Добролёт - Валерий Николаевич Хайрюзов

полетов в небе Великой Отечественной войны и после ему довелось трудиться на сложнейших таежных трассах Восточной Сибири. И его подстерегали непредвиденные случаи. Нам было известно, что в конце пятидесятых его самолет после отказа двигателя упал в тайгу и загорелся. Васильев был крупный телом, как медведь. И все же они со вторым пилотом спаслись, выбравшись из кабины через форточку, в которую едва пролезала голова. А на помощь экипажу на место катастрофы, в тайгу на парашюте прыгнула хирург Лидия Поляничко. До этого она никогда не прыгала с парашютом…

В последний приезд в Бугуруслан на юбилей лётного училища нас с Виктором Георгиевичем Савиным, бывшим начальником Восточно-Сибирского управления гражданской авиации, прекрасным товарищем и первоклассным пилотом, поселили, как мы и попросили, в казарме. И были приятно удивлены, оказавшись в современном общежитии для курсантов, с просторными комнатами, новой сантехникой, с цветами в коридорах – чисто, удобно, ну гляди – не наглядишься, живи – не наживешься!

Утром мы вышли из общежития, как попали на утреннее построение, которое проводил Иван Иванович Первов. Среди стоящих курсантов оказались девушки в летной форме, настоящие красавицы, как выяснилось, все спортсменки с отменной техникой пилотирования, которые и учатся только на одни пятерки.

Иван Иванович – прекрасный баянист и певец, летавший раньше командиром Як-40 в Алдане. Но после того, как там закрыли аэропорт, он, оказавшись на улице, вернулся в родной Бугуруслан и стал заместителем директора училища по воспитательной работе.

От Первова мы узнали, что в лучшие времена лётное училище выпускало более 800 человек, а сейчас проходят программу обучения 371 человека, из них 48 девушек. Он представил нас курсантам и дал слово. Я, глядя на стоявших передо мной ребят, почему-то вспомнил себя, моих давнишних друзей, как мы боялись потерять лётную работу. И как этот страх покрывался любовью к небу, ради которой мы были готовы терпеть, переносить все трудности. После обычных приветственных слов я на память процитировал им Послание к коринфянам святого апостола Павла:

– Если я имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. Потому что любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, все переносит…

Любите своё дело – и оно вернется к вам сторицей…

Извольте, Словения!

В один прискок Словению не поймешь и не охватишь, хотя, по нашим меркам, страна небольшая. Она в полтора раза меньше площади озера Байкал и с населением всего-то два миллиона человек. Сами же словенцы утверждают, что если разгладить все словенские горы, то их страна не такая уж и маленькая. Расположенная на европейском перекрестке, Словения имеет общую границу с Италией, Австрией, Венгрией и Хорватией. Все в шаговой доступности. И с гордостью добавят, что в последний год Любляна признана самой зеленой столицей Европы. Действительно, когда смотришь сверху на Словению из кабины самолета, видишь гористую, сплошь покрытую лесом страну. Уже в международном аэропорту Любляны, едва ступив на землю, русское ухо сразу же вылавливает знакомые по смыслу, но почему-то исчезнувшие из нашего обихода слова, которыми пользовались наши предки, и некоторые из них до сих пор существуют в отдаленных селах Русского Севера. Когда, встречая, словенцы тебе говорят: «Добор дан!», «Приятели», «Хвала», «Лепо!», начинаешь «помыслять», что здесь, в этой стране, не требуется переводчик. Ну а когда словенская девушка в пограничной униформе, поставив печать в паспорт и показывая на распахнутую дверь, с улыбкой говорит: «Извольте», то хочется тут же выпрямить плечи, ответно улыбнуться местной красавице и ощутить в себе непреодолимое желание изволить, ощущая всей душой, что ты оказался не в чужой стране. Лишь немного позже узнаешь, что в Словении существует несколько десятков диалектов, но всех жителей страны объединяет литературный язык.

После первых же километров по словенской земле, начинаешь понимать, что попал в ухоженную, обустроенную страну; чистые обочины, хорошие дороги, которые то и дело ныряют в полукруглые темные тоннели, чистые горные реки, и почти в любом городке или селении островерхие католические церкви, которые, позванивая каждые четверть часа, напоминают о быстротечности нашего пребывания на грешной земле. После Москвы в глаза сразу же бросаются красные черепичные крыши домов. Впрочем, все зависит, в какую сторону от Любляны ты поехал. Если направился в сторону австрийской границы, например, в Верхнюю Крайну, то глаз отмечает другие цвета: в городках и поселках крыши чаще всего серого или черного цветов, подстать привычной форме австрийского мундира Первой мировой войны. Рассказывая о жителях Верхней Крайны, тебе с улыбкой скажут, что туда в гости обычно приезжают со своими бутербродами, поскольку народ там, мягко говоря, прижимист, даже есть выражение: «Скуп, как горенец». Сравнивая русских и немецких туристов, владельцы словенских ресторанов смеются, дневной доход с двух автобусов путешествующих швабов, равен вечернему доходу двух загулявших «новых русских», которые, соря деньгами, философски изрекают: «Однова живем!»

По пути к перевалу Вршич, где стоит русская часовня, нам то и дело попадали на глаза старинные крытые драньем дома, но отделанные с немецкой педантичностью – доска к доске. Австрийцы, да и словенцы, как и наши поморы, понимали толк в этом крепком, дешевом и, главное, долговечном материале. И сегодня в России, особенно в Сибири или на Крайнем Севере, под лиственничным драньем до сих пор стоят вековые бревенчатые дома. Здесь же, в Верхней Крайне, дома каменной кладки, чаще всего в два этажа: крепко, добротно, на века. Боковым зрением отмечаешь, что и сено здесь складывают не в стога, а в вертикальные сеносушилки под узкую деревянную крышу, где оно проветривается на специальных перекладинах. И пасеки стоят не так, как у нас, отдельными домиками, а блоками в одну стену с яркой раскраской на лицевой стороне. Поначалу мне в голову даже закралась крамольная мысль, что здесь, на стыке Европы, каждая пчела вышколена так, что, будь она австрийской, словенской или итальянской, будет брать взяток с желтого подсолнуха Евросоюза, а после, возвращаясь, начнет искать свой домик по цвету национального флага.

Но в той части Словении, что граничит с Италией, дома построены в традициях и стиле этой средиземноморской страны: беленые каменные стены с коричневыми балкончиками, красные черепичные крыши, уютные дворики, где под витыми навесами или в подвалах стоят огромные, грушевидной формы стеклянные бутыли для вина, и почти на всех окружающих склонах застыли легионы кустов виноградной лозы. Сразу становится понятно,