Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

— Ну, вот, кажется, узнал, — закивала головой госпожа Розенфельд. — Как поживает Элис? Как Петер?

“Откуда она знает о ночном портье?” — мгновенно насторожился Гюнтер. И тут же вспомнил, что и его сына зовут Петер.

— Ведь ему уже восемь? — продолжала спрашивать госпожа Розенфельд. — Большой мальчик. Наверняка проказник. Все они в этом возрасте проказники… Да ты проходи сюда, садись, — спохватилась она. — Вот стул.

Гюнтер протиснулся между стеной и столами с газетами, выдвинул из угла стул и сел. В это время с потолка донесся угрожающий скрип, и часы на башне стали бить пять часов.

Госпожа Розенфельд вздохнула.

— Вот так я и работаю. Сквозит здесь, все открыто… Раньше библиотека находилась в подвале, но лет пять назад у нас были сильные дожди, грунтовые воды просочились, и книги начали сыреть. И тогда я вытребовала у доктора Бурхе, нашего бургомистра, эту комнату. Конечно, она тоже не годна для библиотеки — зимой холодно, да и летом, сам видишь, тоже… Сквозняки… Но другой комнаты мне не дали, а книгам здесь все же лучше, чем в подвале.

— Да что это я все о себе да о себе? — спохватилась Лаура Розенфельд. — Как вы там живете? Как Элис? Не болеет? Впрочем, что это я? Мы, старики, вечно о болезнях. А вы еще молодые… Вот, посмотри, у меня здесь фотография Петера.

Старушка извлекла из ящика стола фотографию.

— Пять лет и четыре месяца, — прочитала она на обратной стороне, и Гюнтер узнал почерк Элис. — У меня есть и ваши совместные фотографии, когда вы отдыхали на Золотом Взморье, но они дома. А фотографию Петера я ношу с собой. Я на нее часто смотрю. По-моему, Петер очень похож на дядю Густава. Помнишь дядю Густава? Он такой же был в детстве. Глаза такие же, и та же улыбка шалунишки. А вот этот вихор торчащий! Вылитый Густав в детстве!

Гюнтер кивал. В глаза он не видел дядю Густава. Он, кажется, и слышал о нем в первый раз.

— А ты все в полиции служишь?

У тетушки Лауры были старые сведения. Очевидно, Элис не писала ей, что Гюнтер ушел из полиции. А может, за эти годы она просто забыла. И слава богу, что она еще не знала о их разрыве с Элис.

— Наверное, уже до комиссара дослужился. А может… — Глаза у госпожи Розенфельд вдруг потемнели, улыбка исчезла, лицо приобрело встревоженный вид. — Ну, конечно! Чего бы это ты мне врал, что ты библиофил? Я так и знала, что наша полиция не сможет справиться с нечистью и вызовет кого-то из округа. Так ты…

Гюнтер положил ладонь на сухонькую руку госпожи Розенфельд.

— Тетя… — он споткнулся с непривычки, — Лаура. Я не могу вам ничего рассказать. Но я был бы вам очень признателен, если бы вы мне помогли.

— Да-да, конечно, — быстро закивала тетушка Лаура. — Я понимаю…

— Расскажите мне, что здесь у вас происходит.

— Ой, Гюнтер! — всплеснула руками тетушка. — У нас тут такое творится! — Голос ее перешел на шепот. — Такое… Не поверишь, но в городе появилась самая настоящая нечистая сила! Ведьмы летают, детей крадут, порчу напускают, всех запугивают… Если что не по их, так и убить могут… Аптекаря — они ведь! И у меня книги украли…

Гюнтер понял, что стройного рассказа у нее не получится.

— Когда все это началось? — перебил он.

— Когда началось? — переспросила тетушка и задумалась.

— Когда в городе появилась нечистая сила?

— Да месяцев пять назад… Может, шесть.

— Сразу после того, как божья благодать покинула город?

— Ты и про божью благодать знаешь? Нет, позже. А может, и сразу… Может, просто слухи до меня позже дошли.

— И “Старый Таунд” после?

— Да. Хоть она и пустая стояла, никто в гостинице не жил… Да они все новое громят! Вон из старого ресторанчика на тросе мотоциклом вытащили музыкальный автомат, проволокли через весь город и разбили о стены домов вдребезги. Все фонари в городе побили… А вчера уборочную машину сожгли.

— Кто — они?

— Ведьмы. Они еще суккубами себя называют. Ну, и еще эти, черные, на мотоциклах. А может, это они и есть.

— Они что, действительно на метлах летают?

— Летают… — тетушка вся сжалась, по лицу пробежала судорога страха. — Сама видела.

“Так, — подумал Гюнтер. — Все-таки правда. Ни лазерной сверхтехникой, ни психотропным воздействием младенцев со второго этажа не вытащишь”. Он категорически не хотел верить в мистические бредни, как бы реальны они ни были. Слишком канонически, по всем законам черной магии проявляли себя в городе потусторонние силы. Ну, может, за исключением мотоциклов. Но мотоциклы к мистике не относятся… И потом, чересчур уж планомерно сменилась божья благодать нашествием нечистой силы. Не верилось, что именно в Таунде, отмеченном в истории разве что посещением принца Уэстского, могли сойтись в последней битве Армагеддона силы добра и зла.

— А книги когда отсюда похитили? До появления нечистой силы? Или до пришествия благодати?

— Нет. Божья благодать уже покинула город. Это я помню точно. Отец Герх еще возносил в церкви хвалебные молебны, но чудес уже не было. А вот появилась ли уже тогда в городе нечистая сила, я не знаю. Наверное, еще нет.

Такого ответа Гюнтер не ожидал. Наметившаяся было связь между делами бога и дьявола порвалась.

— А какие книги похитили?

— У меня есть список. Я его составила доктору Бурхе.

Госпожа Розенфельд покопалась в ящике стола и извлекла две странички рукописного текста. Гюнтер посмотрел список. В основном все книги были по-латыни, и только некоторые названия он смог прочитать: “Некромантия в истолковании царя Соломона”, “Догма и ритуал в высшей магии”, “Апокалипсис”, “История ведовства и демонологии”, “География ведовства” да еще встретил знакомое название “Молот ведьм”. Всего по перечню похищенного значилось семьдесят три книги.

— Много.

— Да, много, — согласилась госпожа Розенфельд. — Причем их специально подбирали. Все книги либо по ведовству, либо по борьбе с ним и искоренению ереси. У нас есть очень ценные книги, просто-таки раритетные. Ну, например, рукописный “Пастырь” Гермы. Не оригинал, конечно, — переписан монахами монастыря святого Петра, в восьмом веке. Или тринадцатитомные “Магдебургские центурии”, изданные в Базеле в 1574 году. Но их не взяли. А взяли другие, менее ценные книги, хотя и среди похищенных значатся редкие издания.

— А это что за книга? — спросил Гюнтер, показывая на уже знакомое название.

— Это знаменитая книга “Молот лиходеев” или, как чаще говорят, “Молот ведьм”. Средневековый трактат монахов Генриха Инститориса и Якова Шпренгера по уличению в ведовстве и искоренению ереси.