Поколение свиней - Хантер Томпсон

Когда заходит речь о таких вещах, как «верная смерть», «полный провал» или «обреченное поколение», многие умные люди чувствуют дрожь в коленях. Но только не я. Я спокойно работаю с подобными темами. В них нет ничего нового, если только они не возникают одновременно. Все, что с бесстрастным видом говорят умники, встретившись со смесью Смерти, Обреченности и Провала, наверное, стоит того, чтобы выслушать. Они встречаются совсем не так часто, а когда встречаются, то чаще всего это значит, что минимум у двоих ораторов — весьма серьезные проблемы.

Почему-то они потеряли хватку. Прыгают на рельсы, обезумев от виски или опиума. Кто знает? При Никсоне это был джин. Моцарта разрушил сифилис, а Мэрилин Монро стала жертвой синдрома «мертвых кишок»[103], который обошелся ей в миллионы долларов.

Сегодня у нас есть Рональд Рейган — президент, который уехал побродить по горам. Семь лет он жил в Белом доме и руководил страной, словно какая-то дешевая имитация старого фильма Джона Уэйна.

Но год грядущий год будет значиться восьмым, и это будет плохой год для Датча — хуже, чем восемьдесят седьмой, и даже восемьдесят шестой, когда и мир, и его жизнь, и его последний фильм повернулись к нему темной стороной. Тысяча девятьсот восемьдесят шестой был годом, когда Рейган потерял контроль над Сенатом и около 88 процентов той огромной, почти волшебной системы политических рычагов, которые делали его таким жестким, устрашающим и почти неуязвимым с тех пор, как в 1966 году он стал губернатором Калифорнии.

Это было давно, но для Датча должно быть словно вчера. Это были славные годы, когда он начал думать, что он круче Джона Уэйна и жестче, чем Катон-старший. Тогда в Сакраменто своим первым официальным постановлением он сделал своей правой рукой Эда Миза, а вторым — закрыл государственные психиатрические лечебницы и выпустил психов на улицы: пускай сами о себе заботятся.

Люди жаловались, ну и что? Психи не голосуют.

И Эд Миз не будет голосовать года до 2000 — если прокурор по особо важным делам решит припугнуть его за роль в деле «Ведтек». Вина Эда в этом деле почти доказана (как это обычно случается, когда начинают спрашивать, как Эд добивался низкопроцентных кредитов), — и если прокурор решит, что ветер дует так, чтобы арестовать генерального прокурора США и посадить в федеральную тюрьму на три-четыре года, то Миз сядет. Он сделает столько отжиманий от горячего асфальта на длинной парковке неподалеку от Элгина, чтобы избавиться от пивного пуза и заработать квадратики на животе, такие же, какие были у Хью Ньютона[104] после двух лет в одиночке.

Когда-то, в шестидесятые, Миз был помощником окружного прокурора в Окленде. Тогда по городу бегали Хью, и Кен Кизи, и Сонни Бартер — и служить прокурором было невесело… Миз тогда проигрывал девять дел из десяти, и только волшебная рука Рональда Рейгана спасла его от полного забвения на улицах Восточного Окленда и превратила из жертвы в личного помощника губернатора Сакраменто.

Это все равно что обязать Чарльза Мэнсона отвечать за спортзал в тюрьме для несовершеннолетних девочек. Миз невежествен и жесток, но он не дурак; он взял в свои руки ту систему рычагов и чугунных чушек, которая шла в комплекте с должностью, и стал одним из самых могущественных людей среди политиков Калифорнии. Рейгану понравился его стиль, и он дал ему столько возможностей, сколько требуется: не только нанимать, увольнять и наказывать своих врагов губительными для карьеры «административными наказаниями», которыми он постоянно уничтожал всех, кто ему не нравился; вдобавок Мизу поручили роль советника при его шефе, чем он и занимался вплоть до Белого дома.

В первые годы правления Рейгана Миз был одной из ног треножника: он направлял руку президента и писал за него все личные меморандумы и заявления.

Существуют сотни снимков веселых деньков в ранние восьмидесятые, на которых Датч и его команда бегают туда-сюда по лужайкам перед Белым домом, прыгают в поджидающие их вертолеты, что-то напряженно обсуждают друг с другом за большим столом в овальном кабинете.

Команда — это Миз, Майкл Дивер и Джеймс Бейкер, менеджер компании Джорджа Буша и нынешний секретарь казначейства одновременно.

Джим Бейкер — один из самых умных людей в Вашингтоне, и он одним из первых спрыгнул с корабля. Он отправился на обед с тогдашним секретарем казначейства Дональдом Риганом, и после шести-семи мартини они решили поменяться должностями. Бейкер ушел из Белого дома, а Риган стал у Рейгана новым менеджером по персоналу — но ненадолго; события скоро догнали его, и ему пришлось с позором уйти в отставку.

Дивер, когда-то главный инсайдер, пошел другим путем. Он согласился стать лоббистом, очевидно, из-за личной жадности, а теперь его ищут в Вашингтоне, чтобы предъявить обвинения во впечатляющем списке мелких преступлений — от лжесвидетельства и обмана до пьянства в общественном месте и безжалостные нарушения кодекса морали. Его адвокаты выбрали уникальную тактику защиты: они утверждают, что в тот период он был так безнадежно пьян, что не чувствовал разницы между правильным и неправильным.

Эта тактика незамысловата, но если такая линия защиты пройдет, появится интересный прецедент. В Колорадо сейчас рассматривается похожее дело: мужчина утверждает, что лишился рассудка и не знал, что делал, когда вынюхал слишком много кокаина, вышел на улицу и насмерть зарубил нескольких человек мясницким топором.

Если хотя бы один из них добьется, чтобы дело передали одному из сотни новых судей, назначенных Эдом Мизом, и сумеет выйти сухим из воды, у нас будут большие проблемы.

В Поколении свиней Эд Миз из Окленда оказался одной из самых главных свиней — живое свидетельство классического утвеждения Джорджа Оруэлла в «Скотном дворе»: «Все свиньи равны, но некоторые свиньи равнее других».

— В инцесте, убийстве, суицидеВыживает волшебная пурпурная птицаСам себе Отец, Сын и Невеста,И собственное Слово.

Другой Джордж Буш

Скиннер на прошлой неделе позвонил из Вашингтона, чтобы объяснить мне, что я опасно ошибаюсь в отношении Джорджа Буша и многого о нем не знаю.

— Я знаю, ты не хочешь этого слышать, — сказал он, — но Джордж оказался совершенно не таким, как кажется, — не тем, кого ты бичевал. Я подумал, тебе стоит знать…

Я задержал его вызов и сказал, что перезвоню после игры Кентукки-Мэриленд. Я поставил на 5 очков, и Кентукки вели на 7 за 18 секунд до конца… В тот момент Джордж Буш был для меня никем, а вся его кампания — не более чем радио, доносящимся откуда-то с улицы.

Но Скиннер почему-то упорствовал… Он пытался что-то мне объяснить. Говорил, что Буш не тот, кем кажется, что где-то внутри него живет зерно подлинного короля-философа.

— Он умнее Томаса Джефферсона, — сказал Скиннер. — У него есть возможность внести в историю больший вклад, чем оба Рузвельта, вместе взятые.

Я был шокирован.

— Ты лживая свинья, — сказал я. — Кто заплатил тебе за эти слова? Зачем ты мне звонишь?

— Для твоего же блага, — сказал он. — Я просто пытаюсь тебе помочь.

…Он ответил на звонок по другой линии, но потом вернулся и принялся лепетать — горячо и бессвязно.

— Выслушай меня, — говорил он. — Я провел с ним весь вчерашний вечер, один. Мы сидели перед зажженным камином, слушали музыку и пили виски, и впали в сентиментальность, я попросил его не переживать на этот счет, а он сказал, что он — единственный живой голос Бобби Кеннеди в современной американской политике.

— Нет, — сказал я. — Избавь меня от этих помоев. Это уже слишком. Я ждал от тебя чего-нибудь большего.

Я захохотал. Сумасшедший дом! Джин Скиннер — один из самых жестоких и циничных политических киллеров — рассказывает мне, что провел два последних вечера, беседуя с Джорджем Бушем об истинном значении «Республики» Платона и «Притчи о пещере», курили сигареты «Джарум» и смущенно плакали, раз за разом слушая старые записи Леонарда Коэна на стареньком кассетнике «Накамити»!

— Да, — сказал Скиннер, — он много лет возит с собой в чемодане 350 кассет… Он любит музыку, действительно хороший рок-н-ролл. У него есть записи Эллиса Стюарта, которые он сам делал на «Наке».

Господи Боже, подумал я. В конце концов они его обратили: он готов. Откуда у него мой телефон?

— Ты, мразь позорная! Больше никогда мне не звони! — заорал я. — На следующей неделе я уезжаю на Гавайи. Я знаю, где ты был последние два года. Держись от меня подальше!

— Ты идиот! — закричал он. — Где ты был, когда мы искали тебя на прошлой неделе в Новом Орлеане? Мы зависли там на три дня. Джордж хотел познакомиться с братьями Невилл. Мы путешествовали инкогнито…

И вот он уже рассказывает мне, что, когда победа в шестнадцати штатов в супервторнике уже была обеспечена, Буш ополоумел от дешевого джина и надменности и воскресным вечером появился в аэропорту Нового Орлеана с одним-единственным телохранителем, на черном «порше 928» с аргентинскими номерами и тонированным стеклами.