Триктрак - Ольга Васильевна Болгова

Я вежливо и старательно отказалась, объяснив, что уже приняла решение и хочу побыть одна, чтобы отдохнуть и обдумать случившееся. Он порывался отвезти меня в гостиницу, но я снова настояла на том, что он слишком слаб, чтобы садиться за руль.

Вернувшись в свой номер, я изобразила несколько танцевальных па, явно побеспокоив живущих этажом ниже, и, сдурев от облегчения, полезла в мини-бар, открывать который до сих пор избегала, дабы не понести лишние расходы. Откупорив бутылку пива, наполнила стакан и с наслаждением выпила. Заснула рано, слегка пьяная и свободная, но проснулась ночью, в половине третьего. Долго не могла уснуть, думала о прошлом, что всегда неотступно шагало рядом, иногда вызывая легкий приступ боли или сожаления, иногда — всплеск радости, оттого что радость была.

В те далекие дни я была больна любовью, и эта болезнь, отъезд, бегство Лёньки буквально сбили меня с ног, уложив в постель на две недели. Я не могла ходить, подкашивались ноги, температура упорно держалась около 38-ми. Встала лишь после того, как подруга Лёля, усевшись на кровать, открыла коробку с нардами. «Поиграем?» Я нажала на потайную панельку и, достав записку, протянула изумлённой подруге.

Дорогая моя!

Ничего не бойтесь, любите и будьте счастливы,

пока живы.

Вашъ С.

«Кто этот С? — спросила она. — Смолич из прошлого, небось?» — добавила, улыбнувшись.

Я читала и перечитывала записку из прошлого, словно адресованную мне. Нашла листок с рисунком и автографом Смолича «Девушке, проливающей кофе», и мне стало легче, словно слова помогли избавиться от тяжёлой гнетущей пелены.

Я обнаружила, что жду ребенка, когда моей беременности шел уже третий месяц — по неопытности не сразу поняла, что происходит со мной. Ждала писем от Лёни, которые он не писал, ездила в Заходское к Владлену Феликсовичу, который всегда был отчего-то очень добр ко мне. Вероятно, считал, что я стала бы хорошей женой его племяннику, если бы всё сложилось.

А потом родилась Маша, черноволосая, синеглазая, потрясающе похожая на отца. Друзья помогли мне выбить отдельную комнату в общаге, где я растила дочь, писала, потом защищала диплом, в общем, жила. Я перестала ждать писем, и не сообщила Акулову о рождении дочери, загнала свою болезнь в самое нутро и закрыла на замок. Закрыла так, что не смогла открыть, когда он приехал следующим летом и пришёл ко мне, повзрослевший, богатый, предложил руку, но не сердце — так думала я тогда. По молодости, по дурости, из-за обиды и недоверия он показался мне не тем, чужим, и я не простила его, да он и не просил прощения. Он уехал, присылал переводы и даже письма, короткие, ни о чём. Но больше мы не встречались. Долгое время я так и жила, запечатанная, сравнивая встречавшихся на пути мужчин с Лёней Акуловым. Они не выдерживали сравнения. Он остался во мне, да и рядом — живым напоминанием.

На следующий день я добралась до интернета и написала письмо дочери, без подробностей, бодрое и позитивное. Затем, приобретя карту, отправилась в Лондон. Купила билет туда и обратно, села в поезд на станции Площадь Воина и через полтора часа оказалась на вокзале Чаринг-Кросс, вспоминая несравненные романы Агаты Кристи, в которых столь часто упоминаются лондонские вокзалы. Отсюда, из центра Лондона, вышла на Трафальгарскую площадь, где, запрокинув голову, пыталась разглядеть фигуру адмирала, вознесенного над городом; послушала, как шумят струи фонтана, поднялась по ступеням Национальной галереи. С площади двинулась по знаменитой улице Уайтхолл, навстречу башне Большого Бена, что виднелась вдали. Полюбовалась готикой зданий Парламента и Вестминстера, усыпальницы королей и знаменитостей. Сверившись с картой, повернула в сторону парка Святого Джеймса, пообщалась там с утками и прочей живностью и вышла прямо к Букингемскому дворцу. Здесь постояла у памятника королеве Виктории, думая об обломке алмаза, похищенного Томасом Каллиганом, и не доставшегося семейству Виндзоров. Добралась до Сити и сходила в Тауэр. Изрядно устав от ходьбы и впечатлений — да и недавнее сотрясение давало о себе знать — съела пиццу в попавшейся на пути пиццерии, вернулась на вокзал и, спустя полчаса, сидела в поезде, уносящем меня обратно в Гастингс.

А на другой день — то было воскресенье — в гостиницу позвонил инспектор Нейтан и сообщил, что я забыла в его машине нарды, и он хотел бы вернуть их. Я милостиво согласилась встретиться. Он заехал через час.

— Вы нарочно оставили нарды в машине? — спросил он напрямик, как на допросе, едва я устроилась на переднем сиденье и справилась с ремнём безопасности.

— Нарочно? Вы имеете в виду специально, с умыслом? — возмущённо переспросила я. — Разумеется, нет. Вы так спешили, а я так переживала, что не вспомнила о них.

— Хорошо, — кивнул он. — У меня выдался выходной. Я звонил вчера, но вас не было. Думал, что вы вернулись к Монтгомери.

— Ездила в Лондон смотреть достопримечательности, — ответила я.

— Понятно, — он чуть улыбнулся. — Давно там не был. Вам понравился Лондон?

— Разве Лондон может не понравиться?

— Всякое бывает, — ответил он. — Вы ездили… одна?

— Да, конечно, — сказала я, словно иных вариантов не было.

— Хорошо, — повторил он.

— Вы меня допрашиваете?

— В какой-то степени… Простите, профессиональная привычка.

— Нет, что вы, я вас очень понимаю. И… Питер, — добавила я, озаренная вдруг нахальной мыслью. — Если вы свободны сегодня, давайте съездим на Бичи-Хед.

— На Бичи-Хед? — переспросил он. — Вас все ещё влечет опасность?

— Меня она вовсе не влечет, просто хочется посмотреть, что это за место.

— Весьма впечатляющее место. Ну что ж, едем, Анастасиа, — он весело взглянул на меня синими глазами и завёл мотор.

Мини Купер двигался по уже знакомой мне дороге, в сторону Истборна. Среди зелёного холмистого простора Нейтан свернул с шоссе и заглушил мотор.

— Выходите, приехали. Отсюда пешком вон по той тропе.

Мы выбрались из машины и двинулись по покрытой асфальтом дорожке. Дух захватывало от подъема и открывающегося впереди вида. Морской простор, где небеса почти сливались с водной безбрежностью, смазывая линию горизонта, и холмистая зелёная равнина, чуть затянутая туманом, обрывающаяся в море вертикальной белой меловой стеной, полосатый маяк вдали, внизу, на мысе. Мы подошли к краю обрыва настолько близко, насколько было возможно — дальше путь преграждала табличка, извещающая об опасности.

— Никогда не видела такого, только в кино, — сказала я.

— А я давно здесь не был, очень давно.

— Работа?

— Да, работа занимает много времени…

— А как вы отдыхаете? — спросила я.

— Гм… Езжу на север.

— На север?

— На Шетландские острова, знаете, на север. Любимое моё место. Море, птицы, простор. Снимаю коттедж на берегу,