Адептус Механикус: Омнибус - Грэм Макнилл

Предплечья были облачены в бронзу, а кисти рук заменяло множество свободно свисавших и подёргивавшихся кнутов, похожих цепы. Они корчились, словно щупальца кальмара, а оставшаяся на них кровь шипела и испарялась в электрическом жаре.

Голова была заключена в металл, который оказался частично шлемом, частично имплантированными пластинами черепа. Лоб отмечало клеймо из кроваво-красного железа в виде Шестерёнки Механикус, а на щеках виднелись татуировки, напоминавшие священные письмена. Человек обнажил зубы в широкой усмешке резни и мрачно и целеустремлённо направился к Авреему. Электрические цепы вспыхивали и танцевали, волочась по металлической палубе.

Чьи-то руки подняли Авреема и, хотя ему пришлось прикусить губу, сдерживая мучительный крик, он обрадовался, увидев, что одним из помощников оказался Исмаил. За спиной сервитора маячил глупо ухмылявшийся Хоук.

Окровавленный палач остановился перед Авреемом, и он почувствовал, как замерцала феодальная оптика незнакомца, сканируя глаза. Облачённая в металл голова наклонилась, словно вдыхая его запах и безгубый рот существа открылся. Трупное дыхание вырвалось между полированными стальными клыками, когда человек опустился на колени и склонил голову.

— Адептус Механикус, — отрывисто произнёс воин сухие, как пыль слова. — Локк, Авреем. Образец личности принят. Расселас Х-42 завершил последовательность активации. С вашего позволения.

Авреем хотел ответить, но боль в искалеченной руке стала столь невыносимой, что он обмяк в объятиях последователей, потеряв сознание.

Макроконтент 21

Азурамаджелли прилагал все усилия, чтобы обнаружить военный корабль эльдар, но Котов знал, что для ауспика подобная цель представляет сложности даже в самых благоприятных условиях космоса. Архимагос откинулся на командном троне, подготавливая системы оружия “Сперанцы” и перенаправляя энергию на пушечные палубы. Без щитов появилась возможность увеличить ресурсы для орудий, но, не имея никаких реальных целей, им оставалось только вслепую стрелять в космос и надеяться на лучшее.

— Корабль эльдар находится примерно в верхнем правом квадранте! — крикнул Азурамаджелли.

— Орудия не могут зафиксировать цель, — произнёс Блейлок.

— Увеличить мощность двигателя, — приказал Сайиксек. — Мы не можем сражаться с этим кораблём, не здесь.

— Ничего не меняйте, — возразила Галатея, и загруженная команда Сайиксека была немедленно отклонена. — Мы проходим Шрам Ореола по точно проложенному курсу, иначе не выживем.

— Мы не выживем, если позволим эльдарам беспрепятственно расстреливать нас, — разозлился магистр двигателей, выпустив сердитое облачко ледяного пара.

Котов проигнорировал спорщиков, понимая, что Галатея права. Его разум погружался в глубины стремительного потока духа-машины ковчега, хватка на собственном “я” слабела с каждой секундой.

— Блейлок, — прошептал он фрагментарным и исчезающим бинарным кодом. — Удерживайте мою биометрию.

— Архимагос? — произнёс фабрикатус-локум. — Что вы собираетесь делать?

Котов не ответил и отпустил частицу самосознания, которая не позволяла огромному духу-машине “Сперанцы” затянуть последний осколок его человечности в своё механическое сердце.

Он с головой погрузился в инфосферу и его мгновенно поглотил океан света. Внутренние механизмы “Сперанцы” кружились и росли вокруг Котова в невероятной комплексной решётке фрактальных систем, эвристической алгоритматрице и невозможных переплетениях информации, бросавшей вызов любому смертному разуму. В древних слоях “Сперанцы” прикосновение Галатеи выглядело почти незаметным раздражителем, поверхностным соединением, которое можно разорвать лёгким движением плеч.

Хрупкое сознание Котова погружалось всё глубже и глубже, тонкая, как паутинка “линия жизни” в руках магоса Блейлока казалась дрожащей нитью в огненной буре золотого света. Вокруг инфотока мерцали системы столь же чуждые архимагосу, как самые тайные ксено-технологии, которые он только мог представить в воспалённых кошмарах, и технологическое эхо машин, которые без сомнения предшествовали самому Империуму.

Энергетика, использующая фоновое излучение галактики, чтобы перемещать корабли быстрее скорости света; оружейные технологии, обладавшие мощью раскалывать планеты; и машины горизонта событий, способные затягивать целые звёздные системы в свои объятия, поглощая время и свет.

Всё это и многое другое хранилось здесь: данные минувших эпох, забытые знания и запертые хранилища, где покоились секреты древних. За один мимолётный взгляд Котов понял, что он был глупцом, направив этот гордый корабль в воющую пустоту космоса в поисках сокрытых тайн.

Сама “Сперанца” являлась величайшей тайной из всех, и в её сердце хранилась истина всего сущего, ключ к разгадке всего, о чём когда-либо мечтали Механикус. И всё же это знание запечатали за непроницаемыми барьерами в сердце могучего корабля по важной причине. Знание золотых людей и их древних предков зашифровали в самих его костях, заключили внутри каждой алмазной спирали его структуры.

Но почему создатели приостановили строительство?

Они боялись последствий, к которым такие знания могут привести в руках следующих поколений?

Они боялись, кем я могу стать…

Слова сформировались в разуме Котова, их нельзя было произнести вслух и разложить на составляющие, они представляли собой великолепно переданное чувство, существовавшее только в виде неизменённых данных.

<Вы “Сперанца”?> спросил Котов.

Это всего лишь последнее из моих имён. За долгую жизнь у меня были и другие. Акаша, Каба, Бируриум, Веда, Грамматик, Иггдрасиль, Провидение… и ещё тысячи и тысячи за долгие эпохи моего существования.

Котов знал, что не слышит слов или чего-то, что можно назвать языком, просто дух в сердце “Сперанцы” изменился, чтобы архимагос смог его понять. Он даже не знал, можно ли существо, с которым он общался, считать отдельной личностью. Возможно, оно было бесконечно древнее и невообразимо огромнее, чем он мог постичь; способной общаться всегалактической сущностью?

Смутно он понимал, что это были не его мысли, а окружавшей инфосферы.

<Вы в опасности, корабль ксеносов атакует нас… вас… и мы не можем победить его.>

Я знаю, но даже если эту металлическую оболочку уничтожат, то я уцелею.

<Но не мы, ваши слуги,> сказал Котов.

Ваши жизни не имеют значения. Почему они должны волновать меня, если я уцелею?

<Я не могу назвать вам причину, кроме той, что мы ищем знания и стремимся к интеллекту. Мы служим именно тому, чем вы, на мой взгляд, являетесь.>

Я ничем не являюсь. Я просто есть.

Котов знал, что не может обратиться к окружавшей его необъятности ни с какими смертными доводами, он не мог надеяться убедить путём угроз, обещаний или материальных благ. Какое дело столь чистому машинному интеллекту и совершенной мысли до жизней смертных, если он существовал с тех пор, как первые люди попытались понять принцип действия рычага?

<Тогда помогите нам, потому что можете.>

Он почувствовал, как Духа-Машины забавляет отчаяние смертного, и молча попросил пробудиться частичке его невероятной мощи.

Хорошо я помогу вам.

Огромное сознание в сердце “Сперанцы” поднялось вокруг архимагоса.

Песчинку разума Котова поглотило водоворотом растущих данных и целей, закружило и зашвырнуло в космическую необъятность информационного океана, где архимагос оказался столь же незначительным и бессмысленным, как пятнышко звёздной пыли против невозможных просторов вселенной.

Бьеланна видела, как свет померк в глазах человека, воинская маска мешала ей чувствовать что-либо кроме дикой радости от его смерти. Вокруг лежали тела экипажа, сломанные и разорванные на куски преследующим гневом аспектных Скорпионов. Объятая пламенем фигура аватара Каэла Менша Кхейна повернулась и направилась назад сквозь портал паутины, который привёл их на мостик человеческого корабля.

Он понял, что здесь больше некому нести смерть и с его уходом звериное желание убивать уменьшилось. Она всё ещё чувствовала прикосновение Кроваворукого Бога и продолжит чувствовать его, пока не позволит воинской маске отступить в запертую клетку души, где держала её на цепи до следующего раза.

Маска уже ускользала из её разума и пусть убирается прочь.

Бьеланна моргнула, словно впервые увидела, где находится.

Мостик человеческого корабля оказался уродливым местом, которое стало ещё уродливее от брызг крови на железных стенах и красных липких луж на палубе. Провидица почувствовала холод, скрытый от высокомерия людей, управлявших кораблём. Он нёс наследие смерти тем, кто бросил вызов его владельцам, и Бьеланна не жалела, что скоро корабль погибнет.