Сад лжи. Книга 2 - Эйлин Гудж

Боже, Клер повернулась в ее сторону, в ужасе заметила Роза. И выражение лица у нее такое просительное.

«Больше я этого не выдержу, — решила Роза, внутренне сжимаясь. — Но, с другой стороны, разве справедливо теперь оставлять Клер одну? Со всеми этими плакальщицами? С миссис Слатски и ее приятельницами?»

Но тут же взяла себя в руки и приказала не распускаться: «Так ты поступила бы раньше, когда еще считала своим долгом делать то, что положено. Но тогда ты была просто ковриком, о который каждый мог вытереть ноги. Сейчас с этим покончено. Ты стала другой. Слава Богу!»

Впрочем, если быть точной, то главную роль в ее метаморфозе сыграл все-таки Макс.

— Я пойду вместе с Марией, — твердо произнесли ее губы. — Почему бы тебе не отправиться на кладбище одной, Клер? — и уже более мягко добавила: — Ты не думаешь, что, наверное, Нонни именно этого и хотела бы?

Кроме всего прочего, ей действительно надо было кое о чем переговорить с Марией. Один на один. Об одном деле, в котором та могла ей помочь.

Она намеревалась поговорить с ней о матери Рэйчел — да, ее зовут Сильвия. Возможно, Мария хоть что-то о ней знает.

Роза коснулась уха, подумав: «Если это действительно так, то я, быть может, смогу понять, зачем Сильвия Розенталь в свое время дала мне эту рубиновую сережку».

Квартира Марии оставалась такой же, какой была всегда. Та же мрачная пещера вместо гостиной, тот же застарелый запах никотина. Безликая мебель, какая бывает обычно в дешевых мотелях, — только теперь, пожалуй, она стала еще более обшарпанной. В комнате больше не было манежа, но в углу возле телевизора стояла хоккейная клюшка, а на коврике валялась голая кукла Барби в сильно изуродованном виде.

— Поставь ее на пол и садись, — обратилась к сестре Мария, указывая на корзину с бельем, стоявшую на кресле со спинкой, перетянутой крест-накрест клейкой лентой.

— Да, между прочим, Бобби просто с ума сходит, так ему нравится игра «Атари» — ну та, которую ты прислала ему на день рождения. Его прямо не оторвешь от нее.

— Знаю. Я получила от него благодарственную записку. Он у тебя чудесный парень, Мария. Да вообще все дети твои — прелесть. И воспитываешь ты их, по-моему, прекрасно.

В это время до них донесся из спальни звук включенного телевизора. Ребятишки сидели там у кровати хворавшей Мисси и смотрели программу «Мод сквод».

Вот управлюсь со своими делами, решила Роза, и обязательно зайду туда, чтобы побеседовать с каждым из них. А Бобби вообще уже большой и его можно как-нибудь взять к себе. Надо будет обязательно сказать Марии…

— Господи Иисусе, да ты прямо святее самого Папы стала, как твоя сестрица Клер. Это что, твоя адвокатская слава тебе в голову ударила?

Прежде чем Роза успела обидеться, Мария плюхнулась на софу — и сразу, казалось, потеряла всю свою жесткость. Закурив, она прищурилась и сквозь облачко сигаретного дыма поглядела на Розу.

— Да ладно! Не бери в голову и не обращай на мои слова внимания, — вздохнула она. — Знаешь, целый день крутишься здесь одна, как в тюремной камере, пока дети не вернутся из школы. И постепенно становишься такой врединой.

— Где Пит? — вдруг спросила Роза, не ощутив привычных следов пребывания Пита в доме.

— Пит? — фыркнула Мария. — Ушел. Съехал с квартиры. Пару недель назад. Я что, тебе не говорила? В общем-то, я его не останавливала. Скатертью дорога, как говорится…

— Но… на что… — начала Роза, но передумала спрашивать у сестры, на что она в таком случае живет? Ведь как бы плохо ни было с Питом, все-таки хоть пособие по безработице у них тогда было.

Передумала потому, что выражение холодной неприязни в глазах сестры не располагало к откровенным расспросам.

— Хочешь чего-нибудь? Кофе или… — предложила Мария.

— Нет… не надо. Мне скоро уходить, я ведь так, на минутку, — Роза глубоко вздохнула. — Знаешь, Мария, я, собственно, зашла за тем, чтобы спросить тебя о… ну, об одной вещи, которую сказала Нонни давным-давно. Она тогда говорила о матери… как она могла… в общем, что моим отцом был кто-то другой, чем у вас с Клер.

Мария уставилась на нее как на сумасшедшую.

— Ты что, серьезно? До сих пор помнишь, что эта старая крыса однажды сболтнула? Да она же всегда старалась сказать что-нибудь, чтоб испортить людям настроение. Ты разве не знаешь? Пусть о мертвых плохо говорить и не принято, мне наплевать. Я говорю сущую правду! Она же просто обожала, когда могла кого-нибудь из нас куснуть побольнее. И потом, сказала она или не сказала… какое это сейчас имеет значение?

— Я хочу знать. Вот и все. Я думала… может быть, ты что-то такое знаешь? От Нонни. Если она тебе говорила…

Мария отвела взгляд от сестры — теперь в ее манере появилось нечто от уличной кошки, сдержанной, предельно осторожной.

— Я же сказала, что знаю не больше твоего. — В голосе Марии прозвучало раздражение. — Делать тебе нечего, что ли? Да забудь ты всю эту чепуху.

Но Роза уже не могла остановиться. Одна мысль грызла ей душу. Нет, она ничего не придумала. Это не плод ее воображения. Стоило ей увидеть в суде эту женщину, Сильвию Розенталь, как она тут же заметила огонек, зажегшийся в ее глазах. Сильвия узнала ее! Значит, существовала и какая-то тайна. Не могла не существовать! И тайна эта наверняка, она в этом убеждена, имела отношение к человеку, который был ее, Розы, настоящим отцом. Не тем, что глядел на нее с фотографии в серебряной рамке. Не бравым моряком, сыном Нонни, отцом Клер и Марии. Нет, ее отец был совсем другим — темноволосым и смуглокожим. Именно он дал ей жизнь и с первого дня сделал ее непохожей на своих светловолосых сестер.

— Если моим отцом был кто-то другой, — упрямо продолжала Роза, — тогда у него имелась и своя семья, ведь так? Жена, наверное? Или сестра? И эта жена или сестра… ей же могло быть известно и обо мне, правда? И она могла попытаться как-то со мной увидеться?..

Мария рывком поднялась с места, схватилась рукой за вырез платья, словно ей трудно было дышать.

— Я уже тебе говорила, что ничего об этом не знаю! Ты просто сны наяву видишь! Проснись-ка лучше! — Мария подошла к корзине с бельем и, вытащив оттуда майку, яростным движением сложила ее. — У меня, между прочим, дел по горло, — буркнула она. — Так что если ты собираешься уходить, то, извини, задерживать я тебя не буду.

«Да ведь она же врет! — со злостью подумала Роза. — Наверняка. Знает — и скрывает».

Подавшись вперед, Роза вцепилась пальцами в пластмассовый край бельевой корзины и в упор посмотрела на сестру, взглядом умоляя ее не лгать.

— Ради Бога, Мария!