Ледяная синева (ЛП) - Энн Стюарт

Только вот ночами она лежала без сна в большой мягкой постели, с сухими глазами, беспокойно ворочаясь, чувствуя пустоту и запрещая себе даже мысленно произносить его имя.

— Пора уже домой, — однажды утром сказала она, пока Джилли вгрызалась в текст по физике. Женевьева была в кабинете, безвозмездно консультируя по юридическим вопросам через интернет, и за кухонным столом из старого дуба сидели только они вдвоём.

Джилли подняла взгляд.

— Я не спешу. Учебники у меня есть, так что, думаю, получится без проблем пропустить остаток семестра. Кроме того, мне здесь нравится.

Саммер посмотрела в сад. Они жили в Англии уже почти два месяца. Потеплело, деревья и трава начинали зеленеть. На открытых солнцу лужайках даже зацвели нарциссы. Всё снова оживало. Пора и ей тоже ожить.

— Мне нужно найти работу. Сансонский музей не хочет иметь ничего общего со мной или этим скандалом, и я совсем не в обиде. Но вакансий намного меньше, чем квалифицированных кураторов, и чем скорее я начну поиск, тем скорее вернусь к нормальной жизни.

— Тебе хочется именно этого?

— Да, — ответила Саммер. Если она не ошибалась, то была её первая ложь сестре.

Она не хотела нормальной жизни. Не хотела работы в Лос-Анджелесе. Не хотела ехать на запад. Она хотела на восток, обратно в Японию, чтобы найти Таку, прижать его к стенке и выяснить, почему он ей лгал. Зачем сказал, что любит, и исчез? Она хотела, чтобы он молил о прощении у её ног. Хотела, чтобы он был сверху, снизу, сзади, внутри неё. Хотела протянуть руки и дотронуться до него, твёрдого, тёплого. Хотела прижаться губами к его красивому рту, хотела, чтобы его глаза, не отрываясь, смотрели на неё, полные желания. Хотела попробовать на вкус его татуировки.

Хотела невозможного.

Он солгал. Когда смерть дышала в лицо, он солгал, доказывая, что в его холодном и прекрасном теле есть, по крайней мере, хоть одна добрая жилка.

Женевьева в низко сидящих на носу очках впорхнула в кухню.

— Сегодня будет тепло, — объявила она. — Думаю, почаёвничаем в саду. Питер вернётся рано и, возможно, приведёт Изобел. Нам всем нужны платьица.

— Платьица? — смеясь, повторила Джилли. — Да ни в жизнь вы не засунете меня в платьице от Лоры Эшли! Я крупнее вас и знаю грязные приёмчики.

— Изобел придёт? — спокойно спросила Саммер.

— Не знаю, чем она тебе не нравится, — сказала Джилли. — Она спасла мне жизнь.

«А меня приказала Таке убить», — могла бы добавить Саммер, но промолчала.

— Изобел хорошая, — вступилась Женевьева, наливая кофе, который любила пить по утрам. — Отчасти ледышка, но всегда делает что надо.

— Не думаю, что у меня есть платье, — сказала Саммер, пытаясь притвориться, что ей хоть чуточку нравится эта затея.

— Зато у меня их куча, — бодро ответила Женевьева. — Сделаю булочки, подам к столу взбитые сливки, и мы отлично проведём время.

— Отлично, — эхом откликнулась Саммер. За два месяца здесь она похудела на пять килограммов. Не потому, что хозяйка плохо готовила — наоборот, превосходно, — а потому что пропал аппетит. Любое из платьев Женевьевы будет висеть на ней как на вешалке, но всегда можно повязать пояс и состроить из себя английскую пастушку — просто чтобы порадовать хозяйку.

Забавно, но Саммер носила пастельные тона, отказавшись от чёрного, — и это сейчас, когда на душе у неё как раз черным-черно. Глупо звучит, но чёрный цвет вгонял её в депрессию, а ей и так было достаточно хреново.

Завтра она зайдёт в интернет, забронирует билет домой и оставит всё позади.

Потому что он не придёт. Саммер даже не осознавала, что ждала его, глядя на зимний сад и занимая руки пряжей и спицами.

Женевьева права — отличный день, не по сезону тёплый. Хозяйка выставила стол в пробуждающийся сад, накрыла его скатертью в цветочек и достала красивый старый фарфор. Саммер слишком нравилась жена Питера, чтобы возмущаться игрой в маскарад. Бледно-синее платье с цветочным принтом, что она взяла у Женевьевы, было именно «платьицем» — с плавным силуэтом, женственное, с оборками и шнуровкой. Она даже распустит волосы и станет британской дебютанткой из тридцатых или кем-то ещё, кого вообразит себе Женевьева.

Выйдя в сад, Саммер увидела, что Джилли тоже захотела принять участие в маскараде. Сестра надела платье цвета лаванды, подпоясалась чёрным поясом (несколько готический контраст) и выкрасила кончики своих коротких ершистых волос в такой же синевато-сиреневый цвет. Присовокупив к наряду мартенсы, она сияла и была откровенно счастлива, и на какое-то короткое время только это и имело значение.

Кофе на завтрак, чай лапсанг сушонг после обеда. «Хорошо бы выпить что-нибудь японское», — садясь на один из элегантных стульев с вязанием на коленях, подумала Саммер, но тотчас же мысленно осадила себя. Воистину, пора домой.

Питер пришёл первым. Он немного хромал, но Саммер сдержалась и не стала спрашивать о причинах. От Таки она знала, сколь опасная у них работа, и просто не хотела об этом думать.

Питер поцеловал Женевьеву в щёку, и та посмотрела на него с таким обожанием, что у Саммер сжался желудок. Не слепое обожание, а мудрый и знающий взгляд, как будто она уже заглянула в сердце тьмы и приняла то, что там клубится.

Сделала бы Саммер то же самое? «Похоже, проверить не дадут», — подумала она, концентрируясь на сложном узоре.

— Изобел скоро будет, — сказал Питер, беря из рук жены чашку чая. — Ей надо сделать пару остановок по пути.

— Могу поставить чайник, — предложила Женевьева.

— И так пойдёт — ты же знаешь, она любит очень крепкий чай. Просто подогреешь потом в микроволновке.

— Кощунство! — воскликнула Женевьева. Она сидела лицом к подъездной дорожке и внезапно прищурилась.

— Помоги мне на кухне! — потребовала она.

— Сейчас? Я же только пришёл, — удивился Питер.

— И ты, Джилли, — настаивала она. — Поможете мне с булочками.

Джилли сидела на стуле по-турецки, держа на коленях учебник. Моргнув, она подняла глаза.

— Так их тут уже куча.

— Джилли, мне нужна твоя помощь, — своим самым строгим адвокатским голосом повторила Женевьева. Джилли очнулась от ступора, вызванного физикой, и поднялась.

— Прости, — сказала она. — Конечно. Мы скоро вернёмся.

— Я тоже могу помочь, — сказала Саммер, но все трое в унисон сказали твёрдое «нет».

Чёрт. «Сегодня что, мой день рождения?» — подумала она, когда все исчезли в доме.

Значит, они приготовили маленький сюрприз. Жаль, она для этого явно не в настроении. Последние недели они следили за ней, будто ожидая взрыва, но она проживала день за днем в абсолютном спокойствии; лишь оставаясь одна в своей комнате, часами лежала без сна, несчастная, с глазами, полными непролитых слез. Сознавая, что её душа рвётся на куски.