Восточный кордон - Вячеслав Пальман

Точно так же выл он, когда погибла Монашка.

Егор Иванович с трудом открыл глаза:

— Самур… — сказал он, трудно пошевелив белыми губами. — Беги, Самур… Скажи…

И застонал.

Овчар понял приказ. Только бежать он не мог. Правая задняя нога волочилась. Пуля перебила её. Отбегался Самур. Он поднял морду к небу, но вместо волчьего воя неожиданно для себя залаял отрывисто, с жалобной интонацией, с какой-то безнадёжной просьбой о помощи. Лай повторялся ещё и ещё. Когда Шестипалый затихал, он слышал тихие стоны хозяина и снова принимался лаять, но не двигался с места, потому что боялся боли, слабости, тьмы в глазах, которая опять могла свалить его.

Винтовочные выстрелы в долине услышали сразу пять человек: Александр Сергеевич по ту сторону реки, Саша с товарищами, которые были ближе всех от места трагедии, и парень, которого искали. Удивление, радость, тревогу породил у них звук выстрелов. Все пятеро, каждый своим путём, бросились на выстрелы.

Турист, из-за которого загорелся весь сыр-бор с поиском, — голодный, оборванный и продрогший турист — бежал быстрее всех. Неожиданно он выскочил к ручью, где стоял шалаш и горел костёр. Вокруг жилья никого не оказалось. Он заглянул в ведёрко. Там варилось мясо. А он был голоден. Но он только проглотил слюну и помчался дальше.

Лай Самура Саша узнал бы из целого собачьего хора. Он и обрадовался и отчаянно напугался. Если овчар здесь, то и отец… А выстрелы?..

Но раньше всех Молчанова отыскал Сергеич. Едва глянув на Самура, он опустился перед лесником на колени и спросил:

— Егор… Что это с тобой?

— Матушенко… — тихо сказал лесник. Обострившееся лицо его было землистым.

Сергеич испуганно осмотрелся. Он опять увидел Самура. Овчар тяжело дышал. Чуть дальше лежал человек, за ним ещё один. Что же произошло? Как вынести раненого? До кордона не менее пяти километров. А он один. И Самур не помога.

— Потерпи, Егор, — жалобно сказал Александр Сергеевич и взял лесника под мышки, чтобы удобней положить. Молчанов застонал. — Потерпи, кореш, — почти плача, повторил он и хотел взвалить тело на спину. Молчанов сразу отяжелел. «Умер?» — со страхом подумал Сергеич и припал к сердцу. Билось!

Затрещали кусты, между деревьями возникли человеческие фигуры.

— Ба-атя! — ещё издали крикнул Саша, и губы его мелко задрожали.

— Живой, — успокоил Сергеич. — Ну, хорошо, что вы… Жерди, само собой. Носилки надо. Быстрей, быстрей!

Почти ничего не соображая, Саша рубил и очищал жерди отцовским косырем, вязал вместе с Сергеичем ремни, плащ — все молчком, судорожно, в каком-то страшном полусне, не веря, что это реальность. Он не подошёл к Самуру, не глянул на него, как не глянул и на тех, кто лежал поодаль.

Из леса выскочил ещё один парень — рваный, испачканный, но с глазами, полными радости.

Наконец-то он увидел людей! Но молчаливая их работа, не живая, должно быть, собака и особенно человеческое тело, скрюченное у дерева, так поразило его, что он стал столбом и приоткрыл рот. Война?!

Сергеич сердито зыркнул на него.

— Чего выставился? Пособляй!.. — И только через минуту, когда парень стал повязывать ремень, спросил: — Ты — пропащий, что ли?

— Я-а… — сказал парень. — А что это? Кто это?

— Сейчас понесём. — Сергеич не ответил на его вопрос.

Молчанов был без сознания. Сергеич и литовцы, как могли, перевязали его. Саша не помогал — плакал. Руки у него дрожали, он до крови искусал себе губы.

— Берись, ребята, — скомандовал Сергеич.

Четыре человека подняли носилки и осторожно понесли. Пятый повесил себе на плечи две винтовки и карабин. Через минуту печальный кортеж скрылся по направлению к кордону.

О Самуре не вспомнили. Простим людей, которые спасали близкого и берегли каждую минуту…

Самур очнулся.

Тишина. Хозяина уже не было. И тех хлопотливых, которых смутно разглядел он возле себя, тоже не было. Только чужой запах остался. И запах крови.

Овчар осторожно повернулся, и сразу вспыхнула боль. Он ухитрился достать рану языком и, поминутно отдыхая от слабости, зализал её. Потом тихо пополз, волоча ногу, в ту сторону, где стоял шалаш. Мимо двух неподвижных, наказанных им — без стона и рычания. Мимо камней, с которых прыгнул. Через ручеёк — прямо к шалашу. И там улёгся, отдыхая.

Костёр прогорел, мясо сварилось и остыло. Только хозяевам шалаша теперь варево ни к чему. Отъелись.

Самур лапой свалил с сошек ведро, полакал тёплого бульона. Стало легче. И он уснул. Его разбудил прыткий шакал. Овчар поднял губы, прорычал нечто вроде «брысь!». Тощий санитар поджал хвостик и улизнул.

Шестипалый съел все мясо, ещё полизал свою раненую ногу и в сгустившейся темноте, опасаясь оставаться дольше в этом месте, отполз по ручью повыше и залёг в кустах недалеко от снежника, где хранилось запрятанное браконьерами мясо.

По крайней мере, здесь он не умрёт от голода.

Чутким ухом сквозь болезненную дрёму слышал он, как ночью прогудел над долиной вертолёт, и потом до самого утра в лесу было тихо.

А утром до него донёсся перестук копыт, лошадиный храп, голоса людей, но овчар только плотнее лёг на землю и не убежал из своих кустов. Сквозь густую заросль ожины он видел, как принесли к шалашу того, что в резиновых сапогах, и положили, укрыв с головой. И второго принесли и что-то делали с ним, а он орал от боли и проклинал всех докторов разными нехорошими словами. Оказывается, выжил.

Сына лесника среди этих не оказалось, запах принёс Самуру информацию только о чужих. Приехали два туриста-литовца и Александр Сергеевич, а с ними работники уголовного розыска, все верхами.

Браконьер, оставшийся в живых, но сильно искусанный, так толком и не мог рассказать, кто порвал его и доконал Матушенко. Из всех людей, кто побывал у шалаша, догадывался о роли Самура один Александр Сергеевич. Но он помалкивал. Чего зря говорить. Вот на следствии… А офицер милиции резко сказал браконьеру:

— Вы даже волкам осточертели, подлецы, даже они вас не терпят в лесу… И поделом!

Вскоре лесники и милиция уехали, захватив с собой раненого и того, кто стрелял в хозяина, а Сергеич повёл литовцев на приют, где команда Саши Молчанова все ещё ждала своего инструктора. Шёл он молча, склонив голову на грудь.

Он боялся, что Егор Иванович не выживет.

За все время, пока несли раненого через лес по плохой тропе вдоль берега Сочинки, от него не услышали ни одного слова. Вероятно, Молчанов был без сознания или слишком ослаб. Саша поминутно засматривал ему в лицо — такое неузнаваемое, прозрачно-белое, с желтизной лицо, как будто чужое. Глаза ввалились, чёрные густые брови закрыли глазницы.