Игра Бродяг - Литтмегалина

— Просто убей его.

Порой Вогту становились известны вещи, которые он не мог знать в принципе. Вот и сейчас он осознал, что вплоть до этого момента человек в фиолетовом плаще отмалчивался, терпеливо дожидаясь среди крикливой толпы сладкой возможности произнести именно эти слова, выговорить их с болью, дрожью и жадностью, которая никогда не будет утоленной. Ради этих слов он пришел сюда, ради них влачил дни и ночи, изнуряя себя в ожидании. Его белое лицо реяло в черноте позади Рога, высоко, под самым потолком. Глаза и перевернутый месяц приоткрытого рта походили на дыры, и Вогт видел сквозь них то, что в его голове — темнота, глубочайшая тьма.

«Вот для чего я пришел сюда, — подумал Вогт в озарении. — За ним, по его душу…» Но далее он думать не мог. Он был измучен. Он ждал, когда Рог нанесет смертельный удар. Его глаза заволокла туманная пелена из крови, испещренная мельтешащими вспышками. Он не видел, но ощутил движение Рога, его опускающийся кулак, и замер.

***

Если смотреть на собственные согнутые ноги из положения лежа, то они похожи на две скалы. Впрочем, Наёмница давно перестала что-либо видеть, ослепленная темнотой. Проведя ладонями по коленям, она ощутила шероховатость заживающих ссадин. Эх, она бы все отдала сейчас за то, чтобы просто уснуть (это особенно легко обещать, когда у нее ничего нет), забыть всю эту тоску на время… Однако глаза отказывались закрываться. В конце концов, она человек, а не кошка, и больше двенадцати часов в сутки спать не может. Суставы, не привыкшие к долгой неподвижности, противно ныли. Прогулка — шесть шагов до одной стены, шесть до другой и обратно, пока не осточертеет — не могла утолить потребность в движении.

— Где же ты пропадаешь, Вогт? — спросила Наёмница. — Уже давно пора спасти меня… — она глубоко вздохнула. — Ведь это из-за тебя я влипла во всю эту историю — если бы ты меня послушался, если бы мы не пошли на звуки той музыки… Так что мы оба виноваты! Это несправедливо, что все беды, все оплеухи и затрещины достаются мне, мне одной! А с тебя как с гуся вода! Где бы ты сейчас ни был, уверена, тебе получше, чем мне! — выпалила она с раздражением.

Некое смутное чувство подсказало ей, что она может быть неправа насчет Вогта, поэтому она добавила почти виновато:

— Наверное.

***

Вогт сам не понял, как это случилось: ему было больно, жутко, его убивали, и он ударил, все еще стоя на коленях, куда-то в живот Рогу, который совершенно не ожидал сопротивления от своей покорной жертвы. То, что произошло после, Вогт помнил совершенно отчетливо, но предпочел бы забыть: Рог дико взвыл, хотя кривоватый, неумелый удар Вогта даже кот не воспринял бы всерьез, и, пролетев по дуге, со страшным грохотом приземлился на противоположной стороне арены. Кровь хлестала из него, как вино из разбитого бочонка.

Пошатываясь и едва удерживаясь от падения лицом в песок, Вогтоус поднялся на ноги и с невыразимым ужасом уставился на свои руки, вооруженные устрашающими шипами. Он с омерзением сбросил кожаные полоски, срывая их так яростно, что чуть ли не с собственной кожей. В криках, расцветших над ареной, он расслышал удивление и досаду, а также предвкушение и жадность.

Он вскинул голову — и вовремя: Рог, по-бычьи наклонив голову, мчался на него. В первый момент Вогт тоже бросился бежать — разумеется, в противоположную сторону, но затем, приняв неизбежное, развернулся и с отчаянной решимостью ударил снова. Массивная туша Рога в очередной раз подлетела в воздух и тяжело шмякнулась о песок. Вогт не мог в это поверить. Он был сильным! Невероятно сильным! Вогт рассмеялся. Он поднял ладони, и крики зрителей стихли. Вогт окинул их взглядом, ощущая то напряжение, что сковало их в неподвижности. Он контролировал это напряжение. Ему принадлежала власть.

Он перевел взгляд на противника. Охая и ухая, тот пытался подняться с песка. Теперь Вогтоус слишком хорошо знал, что испытываешь после подобного приземления. Однако, когда это происходило не с ним, а с его обидчиком, его обезумевшая душа ликовала. Наконец поднявшись, Рог двигался уже не так решительно. Даже, можно сказать, неохотно. Все это уже куда как менее весело, чем трепать того, кто ничем не может тебе ответить… Вогт усмехнулся, наблюдая его приближение.

Возможно, Рог осознал в какой-то момент, что одними кулачищами с этим противником не совладать, но, поскольку он был туп и начисто лишен смекалки, только кулаки у него и оставались. Рог нападал и отлетал. Нападал и отлетал. Нападал… иииии… отлетал.

Вогт никогда не думал, что способен делать такое. Рваное Лицо был прав — действительно, человека, который до этого причинял боль тебе, легко ударить. Легче всего, что только можно сделать. Вогт смеялся, но из его глаз текли слезы. Его переполняла сила. Даже если бы на него набросилась вся почтенная публика, он отбился бы без особых усилий. Если бы перед ним была скала, он ударил бы по ней, и она разлетелась бы надвое.

Рог выдохся. Его тело горело от ударов, бледная морда исказилась от мук. Никогда с ним не случалось такого, чтобы он был побежден, уничтожен — и кем?! Кролик швырял его без малейших усилий, как если бы Рог совсем не имел веса. Рог не мог ударить его в ответ, вообще ничего не мог сделать. Наскребая силы для последней попытки, он знал, что уже проиграл. Будь Рог способен чувствовать хоть что-то, кроме бешеной ярости, он впал бы в отчаянье.

— Достаточно, — сказал Вогт.

Он только слегка шлепнул Рога по лицу, но Рог откинулся назад и, с неловко подвернутыми ногами, повалился на арену, оставшись лежать. Нет, он не умер — грудь его вздымалась и опадала в судорожном дыхании. Но он был либо не в состоянии, либо просто не хотел подняться.

Вогтоус снова слышал эту звонкую тишину, предваряющую финальный удар, но человек в фиолетовом плаще молчал, и уголки его рта, похожего на черный разрыв в белой ткани, ползли вниз, вниз, вниз. Вогт знал, что человек хотел бы, чтобы он добил Рога, и ощутил подступающую рвоту. Его затрясло от злости.

— Я бог! — закричал он сердито. — Я бог! — и задохнулся от своих слов.

В прокатившихся по толпе воплях он различил ужас. И здесь отчаянье обрушилось на него, захлестывая с головой, и он стал глух, слеп, бесчувственен и нем. Кто-то набросил