Театр под сакурой - Борис Сапожников

— Довольно, — оборвал его Накадзо. — Ты сам-то понимаешь, что говоришь, Юримару?! Ты что, возомнил себя кукловодом из Бунраку[56]? То, что ты говоришь не просто государственная измена, это обычное безумие. Тебя не в контрразведку сдавать надо, а в дурдом!

— Понятно, — мгновенно потерял интерес к беседе Юримару. — Я так и знал, что никто из вас меня не поймёт. С Мидзуру и Ивао и разговаривать даже не стану. Бесполезно.

Он поднялся со стула так порывисто, что едва не смахнул стакан с водой, и под аккомпанемент последних аккордов «Марша борцов с каии», поднялся к себе в комнату.

— Я так понял, — осторожно спросил я, просто ошарашенный словами Юримару, — что Ивао тоже пережил большой прорыв тьмы. А что с ним сталось после?

— Я убил его, — коротко ответил Юримару, было видно, что эта тема не доставляет ему особого удовольствия. — Он просто попался мне не в то время. Я как раз собирался уходить, а он как будто почувствовал что-то, стоял в главном зале у самых дверей.

— А почему вы, Юримару-сан, вообще, решили уйти из отряда Накадзо? — задал я вопрос, который интересовал меня с самого начала его рассказа. — Ведь не из-за того, что он посчитал вас сумасшедшим.

— И из-за этого тоже, — усмехнулся Юримару, — но дело ещё и в том, что ночью ко мне заглянула Кагэро.

Юримару спускался по лестнице, держа под мышкой пластинку с «Маршем», это была единственная вещь, которую он уносил с собой. Конечно, кроме формы и оружия. Ивао стоял у дверей, привалившись спиной к косяку. На поясе его висел только один меч, однако сомневаться в намерениях молодого человека не приходилось.

— Ты заражён тьмой, Юримару, — процедил Ивао. — Я не выпущу тебя.

— А ты оказался чувствительнее Мидзуру и Накадзо, — кивнул Юримару, кладя пластинку на стол. — Вот только зря не разбудил их. Я намерен уйти, и не пощажу тебя.

— Мы же дрались плечом к плечу, Юримару, — вскричал Ивао, — вместе стояли на краю прорыва…

— Зря ты не разбудил Накадзо и Мидзуру, — повторил Юримару, кладя ладонь на рукоять меча. — Уходи.

— В моей семье хранятся секреты не только нитодзюцу, но иайдзюцу[57], - предупредил Ивао. — В последнем я достиг особенно больших успехов.

— Мой меч длиннее на два суна[58], - ответил на это Юримару, — а это может решить всё в первые секунды боя.

— Длина меча решает не всё, — отрезал Ивао, ссутуливаясь и складывая пальцы на рукоятке меча.

— Вот мы сейчас это и проверим, — кивнул Юримару, подходя к нему.

Седоволосый самурай остановился на расстоянии длины клинка своего меча, также ссутулился, отвёл левую ногу назад. Ивао гладил длинными пальцами рукоять. Взгляды противников, ещё вчера бывших товарищами по оружию, почти братьями, скрестились. Каждый читал в глазах соперника смерть. Мечи из ножен оба выхватили одновременно, разглядеть свистящие клинки человеческий глаз бы не смог. Вот только клинок меча Ивао лишь распорол плотную ткань формы на животе Юримару, даже кожу не поцарапав. Клинок же Юримару вошёл в шею Ивао на два суна, окрасившись кровью. Ивао выронил оружие, обеими руками схватился за горло, как будто пытаясь удержать рвущийся поток крови, и как подкошенный рухнул на колени.

— Два суна, Ивао, — покачал головой Юримару, — всего два суна. — И добил его коротким ударом.

Он вышел из штаб-квартиры, даже не обернувшись на Мидзуру, стоявшую наверху с пистолетом. А девушка, как только за ним захлопнулась дверь, осела на пол. Она не смогла выстрелить ему в спину, не смотря ни на что.

— Что же такого сказала вам Кагэро, Юримару-сан, — тихо спросил я, — раз вы решились не просто уйти, но и убить вашего боевого товарища?

— Это ты сам у неё спроси, — рассмеялся Юримару, — не то, чтобы это был особенный секрет, но и разбалтывать его направо и налево я не хочу. Вдруг вы, Руднев-сан, русский шпион? — Он продолжил уже серьёзней: — С помощью Кагэро я получил тьму, скопившуюся под Токио, и теперь с её помощью создаю из мертвецов пилотов для присланных мехов.

— Что же вам ещё нужно? — удивился я.

— Я получил только мизерную часть силы тьмы, — объяснил Юримару, — что имеется в нашем мире. С ней я только и могу, что делать пилотов из мертвецов, да ещё несколько фокусов подобного пошиба. Для мирового господства этого слишком мало.

— Но ведь вы, Юримару-сан, — предположил я, — не просто так оживляете пилотов БМА, ведь не в расшатывании ситуации в столице дело.

— Естественно, — кивнул Юримару, — всего-то что надо сделать, это разбудить зло Синсэнгуми, которое разрушит столицу. По сути Токио просто провалится в громадный прорыв Тьмы, и мне надо быть в самом центре этого прорыва. Я больше десяти лет готовил свои тело и дух, чтобы они могли выдержать тот напор тьмы, что обрушится на меня, усвоить её, подчинить себе. И вот теперь, когда я полностью подготовился к этому, можно начинать будить зло Синсэнгуми.

— Я так и не понял, что это за зло? — напомнил я Юримару.

— Не стану утомлять вас, Руднев-сан, историей Синсэнгуми, если интересно, сами почитаете, — сказал Юримару. — Но под конец сёгуната, после переноса столицы в Эдо и переименования города в Токио, оставшиеся бойцы отряда вместе с какими-то окультистами начали готовить разрушение новой столицы. Не смотря на то, бывшие Синсэнгуми только охраняли убежище окультистов, зло разбуженное последними назвали по имени этого отряда. Окультистов остановили в последний момент, когда их действия очень сильно истончили границу между нашим и Подземным миром, что начали образовываться первые прорывы тьмы. Тогда, к слову, из тех солдат, что перебили окультистов и Синсэнгуми, сформировали первый отряд борцов с каии. — Он перевёл дух и поставил «Марш» сначала. — Теперь мне осталось окончательно прорвать эту границу, чтобы впитать рвущуюся из Подземного мира тьму. А для этого надо создать прорыв, превосходящий по размерам и силе тот, что мы ликвидировали в Акихабаре. Он должен поглотить всё Токио! А для того, чтобы создать его, нужно как можно больше насилия, творящегося в столице, больше страха, больше крови. Пусть люди в городе с ужасом глядят за каждый угол, шарахаются от любой тени, выплёскивают страх на родных и тех, кто просто попадётся под руку. Насилие и страх замешают тесто для моего пирога! Я испеку его! И я его съем!

Наверное, именно в тот момент я понял, что генерал Мадзаки прав относительно Юримару. Допустить исполнения его безумных планов было нельзя. Остановить этого безумца, готового швырнуть во тьму сотни тысяч человек, любой ценой. Я готов был поступиться даже основной своей целью. Какое там «наше дело», если Юримару собирается полностью перекроить наш мир по своему разумению. Особенно запали мне в душу его слова относительно локальных войн для выброса тьмы на территории России, раз мы так любили «воевать сами с собой». Юримару произнёс их, наверное, даже позабыв о том, кто сидит перед ним. За одни эти слова я готов был ему голову с плеч снести.