О себе, о людях, о фильмах - Михаил Ромм

Презрительно скривила губки г-жа Каррэ-Ламадон. Сентиментально склонив голову, глядит куда-то в пространство графиня.

Замкнувшись в ощущение собственного достоинства, выпрямилась ядовитая, как мухомор, г-жа Луазо.

Спокойно переваривает пищу Луазо.

Важно уставился в пространство предельно приличный и снисходительный граф.

Желчно скривился Каррэ-Ламадон.

Монументом оскорбленного достоинства высится Корнюдэ.

И вот они все перед нами — те, чьи портреты, чьи лица, физиономии, морды, хари, взятые с предельной выразительностью, проплыли на экране. Вот они все — патриоты, олицетворяющие собою родину, ту родину, любовь к которой они проповедуют, — герои картины, нет — один, коллективный герой картины во многих лицах. Они сидят, чуть покачиваясь, замкнувшись каждый в своем собственном сознании правоты и достоинства. Сидят похожие друг на друга, одинаковые и такие разные.

Открывается удаляющийся дилижанс. Тяжело месящие грязь колеса.

Дальше стал дилижанс. Грязная дорога легла между ним и аппаратом.

Еще дальше стал дилижанс.

Совсем маленьким квадратиком виден он далеко впереди на пустой дороге. Он исчезает за поворотом.

Конец.

«Мир сегодня»

Сценарий[83]

Маркс, Энгельс, Ленин говорили, что капитализм обесчеловечивает человека, что если не победит социалистическая революция, то неизбежна всемирная катастрофа. «Эта катастрофа особенно гибельна, — утверждал Энгельс, — если учесть развитие техники».

Мир сегодня подтверждает эти положения. Обесчеловечивание человека обрело сейчас новые изощренные формы. Взрыв научно-технической мысли наряду с блистательными достижениями создает в условиях капитализма неразрешимые узлы противоречий, некоторые из которых угрожающе опасны для мира, для жизни, для человека. Предсказанная опасность глобальной катастрофы сознается теперь не только отдельными мыслителями, — ее понимают и чувствуют миллионы. Речь идет не только об атомной бомбе и о возможности третьей мировой войны. Стремительное изменение мира в условиях буржуазной действительности приводит к парадоксальным, тупиковым явлениям в ряде важнейших, решающих областей жизни человечества.

Лицо мира стало иным. Капитализм переживает глубокий, я полагаю, смертельный кризис. Но тем опаснее попытки задержать неизбежный ход истории. В ряде стран к власти приходят военные и фашистские диктатуры, разжигается национальная рознь, культивируется шовинизм.

Поэтому чрезвычайно важно, чтобы наши зрители получили правдивую образную информацию о том, что происходит в капиталистическом мире. Не на поверхности его, а в глубине, в его существе. Разумеется, зарубежные фильмы, даже наиболее прогрессивные, не могут выполнить эту задачу, не ставят перед собою этой цели.

Я считаю, что должен сделать фильм «Мир сегодня», в котором попытаюсь рассказать с наших позиций о том, что происходит на Западе.

Естественно, что задуманный сценарий не может быть особенно веселым. Но на деле при будущем отборе материала, так же как и в «Обыкновенном фашизме», будут стоять рядом мрачное и смешное, трагическое и лирическое, светлое и темное. Пока же я сосредоточу внимание на тревожных явлениях нынешнего западного мира.

Фильм должен представлять собой авторское размышление. В этом смысле я хотел бы продолжить путь, нащупанный в «Обыкновенном фашизме». Картина будет состоять в основном из документального материала, но, так же как в «Обыкновенном фашизме», этот материал будет строиться и комментироваться по принципу художественного фильма.

В отличие от «Обыкновенного фашизма» в картину «Мир сегодня» я хочу включить ряд коротких и очень простых инсценированных эпизодов, новелл, жизненных случаев.

Картина должна начаться с Нового года.

Но я еще не знаю, какой именно год называть. Картина сложная, трудно угадать, сколько времени займет ее подготовка, предварительная организация. Возможно, это будет 1970 год.

Тем более я не могу предсказать, что произойдет в этом пока еще не известном нам году.

Поэтому приходится в качестве рабочего макета — пока еще сугубо временного — взять последний, недавно закончившийся год, тысяча девятьсот шестьдесят восьмой.

Жизнь делается все сложнее. Клубки противоречий современного мира пока еще не разматываются, и даже, пожалуй, завязываются все новые узлы и узелки. Нам не грозит опасность, что неизвестный год близкого будущего, который мы изберем, окажется чересчур гладким, излишне спокойным, лишенным острых событий и парадоксальных поворотов. Что-что, а скучать в любом году последней трети XX века не приходится.

Как известно, Новый год начинается задолго до нового года, особенно в так называемом западном мире. Он начинается даже задолго до рождества. И опытный человек не отправится в деловую командировку, скажем, в Англию, Францию или США между 15 декабря и 5 января следующего года: он просто ни с кем не встретится, никого не увидит и ничего не успеет сделать. Все будут заняты одним-единственным событием: рождественско-новогодними праздниками.

Однако один командировочный рискнул предпринять деловую поездку перед рождеством, накануне 1968 года. У него были для этого особые основания: он должен был кое-что уладить, притом обязательно до Нового года. Он должен был поделиться новогодними мыслями, которые считал очень важными. Это был президент США Линдон Джонсон. Он посетил Австралию, Вьетнам, Пакистан, и с этого предновогоднего визита мы и начнем перечень больших и малых событий 1968 года.

Сто сорок один самолет сопровождал президента. Огромнейшие кортежи автомобилей окружали его. Многотысячная охрана была расставлена на аэродромах, на дорогах. Джонсон был бодр и энергичен.

«Мы не изменим своего курса, — заявил он, — мы будем твердо продолжать свое дело. На нашем пути лежит победа».

По дороге из Вьетнама в США Джонсон посетил папу римского и вручил ему ценный подарок: бюст самого Джонсона. Затем он прилетел к себе в Вашингтон, чтобы есть рождественскую индейку и праздновать Новый год в преддверии торжества великого американского общества, которое он обещал.

И вслед за тем Новый год пошел шествовать по миру, как положено природой, с Востока на Запад.

Новый год встречают по-разному. В одних странах он встречается на снегу, а в других — жарким летом. В одних странах стоят рождественские елки, а в других никто и в глаза не видел, что такое — елка. Во всех больших городах одинаково и на протяжении целой недели, а то и больше идет праздничная суматоха, толкотня. Универмаги битком набиты. Десятки миллионов людей готовятся к семейному празднику, к торжествам. Заготавливаются миллионы бутылок шампанского. Есть страны, где под Новый год выбрасывают все старое, и летят из окон мебель, ломаные табуретки, посуда. В других бьют в барабаны. В третьих звучат хоралы. И во всех странах мира газеты подводят итоги предыдущего года и занимаются предсказаниями на следующий.

В эти торжественные дни многие почти забыли, что предыдущий год прошел под знаком нескольких войн сразу: вьетнамской войны, войны на Ближнем Востоке, войны между Нигерией и Биафрой, партизанской войны в Анголе и Мозамбике, в Лаосе, гражданской войны в Йемене. Все эти войны продолжали кровоточить весь 1968 год.

Правда, это были далекие войны — войны третьего мира, и столицы передовых капиталистических стран знали о них по газетам. Только одна из этих войн — вьетнамская — близко коснулась США: уж слишком много гробов приходило из-за океана.

Но в общем новый, 1968 год был встречен торжественно. Перечислим прежде всего часть крупных и мелких событий этого года, не слишком соблюдая точность хронологии.

Открылся год, казалось бы, незначительным конфликтом в Западном Берлине: группа студентов во главе с Рудольфом Дучке вошла во время богослужения в церковь кайзера Вильгельма. Студенты несли плакаты с призывом покончить американскую агрессию во Вьетнаме. Они высоко подымали фотографии изуродованных трупов вьетнамских женщин и детей. Призыв был обращен к верующим, к христианам. Студентов стали выгонять. Но Дучке, человек энергичный и сильный, вырвался, вскочил на кафедру и начал свою речь словами: «Любимые братья и сестры!..» Больше ему не удалось сказать ни слова. «Братья и сестры» избили и Дучке и студентов в кровь, вышвырнули их из церкви вместе с плакатами, которые призывали к миру.

Таким образом, Новый год в Западном Берлине был чуть-чуть омрачен.

Вслед за тем газеты подсчитали убытки от новогодних краж. Оказалось, что только в больших универмагах США американские покупатели сперли игрушек, украшений и всякого ширпотреба чуть не на миллиард долларов. Этот размах воровства тем более поразителен, что в крупнейших универмагах организована система телевизионного подглядывания. Скрытые глазки телевизионных камер расставлены всюду. Камеры следят за прилавками, наблюдают за поведением покупателей. Они установлены даже в туалетных комнатах. Посетители, разумеется, и не подозревают, что невидимый глаз внимательно смотрит на них. Но в рождественские и предновогодние дни универмаги настолько забиты народом, что и телевизоры не справлялись, и контролеры не успевали хватать покупателей за руки.