Зеленая кровь - Далин Андреевич

– Нет, я работаю в приюте Лиги, – сказала Жасмин. – И с беспризорными псами.

– Та еще работа.

– Работа как работа. Встречаются непростые характеры – из-за сложной судьбы, из-за жестокости наших милых сородичей, но такой мрази, как среди людей, в собачьей Стае не встретишь… Да вы же знаете.

– Бездомных часто убивают? – спросил Рамон. – Те, в галерее, тоже были бездомные, да?

Жасмин погладила его по щеке.

– Люди вас боятся. Боятся, боятся, даже домашних. Я подрабатываю консультантом, навидалась, как обычные, добрые, как говорится, люди берут в дом щенка, потому что маленький щенок им инстинктивно мил, а потом издеваются над псом, калечат его душу, в твердой уверенности, что иначе и быть не может. Крупный зверь у них инстинктивной приязни не вызывает, он уже не мил, а опасен… Твари. Человеческая история пришла к повороту – и люди уже не знают, куда бы деть избыток агрессии.

– Вы, посредники, судите крутовато, – сказал Тео не очень, впрочем, уверенно.

– И это вы говорите после того, что сегодня видели?

У Тео дернулась скула.

– Это, слава небесам, все-таки единичный случай.

– Это вам, капитан, слава небесам, везло до сих пор. Вы не соприкасаетесь с той мразью, которую мы, посредники, вынуждены постоянно наблюдать. Но вы же видали другую погань…

Подвернулся освещенный ларек с книгами и газетами.

– Притормозите, ребята, – сказал Тео чуть виновато. – Хочу присмотреть чтиво какое-нибудь… поглупее. Вместо выпивки. А то не нарушить бы устав сегодня…

Жасмин хихикнула.

– Я себе нервы стихами успокаиваю. Но это – дело вкуса.

Тео принялся рассматривать книжки в глянцевых пестрых обложках. Рамон с удовольствием обнюхивал свежие газеты, Жасмин тоже перебирала книги – и вынула одну, с нарисованной на обложке оскаленной пастью и буквами, стекающими кровавыми потеками. Книжка, сочинение некоего Арта, называлась "Вой в ночи".

– Я такое не читаю, – сказал Тео.

– Неплохая книжка, – возразила пожилая продавщица, укутанная в теплую шаль. – Во всяком случае, язык приличный. Красивая такая страшная сказка.

– Про волкодлаков? – спросила Жасмин брезгливо.

– А чем плохо? – продавщица примирительно улыбнулась. – Всем нравится.

– Трансформ человека невозможен, но сказки на эту тему обожают, – сказала Жасмин, открывая книжку наугад. – Кошмар ведь – человек становится зверем. Кошмар – это зверь, верно?

– Почему? – спросил Рамон. – И кто такие волкодлаки?

– Люди, которые могут перекидываться в волков, – сказал Тео. – Глупости.

С лица продавщицы сползла улыбка – она рассмотрела пса.

– Вот из-за перевертышей такие книжки и читают, – сказала продавщица, кутаясь в шаль. – Это собака, да? А выглядит – ужас… клыки… волк, я думаю, еще страшнее…

– Эта собака столько жизней спасла, – сказала Жасмин, – под пулями, рискуя собой… Эх…

– Ну, я же не знала…

Рамон смущенно убрался в тень, перекинулся, уселся у ноги Тео. Жасмин потрепала его по шее.

– Собаки то и дело жертвуют собой, спасая людей… Хоть бы раз услышать, что человек рискнул собой, спасая пса. Нет, невозможно, только пишут вот это! – Жасмин тряхнула книгой в воздухе. – Послушайте. Это провидица волкодлаку говорит. "Я вижу в твоих глазах человека и волка. В одном глазу вижу человека, доброго, порядочного, вижу мужа и друга. В другом вижу волка – жестокость и подлость, стон в темноте, растерзанную плоть, коварство и злобу. Тебе надо убить в себе зверя"… Нравится?

– Обычно для таких сказок, вообще-то… – сказал Тео. Рамон вздохнул.

– Обычная ложь. Вот интересно, кто-нибудь издал бы такое: вижу, мол, в твоих глазах человека и волка. В одном глазу – человеческую подлость и мелкую жестокость, похоть и трусость, поганенькое властолюбие, любовь к дешевым игрушкам вроде политики и бизнеса, жадность, продажность и ложь. А в другом – волчью честь, спокойную отвагу, благородство и верность, любовь к жизни и к себе подобным, веселый азарт, товарищество… Ведь не напечатали бы… Люди слишком любят слушать и читать грубую лесть!

– Сложно вам, наверное, живется, девушка, – сказала продавщица.

Жасмин передернула плечами. К киоску подошла пожилая чета и принялась рассматривать программу телепередач. Тео отошел, так ничего и не купив. Жасмин и Рамон присоединились к нему.

Загорелись фонари, стало посветлее, но тяжелое пасмурное небо, казалось, опустилось еще ниже и будто прогнулось к земле под тяжестью непролитых дождей. Осенняя свежесть рассеивала запахи бензинового перегара и дыма, но корицей палой листвы тоже не пахло – с тощего газона доносился только сильный запах крапивы, острый, какой бывает только осенью, перед самыми холодами. Прохожие не шли, а почти бежали, торопливо, не глядя вокруг, подняв воротники.

– Давайте, мы с Рамоном вас проводим, а сами в управление СБ пойдем? – сказал Тео, заметив, что Жасмин совсем уж зябко нахохлилась. – Я там щенка своего оставил на псарне, он волнуется, наверное, да и с полковником надо поговорить, он меня ждет…

– Я с вами пойду, – сказала Жасмин. – Можно, капитан? Хочу взглянуть на щенка.

Тео кивнул, а Рамон радостно боднул лбом ее руку.

Долго шли пешком, но ждать автобуса и слушать, что псов нужно водить в намордниках, никому не хотелось. Совсем замерзли, только Рамон не обращал внимания на вечерний холод. Он веселился, как щенок, и приглашал повеселиться и людей – совал им в руки палочки, носился кругами, тыкался головой в колени, всем видом показывал, что жизнь прекрасна, а все плохое позади – и все-таки втянул своих друзей в догонялки, которые несколько их согрели. К управлению СБ подошли, порозовевшие от беготни, в странном, взвинченно-нервном расположении духа, ожидая чего-то – и не обманулись.

На автомобильной стоянке около управления, между грузовичком ветеринара Бруно и внедорожником Хольвина, стоял высокий, тонкий, лаково блестящий, редкой красоты вороной жеребец, невзнузданный и без седла; маленькая Лилия обнимала его за шею. Хольвин, Бруно, Феликс и Гарик с Шагратом что-то довольно бурно обсуждали – появление в пределах обонятельного круга псов знакомого запаха Тео и Рамона это обсуждение расстроило. Гарик кинулся к Тео, облапился, забыв все правила приличия, лизнул в щеку, прижался головой к куртке:

– Ах, Тео, они говорили, что я буду жить на псарне! Они говорили, что ты можешь больше не прийти! Ах, я не хочу на псарне, я хочу с тобой! Возьми меня, я даже буду драться с кем захочешь, но давай будем вместе, а? Ах, пожалуйста!

Тео несколько минут не мог отвечать ни на какие вопросы, только оглаживал Гарика, пытаясь его успокоить. Глядя на его радость, смешанную с тревогой, можно было думать только о том, что жизнь и время теперь принадлежат и Гарику тоже, как они стали бы принадлежать в равной степени жене и ребенку. И самое поганое, думал Тео, что ему нельзя ничего пообещать, потому что я и сам не знаю, что со мной будет. Как не крути, я – убийца.