Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

Она стоит у настенного зеркала, не торопясь заходить в душ, и перебирает кремы, пенки и одеколоны. Каждый. Отвинчивает крышечку и вдыхает запах. Улыбается чему-то, закручивает колпачок и принимается за следующий. Берет бритву и разглядывает ее, а затем, смотрясь в зеркало, "сбривает" воображаемую щетину, представляя, как это делаешь ты. Кладет бритву на место. Что-то ей приходит на ум, и она смущается своим мыслям. Видит ли она, что раскраснелась?

А потом она раздевается, вешая одежду, а у тебя пересыхает в горле, и начинаешь сглатывать без конца.

Она подходит к душевой кабинке, но вдруг оглядывается и смотрит задумчиво на дверь. На тебя. Ты холодеешь. Сейчас она вылетит разъяренной фурией, и сегодняшний поздний вечер будет последним, когда ты снова обманул ее доверие. Больше она не заговорит с тобой.

Она смотрит на дверь, и, приглядевшись внимательно, ты замечаешь, что её взгляд направлен мимо. Она не видит. Ну, конечно, она не видит! - успокаиваешься ты, и тут она шлепает босиком по кафелю к двери и берется за ручку. Ты с ужасом видишь, как круглая рукоятка медленно проворачивается на пол-оборота, и понимаешь - это конец. Ноги вросли в пол и не хотят двигаться с места, а руки окаменели, приклеившись ладонями к двери.

Она замирает, и рукоятка тоже. Она раздумывает о чем-то напряженно, а потом отпускает ручку и спешит обратно к душу, забираясь внутрь.

Ты неловко разбиваешь октаграмму и идешь к холодильнику за льдом. Тебе понадобится много льда.

Бросив пару кубиков в импровизированный коктейль, осушаешь его залпом и задумываешься о том, не навести ли еще один емкостью побольше. Пока наводишь в шейкере порцию ядерной смеси, признаешь, что задание по символистике на одномоментную видимость на расстоянии провалено. А ведь безопаснее было любоваться ею из спальни.

***

Тепло душа разморило меня. На этот раз мытье обошлось без эксцессов и протекло весьма недурственно.

Я выплыла из ванной, закутавшись в полотенце и неся под мышкой одежду. Пока тело размягчалась под горячей водичкой, Мэл выключил свет в зале и оставил подсветку в виде пары крохотных светильников в кухонной зоне. За шкафчиками я не сразу заметила его самого, но поздно - моя неаккуратность громоздилась небрежно сваленной кучкой шмотья на полу у дивана.

- Еще не спишь? - спросила я, испытывая неловкость, и переложила вещи на подлокотник ближайшего кресла,

Мэл покачал головой.

- На диване футболка, - сказал глухо. - Можешь ее надеть.

- Спасибо.

- Спокойной ночи, - попрощался он невзрачно и скрылся за дверью своей спальни.

А кто свет будет выключать? - хотела я крикнуть вслед, как оба светильника погасли. Огней ночного города, льющих в окно, хватило с избытком, чтобы торопливо натянуть на себя футболку с залихватской надписью на груди: "Моё!", развесить влажное полотенце на спинке стеклянного стула и улечься, сладко потянувшись. От подушки исходил слабый приятный аромат, один из тех, что я перенюхала в ванной. Мелёшин оказался любителем прибамбасов для ухода за своей изнеженной кожей. В ванной теснились на полочке разнообразные пенки перед бритьем, во время бритья и после него, а уж гелей для душа, кремов и лосьонов и вовсе не сосчитать.

Как девушка, - усмехнулась я. Нам-то что с его мужественной красоты? Нам бы завтра не проспать.

10.1

Все-таки не зря меня неприятно поразили пустота под потолком и огромное незашторенное окно. Следовало попросить Мэла занавесить его как-нибудь.

В незнакомом месте снились странные и пугающие сны.

Я сидела за своим личным столиком и раскрашивала карандашом ровные ряды незатейливых закорючек на большом листе. Тонкая бумага легко рвалась, и чтобы раскраска удалась, приходилось водить бережно, не нажимая на карандаш.

Перед глазами маячил светлый квадрат окна, на фоне которого развернулись друг к другу две фигуры театра теней, сидевшие по обе стороны большого обеденного стола. Первая фигура имела профиль с отвислым подбородком, пучком на голове и очками, сдвинутыми на кончик носа, а нос второго профиля был с заметной горбинкой.

Засмотревшись, я нажала карандашом сильнее, чем обычно, и тонкий лист порвался узкой прорехой. Какая жалость!

- Разве у тебя нет бумаги? - спросил профиль, что сидел слева. По голосу говорил мужчина. - Опять она рисует на газетах.

- Рисует и одновременно запоминает буквы. Это полезно, - опроверг женским голосом профиль справа и повернулся в мою сторону. То есть не вполне понятно, посмотрел он в окно или на меня, но я решила, что на меня.

- Не слышал о таком методе обучения, - сказал мужской профиль. - Почему простой карандаш? Я даю достаточно денег, чтобы ребенок рисовал красками или цветными карандашами.

- Она переломала их сразу же, - пожаловался женский профиль. - Никаких денег не хватит на ее ненормальность. Во всем виновата плохая наследственность.

От возведенного поклепа я закусила обиженно губу и склонилась над раскраской, но возмущаться не решилась, потому что за невоспитанный язык меня неоднократно хлестали по губам.

- Не заговаривайся, Магда. Мой ребенок не идиот.

- Я помогаю в меру возможностей, - обиделся женский голос. - Неужели ты недоволен?

- Не сердись. Нужен твой совет. Наклевывается партия: хорошая родословная, неплохое приданое. Семейка анархистская, но влиятельная.

- Сколько лет этой влиятельности? - хмыкнул профиль справа. - Тридцать?

- Более восьмисот. Основатели клана проповедовали культ Огня.

- На кровавом прошлом не сделать популярности.

- Прошлое осталось далеко позади. К их мнению прислушивается премьер-министр. При нужной подаче можно далеко шагнуть.

- Если удачно сложится, что сделаешь с ним? - кивнул очкастый профиль в мою сторону. - Ребенок тянет тебя на дно, разве не видишь? Его мать - шлюха. Нарочно не избавилась от плода, дождалась, когда стало невозможным вытравить, и принесла подарочек в подоле.

- Магда, уйми язык. Что случилось, теперь не изменить. Оскорбляя ее, ты унижаешь меня. Как-никак мы были женаты.

- Заморочила тебе голову, уголовная дрянь, - прыскал злобой женский голос. - Блаженная, и её отродье получилось таким же.

- Магда! - рявкнул собеседник, и я испуганно сжалась от окрика. Мужчина продолжил, мгновенно успокоившись: - Тактика не изменится: ошибки прошлого и заботливый отец, беспокоящийся о своем ребенке.

- Ни одной приличной женщине не понравится, когда за твою штанину цепляется огрызок. От него надо избавиться.

- Не кощунствуй. Если судьбе угодно, чтобы ребенок появился на свет, значит, так должно быть.

Очкастый профиль оскорбленно фыркнул и отвернулся к окну: