Восточная Империя [Разорённые земли + Чёрные горы + Мир Арднеха] - Фред Саберхаген

Последний резкий поворот, и Чап уперся в массивную, без какой-либо надписи или обозначения дверь. Она тоже оказалась такой, какой описывала ее Чармиана: настолько крепкой, что потребовался бы таран, чтобы ее высадить. Не имея меча, чтобы простучать эфесом условный сигнал, Чап воспользовался кулаками. Дверь отозвалась на его удары не больше, чем это сделал бы ствол массивного дерева, но кто-то, должно быть, прислушивался к любому, даже малейшему шуму, так как быстро последовал ответ. Смутно различимое лицо оглядело Чапа через маленькое зарешеченное отверстие. Послышался скрип решеток и звяканье цепей, и огромная дверь сдвинулась внутрь ровно настолько, чтобы он смог войти.

Он вступил в пустую, с вырубленными в скале стенами, комнатушку площадью около десяти квадратных метров. Ни стульев, ни какой бы то ни было иной мебели здесь не было; двое мужчин в ожерельях гвардейцев, часовые, не могли, таким образом, присесть, чтобы расслабиться. Прямо напротив двери, через которую вошел Чап, к стене была приставлена лестница длиной около пяти-шести метров; рядом с лестницей виднелось единственное, если не считать двери, отверстие в комнате — узкая дыра, ведущая вниз, в темноту. Толстые свечи в настенных нишах освещали караульное помещение соответствующим образом.

Один из мужчин, встретивших Чапа, достигал едва ли половины нормального роста, его ноги были уродливо коротки. Другой охранник был нормального роста и сложен пропорционально, но такого странного лица, как у него, Чапу никогда еще не доводилось видеть у живых людей: сплошной шрам, из которого, словно подкарауливая что-то, выглядывал единственный уцелевший глаз. Если верить Чармиане, этих людей привлекли на ее сторону обещания лучшего лечения, когда она придет к власти. Как только Чап вошел внутрь, эти двое закрыли и накрепко заперли огромную дверь; затем они выжидающе, но ничего не говоря, уставились на Чапа.

Он тоже не стал попусту терять время, а пересек помещение и заглянул в отверстие. В темноте он не смог ничего разглядеть.

— Где тварь? — спросил он. — Я имею в виду — в какой части этой комнаты?

Изуродованный шрамами человек нервно хмыкнул.

— Трудно сказать. У тебя есть какое-нибудь средство усыпить ее?

— Конечно. Но я бы хотел точно знать, где бросить приманку.

Они подошли и, став рядом с ним возле отверстия, принялись вглядываться вниз и прислушиваясь, переговариваясь шепотом и пытаясь определить местоположение твари. Они беспокоились о том, чтобы ему все удалось. Если бы его попытка провалилась, их участие в ней раскрылось бы, когда Чап — живой или мертвый — был бы обнаружен. Казалось, прошло много времени прежде, чем карлик поднял руку, привлекая внимание Чапа, и показал куда-то вниз. Склонившись над ямой, напрягая зрение, Чап подумал, что смутно слышит сухой топот многоногой твари.

— Да, там, там, — прошептал человек со шрамами. — Она будет позади тебя, когда ты будешь спускаться по лестнице.

Они уже держали наготове длинную лестницу — теперь Чап разглядел, что это действительно узкая и изящная лестница, оборудованная поручнями, вполне достойная того, чтобы ею мог пользоваться Сом, когда он спускался в яму пересчитать свое золото, — и теперь лестница была опущена.

Чап начал спускаться по лестнице лицом к ступеням; он спустился примерно на одну треть, прежде чем швырнул первый кусок отравленного плода. Он услышал шорох сотни ног, а затем увидал быстрое, словно у кошки, тело толщиной с брус; он не мог сказать наверняка, была ли схвачена приманка. Ханн сказал, что двух проглоченных кусочков будет достаточно, чтобы Чапу хватило времени выполнить свою задачу. Он дал своим глазам время немного привыкнуть к темноте и швырнул второй кусок приманки, и увидел, как тот был схвачен передней парой хрупких лапок и отправлен в крошечный, кажущийся безвредным рот. Прошло всего лишь мгновение, и тварь вздрогнула, неестественно выгнулась и начала корчиться. Ее сотня ног беспорядочно задергалась, она резко опрокинулась на пол и, изогнувшись, показала Чапу сотню игл, торчащих из напоминающего бич хвоста.

Чап осторожно преодолел оставшиеся ступени. Стоножка не шевелилась. Он слез с лестницы и направился к двери, ведущей на следующий, более низкий уровень; теперь он ощутил вызванную страхом сухость, комом поднимающуюся у него в горле. Он услышал, как лестница позади него начала подниматься; так и планировалось на случай, если бы, пока Чап находился внизу, пришел какой-нибудь офицер.

Он едва не наступил в темноте на раздутую темную тушу, которая слабо пошевелилась при его приближении. Об этом ему тоже говорили. Это был человек, все еще живой, который вскармливал в себе личинку стоножки. Возможно, однажды его руки присоединятся к останкам воров, висящим над проходом; а возможно, он и в самом деле когда-то был вором.

В слабом свете, просачивающемся сверху, он смог различить дорогу к следующему, более низкому уровню: обычная дверь вела к простым каменным ступеням, узким и извилистым, но достаточно доступным. То, что находилось внизу, не имело ни желания, ни случая подняться наверх, а стоножка, должно быть, слишком боялась спускаться вниз.

Чап направился вниз, вооруженный тремя словами заклинаний, которым его научил Ханн. Теперь они застряли у него в горле, словно кость, — слова, совсем не подходящие обычному человеку. Чап спускался по круговой лестнице, и перед ним все усиливался золотой отблеск.

Как было велено, Чап считал повороты лестницы и перед последним остановился — раньше, чем источник сияния мог попасть в поле его зрения. Затем он сделал глубокий вдох и отчетливо и громко, делая паузу после каждого слова, произнес заклинание.

При первом же слове воцарилась мертвая тишина, хотя ему казалось, что и до этого было тихо как в могиле; просто все время слышалось какое-то тихое бормотание, на которое он не обращал внимания до тех пор, пока оно не пропало.

При втором слове свет в нижнем помещении потускнел, и воздух стал свежим и обычным — до этой минуты ему только казалось, что это так; время стало осязаемым, и Чап прочувствовал возраст древних камней, из которых был построен окружающий его склеп.

Третье слово вообще, казалось, навсегда зависло на его устах, но, когда он наконец выговорил его, время сразу потекло, как и должно было. Золотистый свет перед ним обрел свою обычную яркость, легкое мерцание прекратилось, и свечение стало ровным, хотя до этого ему так только казалось.

После этого Чап сошел вниз и вошел в сокровищницу Сома через ее единственный вход. Склеп был круглой формы, с высоким сводом, диаметром метров двадцать. Золотистый свет исходил из его центра, похоже, от самих сокровищ. Здесь грудами были навалены монеты и украшения из блестящего желтого металла, бруски и свертки листового золота; там и сям груды отсвечивали более резким отблеском серебра или более ярким сиянием драгоценных камней.