Цена наслаждения - Кресли Коул

– О, Кэмми, я была с ним так груба! Прости. Просто я беспокоилась за тебя. И потом, он держал тебя... как свою собственность.

– Правда?

Тори кивнула:

– Можешь не сомневаться.

– Неужели это я сказала ему, какой он сильный. А ведь это только одна из тех глупостей, которые я ему наговорила. Просто я была вне себя, обнаружив, что неспособна поддержать светский разговор.

– О, ты проявила блестящие способности, судя по тому, как он смотрел на тебя. Итак, что ты оденешь в пятницу?

– Не надо насмехаться надо мной, – скептически проговорила Кэмми. – По-твоему, он собирается ухаживать за мной?

– Да он уже это делает. Миссис Хакаби сказала, что барон уже десять лет как вдовец.

Хотя Кэмми едва знала этого человека, но с его уходом она вдруг почувствовала себя такой несчастной...

– Нет, Тори, такой красивый, сильный мужчина, как он, не станет ухаживать за немощной, бледной женщиной с некогда буйной рыжей гривой.

– И все это неправда, за исключением рыжих волос, – настаивала Тори. – Вот только у меня такое ощущение, что даже если бы все было так, как ты говоришь, его бы это не остановило.

Уинфилд вернулся в среду.

Кэмми опрометью бросилась в свою комнату, пытаясь отыскать что-нибудь поприличнее из того, что имелось в ее гардеробе. Остановив свой выбор на прогулочном платье ярко-синего цвета, она пригладила волосы и затем не спеша спустилась в гостиную. Боль в бедре и ягодицах, на которую она жаловалась еще этим утром, исчезла бесследно.

Восхищение гостя превзошло все мыслимые границы, из чего Кэмми заключила, что несчастный, должно быть, полностью потерял зрение.

– У меня уже наготове извинения, – сказал он. – Я как-то не подумал о том, можете ли вы свободно передвигаться. И все же мне ненавистна мысль, что в такой прекрасный день вы останетесь в помещении. Если быть до конца честным, я не хотел ждать до пятницы, и к тому же мне понравилась идея снова носить вас на руках.

– О... – произнесла Камилла с придыханием, а про себя подумала: «Вот это да!»

– Итак, я располагаю одеялом, вином, закуской, а также рано зацветшей вишней, позволяющей насладиться отдыхом под сенью ее ветвей.

Кэмми невольно вздохнула. Это звучало так заманчиво!

– Хорошо, но лучше уж я пойду своими ногами. Мои ушибы вовсе не так болезненны...

– Но ваша лодыжка...

– Она уже почти не болит. Я же сказала – для меня это все равно что комариный укус.

Уинфилд заколебался, и Кэмми с вызовом приподняла подбородок. Пусть попробует ей возразить!

– Ну, как вам угодно, – наконец сказал барон, сдаваясь. Они шли медленнее, чем ей хотелось бы. Поднявшись на холм, они выбрали место с видом на долину и устроились на ленч. Сдерживая свой аппетит, Кэмми пыталась ограничиться несколькими виноградинами, но Уинфилд все время подливал вино и подсовывал ей в качестве деликатесов засахаренные абрикосы и печеные яблоки. К тому же сыры были до того хороши, что она закатывала глаза в восхищении. Что касается хлеба, завернутого в салфетку, то он все еще оставался теплым.

Чем больше Кэмми пила, тем разговорчивее она становилась. Разумеется, барон беззастенчиво пользовался этим и не переставал расспрашивать ее об острове. Но как ей было отвечать, если она не помнила множество событий последних лет? Как объяснить, что ей нельзя было есть рыбу, главный продукт английского рациона, и поэтому в голове у нее все перепуталось? Как доверительно намекнуть, что есть вещи, о которых она не может и не хочет вспоминать?

В конце концов ей все же удалось отделаться описанием экзотической флоры и фауны столь далекого теперь острова, и в конце этого замечательного дня Уинфилд даже сказал:

– Когда я слушаю ваши рассказы, время проходит слишком быстро. – Он дотронулся до ее руки. – Я бы хотел увидеться с вами завтра.

Кэмми в замешательстве посмотрела на него. Похоже, она действительно ему нравилась. Так, пожалуй, можно и привыкнуть к тому, что очаровательный мужчина улыбается тебе так, будто ты ангел, спустившийся с небес.

Вместе с тем Кэмми испытывала определенное беспокойство. Как можно искать встречи с кем-то и принимать ухаживания, в то время как ее лучшая подруга оплакивает своего дедушку и единственную любовь своей жизни?

В четверг Уинфилд снова пришел в Белмонт-Корт, как и обещал, но когда заговорил о планах на следующий день, Кэмми поспешно перебила его:

– Я бы очень хотела увидеться с вами завтра, но сейчас в Корте весьма деликатные обстоятельства.

– То есть?

– Леди Виктория пребывает в состоянии неимоверного напряжения. Я не уверена, что это не прибавит ей тревоги.

– Но разве она не порадуется, что хороший и, смею добавить, достойный человек опьянен вами?

Кэмми подумала, что он нарочно поддразнивает ее.

– Неужели вы опьянены? – шутливо спросила она.

Его лицо приняло серьезное выражение.

– Клянусь, с того самого момента, когда я впервые увидел вас.

Кэмми хотела скрыть свое изумление, сказать что-то умное, но Уинфилд накрыл губами ее рот и тем избавил ее от затруднения. Поцелуй его был медленным, нежным, так что в одно короткое мгновение между ними установилась еще большая духовная связь, чем та, о которой она когда-либо мечтала.

Уинфилд откинулся назад и поймал ее взгляд.

– Скажите мне, что вы чувствуете то же...

– Да, – прошептала она и приблизила свои губы, мягко обнимая его лицо, чтобы достойно ответить ему.

Глава 29

Хотя пейзаж атлантического побережья был необыкновенно красив, Гранта это не радовало. Тем не менее он с удовольствием смотрел на солнце, садящееся в лазурное море, и на облака, разметавшиеся вокруг яркого пурпура. Он пустил свою лошадь медленным шагом, испытывая хорошо знакомое пронзительное чувство, которое возникало всякий раз, когда он видел что-то весьма замечательное. Виктория тоже должна это видеть...

Перед тем как отбыть домой, Дерек сказал, что ему остро не хватает Николь. Сейчас Грант ощутил это в полной мере. Виктория должна быть там же, где он. Должна, и точка.

«Откуда мне было знать, что я ее люблю, если я никогда этого не чувствовал?»

Когда солнце встретилось с морем, казалось, от воды с шипением поднялся пар, а в небе вспыхнуло зарево. Черт побери! Грант поморщился.

– А может быть, я все-таки люблю ее? – пробормотал он. Затем, взглянув на небо, он произнес более четко: – Я люблю Викторию!

Сделанное им открытие довело его почти до безумия. Ему захотелось сейчас же оказаться дома и сказать ей эти слова.

И все же, будучи человеком ответственным, Грант заставил себя довести начатое дело до конца. Лишь убедившись, что все средства исчерпаны а ничто уже не поможет ему найти Йена, он позволил себе отправиться обратно в Англию. День и ночь он мчался до Ла-Манша, потом на полных парусах – через пролив, и с каждой милей, приближающей его к дому, все острее чувствовал свою вину перед родными. Мысль о том, что ему не удалось вернуть кузена, становилась все непереносимее, но он в самом деле не знал, в каком направлении вести дальнейшие поиски.