Богатые — такие разные - Сюзан Ховач

В восемь часов Пол коснулся моей руки.

— Мне весь день в офисе будут грезиться эротические воспоминания о вас! — прошептал он. — Льюис, Чарли и Стив будут обсуждать деловые вопросы, а я буду произносить «груди» вместо «обязательства», и «бедра» вместо «обычных акций». — Он снова целовал меня. Я почувствовала, как под моей рукой шевельнулось его плоть. — Боже мой, если я не вырвусь из этой постели, я никогда не доберусь до офиса!

Когда он попытался сесть, я снова притянула его к себе, и мы снова стали целоваться.

— Я люблю вас, Пол.

— Дорогая моя, вы умопомрачительно соблазнительны! Уж не побывали ли вы тайком в кинотеатре и не насмотрелись ли на знаменитую леди — забыл ее имя, — претендующую на то, чтобы ее называли сиреной-обольстительницей?

— Это вы наверняка зачастили бы туда втайне от меня, если бы узнали про Теду Бэра!

— Да есть ли кто-то, кто не восхищался бы такими актрисами? Действительно, одной из самых примечательных черт двадцатых годов стало то, что каждый ведет себя так, словно секс только сейчас открыли!

Пол поднялся с кровати, и, пока он искал глазами отброшенный вечером халат, его голое тело грациозно изгибалось и поворачивалось в лучах поднявшегося солнца. Он выглядел намного моложе своих лет.

Мы позавтракали вместе в моей комнате, но он опаздывал, и поэтому надолго не задержался.

— Моя идеальная жена! — проговорил он с улыбкой, целуя меня на прощанье, и я поняла, что воспоминания о Дайане Слейд теперь ничего для него не значили, как ничего не значило для меня воспоминание о Теренсе О'Рейли.

— До свидания, дорогой, — ответила я, возвращая Полу поцелуй, и, провожая его взглядом, взволнованно подумала, не ухитрилась ли я снова забеременеть.

Я не забеременела. Сначала это меня горько разочаровало, но потом я вспомнила о своем решении подождать до поездки в Мэн и приготовилась быть терпеливой. Однако терпеть это было нелегко, и несколько последних недель в Нью-Йорке могли бы показаться бесконечными, если бы не произошло то, что неожиданно отвлекло нас с Полом.

В нашу жизнь снова вторгся Корнелиус.

Я не виделась с ним со времени его приезда в Нью-Йорк в 1923 году, хотя Пол звонил Милдред, когда мы ездили прошлым летом по делам на Средний Запад. Я часто предлагала, даже просила Пола, снова пригласить к нам Корнелиуса, но он лишь спокойно отвечал:

— Корнелиус понимает, что делает, а если нет, то мне неинтересно с ним встречаться.

Мы ждали. Ничего не произошло. Пола стало раздражать даже упоминание имени Корнелиуса, когда наконец в начале июня его уверенность была вознаграждена.

— Письмо от Корнелиуса! — сказал он, широко улыбаясь мне с другого конца обеденного стола, и подтолкнул ко мне листок из блокнота.

Я взяла письмо. Оно было написано на латыни.

— Пол! — воскликнула я пораженная, и вслед за ним рассмеялась. Было приятно увидеть его в превосходном настроении. — Что он пишет?

— Пишет, что хорошо поработал над латынью и греческим после возвращения из Нью-Йорка. Что изучил книгу Гибсона «Упадок и падение Римской империи».

Меня удивило такое невероятное превращение Корнелиуса в исследователя древних языков.

— Вообще-то, глубоко в классику погружаться нет необходимости, главное, лишь бы он знал разницу между герундием и герундивом. Напишите ему сразу же, Сильвия, и пригласите на лето в Бар Харбор.

Вряд ли кого-то могло порадовать так, как меня, это возвращение интереса Пола к своему внучатому племяннику, но я была встревожена тем, что целью приглашения Корнелиуса в Мэн было заставить его провести лето в напряженных занятиях. Прежде чем я успела возразить, были наняты репетитор из Гарварда и тренер из теннисного клуба, и Пол подыскивал троих семнадцатилетних юношей, которые могли бы составить Корнелиусу компанию и вызвать у него интерес к соревнованию.

— Не забудьте о его хрупком здоровье, Пол, — озабоченно напоминала я мужу. — Оставьте в его расписании достаточно места для отдыха и развлечений.

— Дорогая моя, как я понимаю, ему до слез надоели отдых и развлечения. Как вы думаете, почему он написал мне это письмо? Ему хочется начать жить напряженной деловой жизнью, и я не намерен его в этом разочаровывать.

— Но как же вы найдете троих других мальчиков, которые согласились бы разделить с ним все эти занятия?

— Очень просто. Семнадцатилетние парни могут вынести все, кроме скуки — им это понравится. Главная проблема в том, чтобы выбрать из многих таких умных парней, которые охотно пошли бы на это.

Я продолжала сомневаться, пока не оказалось, что Пол был прав. Едва он заикнулся об этом среди своих друзей, как оказался засыпан предложениями их отпрысков. Но Пол предъявлял жесткие требования к своим протеже и остановился на двух юношах, вполне отвечавших его целям.

— Я приглашу Джейка Райшмана, — объявил он. — Не думаю, чтобы Корнелиус когда-нибудь раньше имел дело с евреем, а я уже давно приглядываюсь к этому парню Джейкоба — он представляется мне самым многообещающим из нового поколения Райшманов. И еще Кевина Дайли, чей отец теперь совершенно погряз в политике. Мне нравится, как Кевин сравнивает английское присутствие в Ирландии с римским присутствием в Европе, и всегда при этом ссылается на высказывание Тацита. А теперь посмотрим, кто бы еще подошел, чтобы квартет был полным.

Я назвала несколько имен, но Пол коротко замечал: «Глуповат», или же «Не честолюбив». И я уже предупредила экономку в Бар Харборе, что летом там будут жить с нами только трое юношей, когда Пол неожиданно определил своего четвертого протеже.

Это открытие произошло в первый же вечер, когда мы приехали в Бар Харбор и решили прогуляться после обеда в саду. Раньше считалось вредным для здоровья жить на самом берегу, и поэтому коттеджи, вроде нашего, в девятнадцатом веке строили как можно дальше от воды. Рядом с домом Пола был плавательный бассейн и теннисный корт, а дальше по склону холма уступами спускались к берегу окруженные кустарником лужайки, обставленные садовой мебелью со следами дождей и ветра. Все эти деревенского вида кресла были типичными для Бар Харбора, и такими же привычными, как и корзинки, плетенные индейцами из прутьев традиционно использовавшиеся для визитных карточек, такие же непритязательные, как популярное в Бар Харборе хобби — собирание камешков на морском берегу. Даже Пол забывал в Бар Харборе о своих городских вкусах и занимался парусным спортом, поднимался на Маунт Дезет и участвовал в пикниках на просторах Оушен Драйв.

Мы вернулись домой, когда солнце уже садилось. Я не ожидала увидеть в саду в этот поздний час ни одного садовника, но на второй лужайке ниже дома деловито подстригал газон юноша в рабочем комбинезоне.