Адъютант его превосходительства - Игорь Болгарин

— Больше ничего… А что мы можем предпринять, чтобы выявить врага? Или хотя бы локализовать пока его враждебную деятельность? — уже решительно, словно обнаружив врага, не говорил, а диктовал Лацис.

— Имя… Николай Николаевич… Может, попытаться в этом направлении? — неуверенно предложил Фролов. — Что-то в этом есть…

— Агентурная кличка. В этом я не сомневаюсь. Щукин не простак, на таких вещах не ошибается! — озабоченно произнёс Лацис. И опять зашагал по кабинету, ища нужное решение, пока не остановился возле окна. Фролов тоже подошёл к окну, встал рядом. Долго молчал, с какой-то бесцельной тщательностью рассматривая сияющие купола собора и плывущие над ними облака.

— Я думаю, начинать надо вот с чего. Ограничить круг штабных работников, имеющих доступ к картам Киевского укрепрайона, — наконец произнёс Фролов.

— Пассивно, но верно, — согласился Лацис. — Выяснили у картографов, сколько комплектов карт — изготовили?

— Четыре.

— Нужно все их взять под особый контроль. Может быть, даже собрать их и выдавать исключительно при строжайшей необходимости. Не спускать с карт глаз. Проверить всех людей, кто так или иначе уже занимался картами и кто будет работать с ними в ближайшие дни!.. — Это уже был приказ.

После беседы с Лацисом Фролов подробно выяснил, где и у кого находятся карты. Затем собрал сотрудников, изложил им суть дела, дал каждому определённое задание. В оперативный отдел штаба 12-й армии послал Сазонова, потому что один из четырех комплектов карт хранился в сейфе у начальника отдела. Сазонов незамедлительно отправился в оперативный отдел, застал там Басова и Преображенского, которые корпели над составлением каких-то сводок.

— Простите, я из Чека, — кашлянув, сказал он и каждому протянул руку, как бы успокаивая их. — Сазонов!

— Чем обязаны? — поинтересовался Басов, мельком оглядев Сазонова с головы до ног.

— Велено получить под расписку карты Киевского укрепрайона, — объяснил им чекист цель своего визита.

— Они в сейфе у Василия Васильевича, — с показной бесстрастностью объяснил Басов.

— Кто такой Василий Васильевич? — спросил Сазонов.

— Товарищ, вы работник штаба? — поднял на него удивлённые и удлинённые, как у цыгана, глаза Преображенский.

— Я же вам сказал, я из Чека, — твёрдо ответил Сазонов, согласно инструкции уклоняясь от лишних разговоров.

— Но я же вот знаю имя-отчество вашего начальника — Мартин Янович Лацис, — с вежливой ехидцей сказал Преображенский.

— Товарищ, вероятно, недавно в Чека, — вступился за Сазонова Басов и затем объяснил: — Василий Васильевич — начальник оперативного отдела. Фамилия его — Резников. Карты находятся у него в кабинете. В несгораемом сейфе, — под замком. Но Василий Васильевич на работу ещё не приходил.

— Где его кабинет? — обратился чекист уже только к одному Басову.

Тот с невозмутимым доброжелательством широким, совсем не канцелярским, жестом указал пером:

— Вот эта дверь.

Сазонов прошёл через просторную, заставленную столами комнату, приоткрыл тяжёлую дубовую дверь в кабинет. Остановился на пороге, огляделся. В кабинете был идеальный порядок — на широком столе ни единой бумажки, ни единой папки, письменный прибор стоял ровно на середине, шторы на окнах аккуратно раздвинуты, в углу возвышался высокий стальной сейф. Чувствовалось, что в этом кабинете обитает замкнутый и аккуратный человек со старорежимной наклонностью к порядку. Сазонов не оборачиваясь спросил:

— В этом, что ли, сейфе?

— Угу, — с угрюмой неприязнью буркнул Преображенский, на шее у него возмущённо дёрнулся кадык. Преображенскому явно не нравился этот молодой чекист. Особенно ему не понравилось, как тот бесцеремонно осматривал кабинет Резникова, как разговаривал с ним — вроде бы и вежливо, а сам так и впивался глазами: мол, все о вас знаю…

Сазонов взял свободный стул и с нарочитой медлительностью установил его возле распахнутой двери кабинета Резникова, уселся на нем, вольготно откинувшись на спинку стула и закинув одну ногу на другую. И все же, несмотря на свободную позу, в его фигуре чувствовалась тренированная насторожённость. Отвернувшись к окну, он небрежно сказал не то себе, не то Преображенскому с Басовым:

— Ничего, подожду…

И он сидел возле двери и ждал — неподвижный, отрешённый. Преображенский и Басов молчаливо занимались своим обычным канцелярским делом и, казалось, напрочь забыли о нем. Тихо скрипели перья, так же тихо, по-канцелярски, шуршали бумажные листы, лишь изредка кто-нибудь из них отрывал глаза от бумаги, и тогда они перебрасывались двумя-тремя малозначащими фразами, смысл которых Сазонову был почти непонятен. Их, видимо, забавляло то, как он старался вникнуть в их разговор и никак не мог уяснить его. Сазонову была непонятна эта кабинетная неслышная работа, эта бумажная жизнь, но больше всего ему непонятно было то дело, которым они, по-видимому старательно, занимались.

День, истекая безоблачной белизной, медленно мерк за окном, а Резников все не приходил. Сазонову очень хотелось закурить, но он не решался это сделать, так как Преображенский все время кутал шею шарфом и время от времени покашливал. Правда, кашель у него странно походил на короткий и хлипкий смешок.

Наконец Сазонов не выдержал, достал из кармана кисет, осторожно, чтобы не потерять ни крупинки, насыпал на газетный обрывок махорки, свернул цигарку и покосился на склонившихся над папками и бумагами Басова и Преображенского. И, держа на виду самокрутку, небрежно обронил:

— Не будете возражать?

— Что? — не понял Басов, с трудом оторвавшись от бумаг.

— Закурю, — кратко объяснил Сазонов.

— Ах, вы вон о чем! — вопросительно покосился Басов на своего коллегу, но, не получив ответа, кивнул головой: — Да-да, курите.

Сазонов неторопливо чиркнул спичкой, поднёс огонь к цигарке и с наслаждением затянулся. Щурясь от едкого самосадного дыма, он как бы от нечего делать беспечно спросил:

— Что-то я не пойму, как вы работаете. Без регламента. Он что у вас, всегда так поздно приходит?

Сазонов знал, что многие не любят отвечать на вопросы — в вопросе есть что-то от допроса, — вот почему надо каждого разговорить. Похоже, что Басова можно, хотя на первый раз он и ответил уклончиво:

— По-разному.

Сазонов понимающе и сочувственно покачал головой. Преображенский выпрямился, удивлённо взметнул брови и вынув из кармашка мундира большие часы-луковицу, взглянул на циферблат.

— В общем-то довольно странно… — обратился он к Басову, не обращая внимания на Сазонова. — Я, пожалуй, схожу к нему…