Фартовое дело - Леонид Влодавец

— Хорошо. Только ты ляг животиком на лавочку, ладно?

Механик послушно улегся, а Юлька — р-раз! — и перекинула через лавку правую ногу. А потом уселась Механику на тощие ноги, привалилась к его костистому заду и мочалкой стала вовсю тереть ему спину.

— Нормально! — похвалил Механик. И хотя у него были опасения, что добровольная банщица не только протрет ему кожу на лопатках, но и мясо до костей сдерет, благо сдирать было всего ничего, но все равно было приятно.

— А теперь вот этой мочалочкой пройдусь… — произнесла Юля, и прежде, чем Механик успел что-то сообразить, уселась ему на спину, уперлась в плечи и стала быстро-быстро тереться низом живота о его позвоночник. Механик охнул. Позвоночник у него, после нескольких подрывов на БМР, был отнюдь не самым здоровым местом. Механик даже услышал, как ему показалось, какой-то хруст. Но уж больно приятен был такой массаж. Каждая клетка в теле Механика на него отзывалась, каждый нерв ему радовался.

Однако Юльке он был, оказывается, еще слаще. Механик и не догадывался, что его позвонки могут быть кому-то в радость. Разыгравшаяся бабенка сперва только дышала жадно, а потом стала повизгивать и стонать. Наконец, особенно громко охнула и упала на Механика животом, крепко стиснув его с боков.

Тут что-то чудесное произошло, хотя и имело скорее всего какое-то материальное, точнее, нейрофизиологическое объяснение. То ли какой-то нерв защемленный освободился, то ли вообще в спинном мозгу чего-то наладилось, то ли, может, в самой башке у Механика что-то сдвинулось в нужном направлении, но только он неожиданно почувствовал, что пропавшая несколько лет назад мужицкая силушка постепенно возрождается! И тот природный инструмент, который, как полагал Механик по неграмотности, наглухо усох на веки вечные, вдруг стал ощущаться! Механик значительно лучше разбирался в железках, моторах и схемах, чем в собственном теле, а потому рассматривал это явление как чудесное.

— Ох ты ж, мать честная! — изумленно пробормотал он.

Юлька между тем, лежа на спине Механика, стала осторожно целовать его шею, плечи, лопатки, поглаживать седоватые волосы и бормотать:

— Маленький мой… Бедненький… Седенький…

Механику было хорошо от этих уже давно позабытых ощущений. Все глупости, переполнявшие башку, будто ветром выдуло. Так и лежал бы сто лет, так и помер бы тут — до того сладко было все это ощущать. Но он очень боялся, что загоревшееся угаснет, и потому попросил каким-то не своим голосом:

— Ну-ка, привстань чуть-чуть, девочка!

И когда она выполнила эту просьбу, перевернулся на спину…

— Ой! — воскликнула Юлька и захихикала.

— Оживила ты меня… — вперив в Юльку отчаянный взгляд, пробормотал Механик, притягивая ее к себе за скользкую спинку. — Я теперь еще поживу! Долго поживу!

ТАИНСТВЕННАЯ ЛЫЖНЯ

«Чероки», в котором сидели Серый и сопровождавшие его Маузер, Саня и Ежик, не торопясь катил по заснеженной дороге. Шел небольшой снег, свободно кружившийся в безветренном воздухе и постепенно оседавший на дорогу, кюветы, на две стены леса по обе стороны от проселка. По правую руку сразу за кюветом стояла изгородь из колючей проволоки в один ряд, и через каждые пятьдесят метров просматривались прибитые к кольям желтые плакатики: «Стой! Опасная зона. Осторожно, мины!» Слева такой проволоки не наблюдалось.

Серый выполнял приказ Булочки — проверял, нет ли какой лыжни или иных следов, ведущих к озеру. Все, кроме Ежика, который вел машину, косили глаза направо, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь признаки «нарушения границы». Проехали уже почти двадцать километров из тридцати, составлявших периметр запретной зоны, но никаких следов не обнаружили. Не только тех, что уводили бы за проволоку, но даже тех, которые хотя бы подходили к ней. Сразу за сугробами, которые отгребли на обочину грейдеры, периодически расчищавшие дорогу, снег имел девственную чистоту и белизну. Должно быть, желающих поискать приключений и пощекотать нервы, катаясь на лыжах по заминированному лесу, было не много. А точнее — совсем не было.

— Ни хрена тут нет, — зевнул Маузер, — у меня аж глаза устали красотами этими любоваться. Дурная у тебя хозяйка, Серега. Не ценит тебя.

— Я этого не говорил, — мрачно произнес Серый. — И от тебя не слышал. Понял, братан?

— Понял… Готов взять обратно. Но работу мы сейчас дурную делаем, это точно. Между прочим, даже если кто-то прошел на лыжах, то мы это можем и не разглядеть. Через полчаса все снегом завалит.

— Не завалит, снег мелкий. А мы уже почти кольцо замкнули. Последние километры проверим — и хватит. Зато могу честно сказать, что ни одного следа не видел, ни одна лыжня в лес не ушла. И спать буду спокойно. Между прочим, я со вчерашнего дня не ложился. За то, кстати, и погорел сегодня.

— Ничего, еще выспишься… — подбодрил Саня. — Мне эта лыжная версия смешной кажется. Если б я хотел вывезти все по-быстрому, то договорился бы с грейдеристом, дал бы ему рублей двести новыми, и он бы мне за полчаса просеку сделал проезжей. Особенно Немецкую дорогу — она как по линейке. Ну а если Шмыгло на это пойдет и кто-то просеку расчистит, мы уже точно знать будем, что он собрался на озеро по делу. А эти лыжные походы по десять человек с сорока килограммами — фигня. Булка мандражирует.

— Дай Бог, — неуверенно произнес Серый.

Дорога в очередной раз стала подниматься в горку и забирать влево, огибая выступ леса. Серый сказал:

— Ну, еще два поворота, и выйдем к исходной.

— Встречная! — предупредил Ежик, увидев легковую машину, выскочившую из-за поворота дороги.

— Из Лузина едет. Нездешняя, — пригляделся Саня. — Чего он тут делает, интересно? Надо номерок на всякий случай запомнить…

— Ты пока свои станционные дела оставь, — посоветовал Серый. — Лучше по сторонам гляди… Если просмотрим и окажется, что они действительно все рюкзаками на лыжах вывезли — Булка не простит.

Когда встречная «девятка» проскочила мимо, Саня сказал:

— Номер-то из соседней области. По-моему, это опять Шмыгло крутился.

— Ты серьезно? — встревожился Серый.

«Чероки» вывернул за поворот, откуда выехала «девятка». Серый уже подумал, а не скомандовать ли ему Ежику, чтоб разворачивался и догонял «девятку», но тут Маузер очень спокойно сказал:

— Вон она, лыжня-то!

— Что ты мелешь? — недоуменно произнес Серый. Он лично никакой лыжни не видел.

— Где? — спросил Саня.

— Сейчас увидишь. Тормози, Ежик!

Ежик затормозил. Серый вопросительно посмотрел на Маузера:

— Братан, за глюки мы не платим. Где ж твоя лыжня?

Вдоль дороги за окаймлявшими ее грейдерными сугробами простирался все тот же чистый снег. Только коготки какой-то птицы оставили цепочку маленьких следов, напоминающую замысловатый китайский иероглиф.

— Не туда смотришь, командир, — невозмутимо произнес Маузер. — Давай выйдем из машины. Малец чуть дальше проехал, отсюда не увидим.

Серый и Саня вышли следом за Маузером. А тот уже шагал по дороге в обратном направлении. Метров в пятнадцати от «Чероки» Маузер остановился. Дождавшись, пока подойдут приятели, он повернулся к обочине, чуть наискосок к тому направлению, куда ехали на машине.

— Смотри по моей руке, — сказал Маузер, — теперь видно? Если по прямой от дороги, будет метров пять. От нас — пятнадцать или двадцать.

— По-моему, тебя зрение стало подводить, — недоверчиво разглядывая синеватую полоску в промежутке между елями, произнес Серый. — Там просто деревце под снегом лежит.

— Деревца обычно с ветками бывают, — не согласился Саня, — разве что кол какой-то отесанный…

— Ну, значит, кол.

— Ни фига, командир! — помотал головой Маузер. — Лыжня это, и, кстати, довольно свежая. Сегодня ночью торили, самое раннее. Снег взрыхленный еще не раздуло.

— Ладно, допустим, лыжня, — порассуждал Серый. — Но где ты, друг дорогой, видел, чтоб лыжня начиналась прямо с чистого места и никаких следов кругом не было? Тут, за проволокой, снега по колено, если без лыж топать. Перед проволокой, может, чуть поменьше, но тоже не асфальт. Либо этот лыжник веса не имел, либо ты обознался.

Аргументы Серого произвели впечатление на Маузера, но тот упрямо продолжил:

— Все равно глянуть надо. Сам же сказал, что хочешь спать спокойно.

— Глянуть, конечно, недолго, — произнес Серый. — Ладно. На коньяк спорим, что это просто кол под снегом?

— На ящик, что это лыжня, — сделал ставку Маузер.

— Санек, разбей! — потребовал Серый.

— За разбивку, между прочим, бутылка полагается, — хмыкнул Саня. — Коньяк какой, армянский?

— Французский, — сказал Серый. — Подлинный! Учти, Маузер, он денег стоит.

— Ладно. Достаем лыжи?

— Достаем. Я валенки снегом набивать не подписывался.