Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория - Юрий Вяземский

И далее он воспевает:

Шею, однако, мою она обнимала рукамиКости слоновой белей или фригийских снегов,Нежно дразнила меня сладострастным огнем поцелуев,Ласково стройным бедром льнула к бедру моему…

Врёт! Ничего этого Юлия не делала. Насколько я понял по его возбужденным рассказам, всеми своими движениями, своими немногими репликами она лишь усиливала его паралич. Например, не давая себя целовать, она восклицала: «А ты без поцелуев не можешь?» А следом за этим укоряла: «Ты хоть бы попробовал поцеловать меня. Вдруг это тебя оживит»… Ну, что я тебе буду описывать! Она издевалась над ним!..

Встала с постели она, как жрица, идущая к храмуВесты, иль словно сестра, с братом расставшись родным.

Она долго его терзала. И когда он, в отчаянии от своего бессилия, пытался покинуть ложе, удерживала его за руку и приказывала: «Давай еще раз попробуем. А вдруг сможешь».

А потом оттолкнула от себя Феникса, поднялась с постели и велела: «А ты лежи. Я буду тобой любоваться: какой ты красивый мужчина».

И пристально, холодно и задумчиво глядела на него, не отрывая глаз, не обращая внимания на его смущение, не чувствуя его страданий.

А потом удивленно и как бы обиженно сказала:

«Может, ты хотя бы поможешь мне одеться».

Он вскочил, подобрал с пола ее разбросанные одежды и дрожащими от волнения руками, одеревенелыми пальцами стал одевать ее: тунику надел и разгладил, поясом подвязал, паллу бережно возложил ей на плечи.

А она, дав себя полностью облачить, вдруг скинула паллу, пояс рывком распустила и объявила:

«Я должна быть растрепанной и помятой. Я Фебе скажу, что не выдержала твоей огненной страсти и бежала от тебя, чтобы самой не сгореть… А ты прикройся и лежи на постели. Пока Феба не принесет тебе воды. Я ей велю. Ты эту воду жадно выпей. И потребуй еще вина. Ты меня понял?»

А чтоб служанки прознать не могли про ее неудачу,Скрыть свой желая позор, дать приказала воды.

Это он тоже отобразил в своей злосчастной элегии… Только из служанок была одна Феба. И кроме нее никого в доме не было.

II. — Поведав мне о том, что с ним произошло, — продолжал Вардий, — он примерно с неделю у меня не появлялся. А потом пришел и, умоляюще на меня глядя, попросил, чтобы я нашел ему марсийскую колдунью.

«Да где ж я тебе ее найду? И зачем?» — спросил я.

А Феникс мне рассказал, что, опозорившись с Юлией — его выражение, — он в ту же ночь направился к знакомой заработчице, с которой когда-то творил чудеса. Но не сотворил с ней не только чудес, а вообще ничего сотворить не смог, ибо скакун его пребывал в неподвижности, как заработчица ни старалась взнуздать его и пришпорить.

Вернувшись домой и выждав целые сутки, Феникс устремился теперь уже не к заработчице, а к той своей давешней подружке-вольноотпущеннице, одно воспоминание о которой, лишь мысленное ее себе представление в прежние времена, как конники говорят, заставляло делать столбик. И та, обрадованная появлением своего бывшего возлюбленного, велела принести в спальню еды и вина и наказала слугам, чтобы они не тревожили их не только утром, но и в полдень следующего дня, если их не призовут специально… Однако уже через час разочарованная женщина, исчерпав все известные ей ухищрения, греческие и египетские, в том числе и такие, которые и мертвого оживляют,

Молвила: «Ты надо мной издеваешься? Против желаньяКто же велел тебе лезть, дурень, ко мне на постель?Иль тут пронзенная шерсть виновата колдуньи ээйской?Или же ты изнурен, видно, любовью с другой».

Это она ему сказала, его подружка, а не Юлия, как в элегии.

«Найди мне марсийку», — теперь уже потребовал от меня Феникс.

«Да где ж я тебе ее достану? — повторил я и добавил: — И зачем непременно марсийку? Ты ведь из племени пелигнов. А Пелигны, насколько мне известно, не меньше марсов славятся своим колдовством».

В ответ на мое замечание Феникс стал рассказывать, что, как только ему намекнули на околдование, он тотчас же отправился к ворожее. И первым делом обратился именно к пелигнянке. Она довольно успешно лечила его отца от подагры, а мать — от выпадения волос. Пелигнянка поставила ему диагноз — отравление фессалийским отваром — и дала пить линкестийскую воду, которая, дескать, очищает человеческий организм от различных ядов и восстанавливает природную силу. От этой воды Феникс опьянел, как от цельного вина, так что некоторое время его шатало при ходьбе. Колдунья также повесила ему на шею амулет в виде фаллоса… ты знаешь, что это такое?.. Правильно, пенис, но только по-гречески… и еще один керамический фаллос дала, велев утвердить его в изголовье постели, вместе с дощечкой, на которой следовало написать: «Здесь обитает счастье».

Всё это Феникс покорно исполнил. Но когда на следующий день решил попытать счастья с субуррской заработчицей…

«Пусть ее вытащат за ноги!» — в сердцах воскликнул Феникс вместо того, чтобы описать мне результат своей третьей попытки. И я так и не понял, кого следовало вытащить за ноги: субуррскую девку или лечившую его колдунью.

А Феникс по рекомендации Педона Альбинована… я, кажется, несколько раз упомянул о нем, был у нас в прежней амории такой полуврач, полуастролог, полуфилософ… по совету Педона Феникс обратился за помощью к авернской старухе.

Дряхлую бабку найми к очищению ложа и домаС серой и птичьим яйцом в горстке трясущихся рук,

— позже напишет он в своей «Науке».

Старуха не только трижды окурила серой весь его дом. Она объявила, что беды его проистекают от колдовских заклятий и чародейной травы, и применила на моем несчастном друге последовательно три различных способа лечения. Сначала, облачившись в холщовое платье без пояса, она уложила Феникса навзничь на постель и бормотала заклятия, которые были абсолютно бессмысленными, хотя каждое слово в них было понятно; девять заклятий произнесла, обратившись лицом на восток, и дважды девять — лицом на запад, после каждой девятки плюя через плечо и тростниковой палочкой прикасаясь к самой теперь непослушной части Фениксова тела. Затем вместе с Фениксом отправилась в сады Мецената и велела молиться перед статуей Приапа, правой… нет, левой… дай-ка припомнить… нет, все-таки правой рукой взявшись за фаллос статуи, а левой крепко стиснув свой собственный уд… Непростой обряд, учитывая, что дело происходило днем, по саду бродило немало народу, и надо было выкраивать редкие моменты, когда никто из людей не мог видеть действий молящегося… Наконец, она дала Фениксу какие-то травы и корешки, заверив, что снадобья эти ему непременно помогут, так как добыты они были при полной луне и срезаны медным серпом.

«Марсийку найди мне! Сотней богов тебя заклинаю! — воскликнул Феникс, прервав свой рассказ об авернской колдунье. — Неужели ты хочешь, чтобы я продолжал унижаться, приставая к малознакомым людям и шатаясь по бабкам, которые только деньги с меня дерут?!» — Последнюю фразу Феникс выкрикнул, уже с ненавистью на меня глядя.

Не стану тебе описывать, сколько трудов мне стоило отыскать эту колдунью. Но ста богам помолился, сто людей расспросил и нашел. Звали ее Саганой. Один внешний вид ее впечатлял. Представь себе: очень высокая и высохшая, будто скелет, женщина неопределенного возраста с впалыми злыми глазами и выдающимися скулами, на которых постоянно блуждала то ли улыбка, то ли оскал. Быстрые угловатые движения, низкий каркающий голос. Ну, в общем, марсийка, самая что ни на есть!.. Диагноз она поставила, едва глянув на Феникса: «Сглазили имя на воске и в печень иглой». И, не проясняя диагноз, принялась за лечение. В доме у Феникса опоясала алтарь черной тесемкой, зажгла на нем сухую вербену, воскурила ладан. А потом вылепила из воска маленькую человеческую фигурку, навязала на нее три разноцветные нити — красную, желтую и синюю — и, что-то каркая себе под нос, принялась обносить эту фигурку вокруг алтаря, после каждого обноса снимая с фигурки одну из нитей и бросая ее в огонь. Пепел от вербены и от ниток она велела вынести на улицу и выбросить в первую попавшуюся сточную канаву — непременно через голову и ни в коем случае не оглядываясь назад. Алтарь приказала сначала тщательно вымыть люстральной водой, затем посыпать мукой и затеплить на нем сухие лавровые ветви. А вечером, перед сном, натереть себе пах и кожу над печенью желтоватым порошком, который перед уходом Сагана вручила Фениксу. За один этот порошок она запросила… Страшно сказать, сколько потребовала!.. А когда я поинтересовался, отчего так дорого, сердито объяснила: «Нарост с жеребячьего лба. Кобыла его тут же сожрет, если зазеваешься. Ясное дело — дорого. Но ты не скупись на любовь, господин. Дороже встанет» …Она именно «встанет», а не «станет» сказала…