Темная игра смерти. Том 2 - Симмонс Дэн

Стена в номере за спиной Натали была усеяна мозаикой увеличенных снимков, сделанных ею на острове Долменн.

Сол покачал головой, не в силах разделить ее энтузиазм от усталости.

– Никого нет, Натали. Все погибли. Роб, Арон, Коуэн. Микс будет вести самолет.

– Нет, есть еще кое-кто! – воскликнула она. – Я думала об этом все последние недели. Тот, кто имеет к нашему делу непосредственный интерес. И я могу привезти их завтра. До субботней встречи на стоянке мне не надо навещать Мелани.

И она все ему рассказала, а уже через восемнадцать часов он встречал в аэропорту самолет из Филадельфии. Натали появилась в сопровождении двух молодых чернокожих мужчин. Джексон выглядел старше, чем полгода назад, его лысеющая голова поблескивала в ярком освещении зала, лицо покрылось сеткой мелких морщин, что свидетельствовало об окончательном заключении негласного нейтралитета с окружающим миром. Юноша справа от Натали казался полной противоположностью Джексону: высокий, тощий, энергичный, с таким подвижным и выразительным лицом, что трудно было отследить оттенки его настроений. Его высокий громкий смех эхом отдавался в коридорах, заставляя окружающих оборачиваться. Сол вспомнил, что этого парня называли Зубаткой.

– А вы уверены, что это Марвин? – спросил Джексон позднее, когда они уже ехали в Чарлстон.

– Да, – подтвердил Сол. – Но он… стал другим.

– Мадам Буду здорово поработала над ним? – осведомился Зубатка. Он без конца крутил ручку приемника в панели управления, пытаясь найти что-нибудь подходящее.

– Да, – ответил Сол, не переставая удивляться, что может говорить об этом еще с кем-то, кроме Натали. – Но есть шанс, что нам удастся вылечить его… спасти.

– Как раз это мы и собираемся сделать. – Зубатка ухмыльнулся. – Стоит сказать слово, и все братство Кирпичного завода наводнит этот чертов город, понимаешь?

– Нет-нет, из этого ничего не получится, – поспешно предостерег Сол. – Натали, наверное, уже объяснила вам почему.

– Она-то объяснила. Но как ты думаешь, сколько нам еще ждать? – спросил Джексон.

– Две недели, – ответил Сол. – Так или иначе, через две недели все будет закончено.

– Хорошо, даем вам две недели, – согласился Джексон. – А потом мы сделаем все, чтобы вытащить Марвина, независимо от того, будете вы участвовать в этом или нет.

– Мы успеем. – Сол посмотрел на огромного негра на заднем сиденье. – Джексон, я не знаю, это твое имя или фамилия?

– Фамилия. Я отказался от имени, когда вернулся из Вьетнама. Больше оно мне не нужно.

– Да и меня зовут не Зубатка, – присоединился к разговору его приятель. – Я – Кларенс Артур Теодор Варш. – И он пожал протянутую Солом руку. – Да, ладно, – тут же ухмыльнулся он, – учитывая, что ты друг Натали и вообще, так и быть, зови меня просто мистер Варш.

Труднее всего было в последний день перед отъездом. Сол был уверен, что ничего не получится, что старуха не выполнит свою часть сделки или не сумеет осуществить необходимую обработку, на которую, как она утверждала, ей понадобится три недели, пока Джастин и Натали будут ходить на пристань и смотреть в бинокль. Или информация Коуэна окажется ошибочной, а если и верной, то за прошедшие месяцы планы могли измениться. Или Тони Хэрод не откликнется на телефонный звонок и расскажет обо всем на острове, а если не расскажет, то убьет Сола и того, кого пошлет Мелани Фуллер, едва берег исчезнет из виду. Может, когда Сол будет на острове, старуха расправится с Натали, пока он будет связан по рукам и ногам в ожидании собственной кончины.

Затем наступил полдень той субботы. Они подъехали к Саванне и припарковали машину у канала еще до того, как сгустились сумерки. Натали и Джексон спрятались в кустах ярдах в шестидесяти к северу. Натали держала винтовку, изъятую ими у шерифа в Калифорнии.

Зубатка, Сол и женщина-манекен, которую Джастин называл мисс Сьюэлл, остались ждать в машине. Один раз женщина повернула голову, как кукла чревовещателя, пристально взглянула на Сола и изрекла:

– Я вас не знаю.

Он ничего не ответил, лишь посмотрел на нее без всякого выражения и попробовал представить себе ее мозг после столь долгого периода насилия. Мисс Сьюэлл закрыла глаза с механической резкостью кукушки из часового механизма. До приезда Тони Хэрода больше никто не проронил ни слова.

На мгновение Солу показалось, что продюсер собирается пристрелить его, когда он увидел, как тщательно тот целится. На шее Хэрода напряглись жилы, палец на спусковом крючке побелел. Сол испугался, но это был чистый, контролируемый страх, не имевший ничего общего с волнениями последней недели и безнадежностью его ночных видений. Что бы ни случилось, он сознательно выбрал этот путь.

В конце концов Хэрод удовлетворился тем, что выругался и дважды ударил Сола по лицу, вторым ударом слегка поцарапав ему скулу. Сол даже не сопротивлялся, мисс Сьюэлл также безучастно взирала на происходящее. У Натали был приказ стрелять из укрытия лишь в том случае, если Хэрод попытается убить Сола или заставит кого-нибудь другого напасть на него с целью убийства.

Его и мисс Сьюэлл посадили на заднее сиденье «мерседеса», несколько раз обмотав им запястья и лодыжки тонкой цепью. Азиатская секретарша Хэрода – по сообщениям Харрингтона и Коуэна Сол знал, что ее звали Мария Чен, – сделала это тщательно, но аккуратно, чтобы не пережать кровеносные сосуды. Потом она затянула цепочки и защелкнула на них замки. Тем временем Сол, как психиатр, заинтересованно изучал ее лицо, размышляя, что привело ее сюда и что ею движет.

Он догадывался, что это было врожденным недостатком его народа – вечное еврейское желание понять, осознать мотивы, докопаться до причин. Так они продолжали свои вечные споры, толкуя подробности Талмуда, в то время как их энергичные и не особо размышляющие враги сковывали их цепями и заталкивали в печи. Их убийц никогда не волновали ни средства и способы достижения целей, ни проблемы нравственности до тех пор, пока поезда прибывали точно по расписанию и канцелярия исправно заполняла отчетные бланки.

За мгновение до того, как фаза быстрого сна запустила механизм его видений, Сол Ласки очнулся. Он вобрал в себя сотни биографий, собранных Симоном Визенталем, целый каталог гипнотически запечатленных личностей, но в сновидениях, на которые он себя обрек, регулярно повторялась лишь дюжина. Он не видел их лиц, хотя провел многие часы в Яд-Вашеме и Лохам-Хагетаоте, глядя на их фотографии. Просто он смотрел их глазами, обозревая картины их жизни, и для него вновь становились реальностью бараки, колючая проволока и изможденные лица.

И сейчас, лежа в каменной нише на скале острова Долменн, Сол Ласки понял, что на самом деле он никогда и не покидал эти лагеря смерти. Более того, они оказались единственным местом на земле, где он чувствовал себя абсолютно естественно.

Балансируя на грани сна и бодрствования, он знал, чей образ привидится ему этой ночью – Шалома Кржацека, человека, чью внешность и биографию он выучил наизусть, хотя сейчас некоторые даты и подробности утонули в тумане истинных воспоминаний. Сол никогда не был в Варшавском гетто, но теперь он видел его каждую ночь: толпы людей, бегущих под автоматным огнем к канализационным трубам, ползущих в потоках экскрементов по черным сужающимся проходам, одновременно посылая проклятья и молясь, чтобы впереди никто не умер и не закупорил путь… Сотни перепуганных мужчин и женщин, проталкивающихся в арийскую канализационную систему, проходящую под стенами и колючей проволокой. Кржацек выводил своего девятилетнего внука Леона, а сверху на них лились экскременты немцев и плавали вокруг, в то время как уровень воды все время поднимался, грозя затопить их… Наконец впереди показался просвет, но позади Кржацека уже никого не было – он выполз один под лучи арийского солнца и, развернувшись, заставил себя вновь вернуться в трубу, по которой полз две недели. Вернуться, чтобы отыскать Леона.