевать весь мир…». Но в 1914 г. в России теория «мирного экономического проникновения» (экономической экспансии) потерпела поражение[66], и для Германии оставался только один выход — «приобрести новые земли на Востоке Европы, люди знали, что этого нельзя сделать без борьбы»1244.
А ведь это было только началом. Россия еще отставала в темпах роста экспорта от Германии, но это объяснялось наличием у нее собственного огромного внутреннего рынка сбыта, которого не имели ни Германия, ни Англия. Но Россия со своей промышленной продукцией уже стала выходить на внешние рынки, что было прямым вызовом Европе. С середины XIX в. российские промышленники и торговцы начинали теснить на Балканах и в Средней Азии Англию и Германию. Понимание ситуации давало восклицание Вильгельма II, сделанное в марте 1913 г.: «Я защищаю купца. Его враг — мой враг»1245. Сбывалось пророчество А. де Кюстина, сказанное в 1839 г.: «Я… предвижу серьезные политические следствия, какие может иметь для Европы желание русского народа перестать зависеть от промышленности других стран»1246.
По мнению Дж. Макдоно: «Единственным фактором, толкнувшим Верховное командование немецкой армии на войну, была их «зацикленность» на идее, что рейху грозит упадок и гибель, если он не одержит победу в тотальной войне»1247. Бетман отмечал: «Кайзер ожидает войну, думает, она все перевернет. Пока все говорит о том, что будущее принадлежит России, она становится больше и сильнее, нависает над нами, как тяжелая туча»ШЙ. М. Шелер утверждал, что единственной подлинной целью Германии является объединение всего континента против России. Запад должен понять, что только могущественная Германия, вставшая между Балтикой и Черным морем, может защитить его от растущей мощи России1249. Автор книги «Гении войн» знал, о чем говорил. Темпы экономического роста России были впечатляющими. Вся Европа с ужасом наблюдала за стремительным ростом русского гиганта. Еще два-три десятилетия таких темпов развития — и Россия по численности населения и промышленному потенциалу должна была превзойти все великие европейские державы, вместе взятые[67]. Английский историк Дж. Сили в конце XIX в. писал: «Если Соединенные Штаты и Россия продержатся еще полстолетия, то совершенно затмят такие старые государства, как Франция и Германия, и оттеснят их на задний план. То же самое случится с Англией, если она будет считаться только европейскою державою…»1250.
Эти слова имели под собой веские основания. Темпы промышленного развития России на рубеже веков, несмотря на кризисы, войны и революции, были самыми высокими в Европе. И они все время увеличивались, после 1910 г. достигая 8—11 % в год. Население России всего за 17 лет, с 1897 по 1914 гг., выросло почти на 50 млн. человек, (что было сопоставимо с численностью населения всей Германии)[68].
Среднегодовые темпы роста промышленного производства и экспорта в 1870–1913 гг. в %1251.
Прирост численности населения за 1880–1910 гг., в %1252
Быстрый экономический рост России обострял чувство страха неизвестности перед будущим деловой и политической элиты Германии до панического состояния. Он перевешивал даже страх перед возможностью военного поражения. В. Шубарт в этой связи замечал, что для Запада руководящим посылом является «принцип страха. Его назначение — лишить будущее ужаса неизвестности»1253. А Бисмарк в свое время дал меткое определение превентивной войне против России: «Самоубийство из-за страха смерти»1254.
Накануне обоих мировых войн, отмечал В. Шубарт, чувство страха в Европе и прежде всего в Германии доминировало над всеми остальными1255. Аналогичные ощущения накануне Первой мировой передавал в своих воспоминаниях Э. Грэй: «Вместо чувства безопасности воцарилось увеличивающееся с каждым годом чувство страха… Таково было общее состояние Европы; подготовка к войне порождала страх, а страх предрасполагает к насилию и катастрофе»1256. Э. Хауз в июне 1914 г. сообщал президенту: «Я нахожу, что Англия и Германия имеют одно общее чувство, и это чувство есть страх…»1257.
* * *
Именно к этому периоду относятся слова Вильгельма И: «…я ни малейшим образом не сомневаюсь, что Россия систематически готовится к войне с нами, и сообразно с этим я веду свою политику». Дважды в той же надписи он повторяет: это «вопрос расы»1258. Гинденбург: «Расовая ненависть является причиной антагонизма между Россией и нами»1259. В основу расовой доктрины Вильгельма легли труды англичанина X. Чемберлена. Последний утверждал, что Германия является «спасительницей человечества»; она должна хранить себя от двух зол — «янкизированного англосаксонства и татаризированного славянства»1260. Император Вильгельм ввел борьбу против «славизма» в общую программу своей мировой политики. Мы даже знаем, кто был посредником при усвоении этой не новой, но обновленной идеи. «В особенности приобрел мое доверие, — признает он, — балтийский профессор Шиман, автор работ по русской истории…»1261. По словам Д. Макдоно, Шиман одарил Вильгельма изрядной долей «балтийского менталитета». Бюлов считал, что влияние Шимана