Дипломаты в погонах - Михаил Болтунов

Долин уверен и сегодня: замена парткома политорганом в те годы была явлением положительным. Разрабатывая штат политотдела, предусмотрели его оперативную направленность. Введены второй заместитель и три инспектора, специально нацеленные на оперативные подразделения и разведывательные зарубежные аппараты. Замещались эти должности только лицами, имевшими за плечами военнодипломатическую академию, а также положительный опыт практической работы за рубежом. Это значительно укрепило связи политотдела с оперативными подразделениями и загранаппаратами, то есть с органами, определяющими судьбу задач, стоящих перед Главным разведывательным управлением.

Инспектора постоянно работали в партийных и оперативных управлениях, выезжали в разведаппараты. У начальника политотдела был тесный контакт с руководителем оперативных органов.

При выезде в загранаппарат Долину вменялось в обязанность изучение деятельности разведаппаратов, агентурнооперативной работы. Так как в Центре и на местах его знали и как оперативного работника, коллизий при проверках по оценкам, выборам и рекомендациям обычно не возникало. Особые связи оставались у Григория Ивановича с родным управлением. Ежегодно по нескольку раз его подключали для работы с бывшими источниками.

Однако главное, считает Григорий Иванович, это было воспитание патриотизма. Высшее проявление патриотизма для офицера-разведчика — беззаветное служение родине, эффективное выполнение задач.

…22 года отработал генерал-лейтенант Григорий Иванович Долин на этом посту.

Уходя в отставку, прощаясь с коллективом, он сказал прекрасные слова: «Я всегда с глубоким уважением и некоторой завистью по-доброму, конечно, относился к руководителям оперативных управлений и частей, ведущих информационных подразделений и создателей разведывательной техники.

Преклонялся перед их знаниями, опытом, самоотверженной преданностью нашему общему делу.

По работе у нас были размолвки, иногда серьезные разночтения по проблемным вопросам, но в конечном счете мы всегда находили правильные решения, потому что были едины в главном — в честном служении разведке.

Я всегда буду гордиться тем, что мне выпало счастье жить и работать в таком могучем коллективе, которым является коллектив нашего Главного разведывательного управления».

Думается, к этому нечего добавить. Счастлив тот человек, кто может произнести такие слова!

Возвращение в Аден

Путь полковника Владимира Ованесовича Наона был извилистым и трудным. Мечтал быть военным моряком или летчиком, а стал танкистом. Желал служить на севере, но всю жизнь прослужил на юге. Всей душой рвался в командиры, но окончил инженерный факультет Бронетанковой академии и был зампотехом. Любил английский язык, а попал на арабское отделение.

И вместе с тем он был лучшим курсантом своего училища, передовым взводным в дивизии, его прочили из зампотеха на должность командира полка. Но Наон стал военным разведчиком. Служил помощником военного атташе Советского Союза в Египте, военным атташе в Народной Демократической Республике Йемен.

«Хочу быть танкистом…»

Володька Наон сколько помнил себя, столько мечтал стать военным. Только военным. От роду ему было семнадцать лет, но характер еще тот — упертый, резкий. Ежели что задумает, обязательно своего добьется.

Отец не одобрял решение сына. Хотел видеть Володьку студентом университета. Да только что ж от его хотения. Попытался убедить, да толку никакого. Наон-младший и слушать не желал про студенческую жизнь, грезил офицерскими погонами.

Ованес Наон был секретарем райкома партии Адлерского района Сочи, руководил тысячами людей и делал это вполне успешно. А вот с сыном совладать не смог. Володька, несмотря на молодость, был сам себе голова.

В конце концов отец сдался, махнул рукой. Хочешь стать офицером — езжай. И вчерашний выпускник школы Владимир Наон махнул в Ленинград, в знаменитую Фрунзенку — Военно-морское училище им. М. В. Фрунзе.

Прошел медкомиссию, успешно сдал экзамены. А на «мандатке» начальник училища старенький, седенький адмирал (во всяком случае, таким он показался семнадцатилетнему парню) сказал: «Давай, сынок, расскажи свою биографию». А что тут, собственно, рассказывать: родился, учился, не женился. Вот и начал Володька с того момента, как появился на свет. Отчеканил, как положено: «Родился в 1933 году.» Хотел было перейти к делам школьным, да видит: у адмирала лицо от удивления вытянулось.

— Так тебе сколько лет, сынок? Семнадцать, что ли?

— Семнадцать, — подтвердил Наон.

— А ведь мы с восемнадцати принимаем. Таков закон. — Адмирал развел руками. — Приезжай на следующий год.

Володька чуть не заплакал от обиды. Как это на следующий год? А до восемнадцати как ему жить?

Но, как говорят, выше головы не прыгнешь. Собрал вещички и двинул в дорогу. Только не домой, а в Батайск, в военное авиационное училище. Наон не собирался сдаваться. Тем более знал, в Батайском авиационном учат летать на реактивных самолетах.

Но и там его быстро вычислили как «малолетку» и отправили к месту постоянного жительства. Вернуться домой, к отцу, означало пойти в университет. А он мечтал о курсантской жизни. Однако мечты мечтами, а возвращаться пришлось.

Володька добрался до Краснодара и от нечего делать коротал время на вокзале, ждал поезд на Адлер. Случайно познакомился с ребятами, тоже выпускниками школы. Они ехали в Саратов, поступать в танковое военное училище. Те, видя его настроение, естественно спросили: «Че киснешь?» Рассказал. И про Ленинград, и про Фрунзенку, и про Батайск. Пацаны поначалу притихли, осмысливая сказанное, а потом кто-то неожиданно предложил:

— А, была не была, давай с нами, в Саратов. Может повезет.

— Поехали… — поддержали другие.

— Да что толку, — отмахнулся Володька. — Опять домой отправят.

— Авось не отправят, — успокаивали его ребята, — Бог любит троицу…

Это был серьезный аргумент, и Наон, подхватив свой чемоданчик, поспешил за своими новыми товарищами.

В Саратове все повторилось заново: медицина, экзамены, мандатная комиссия. У него были справки из обоих училищ об успешной сдаче вступительных испытаний, но Владимир их зажал, не показывал. Ведь ясно — предъяви справку и сразу вопрос: а почему не приняли? Потому и пошел он в третий раз по большому кругу, все сдал, выдержал, а на «мандатке» его опять завернули.

Вышел из кабинета, на душе кошки скребут, присел в комнате дежурного, вытащил из кармана куртки свои любимые спортивные значки.

— Твои, что ли? — спросил через плечо курсант с повязкой помощника дежурного на рукаве.

— Мои, — отозвался со вздохом Володька.

— А чего невесел, голову повесил?

— Да в училище не приняли.

— Как не приняли? — удивился помдеж. — С такими значками? Да я с ними в любое военное училище поступлю.

Наон удивленно поднял голову. Курсант ткнул пальцем в значок второго спортивного разряда:

— Это по какому виду?

— По самбо.

— А тот?

— По боксу… У меня еще грамоты и дипломы есть, — с надеждой сказал Володька.

— Так вот, завтра натягивай все значки на грудь, бери под мышку дипломы и вперед на «мандатку». Только не стесняйся, будь понаглее. Точно примут, это я тебе говорю.

Назавтра Владимир Наон так и сделал: переступил порог кабинета, где заседали члены мандатной комиссии, — вся грудь в значках, а под мышкой — сверток с грамотами.

Начальник училища, генерал, бывший кавалерист, удивился:

— По-моему, ты вчера был, Наон.

— Да, был, вы меня не приняли. Но я хочу стать танкистом. Я что, виноват, что родился на год позже?

Генерал аж из-за стола подскочил от такой наглости. Захотел разглядеть поближе нахала, подошел и остановился. Стал рассматривать значки и подобно вчерашнему помощнику дежурного спрашивал: это по какому виду спорта, а это?..

Увидев сверток, попросил развернуть. Читал, удовлетворенно качал головой. Потом возвратился за стол комиссии.

— А впрочем, ему уже восемнадцатый год. Я в его лета уже шашкой беляков рубил. Ничего, жив, здоров. И он выдержит, парень крепкий, спортивный, — подвел итог генерал, оглядев членов комиссии. — Наон Владимир Ованесович, вы зачислены в училище. Думаю, возражений нет.

Возражений не было. Так Владимир стал курсантом Саратовского танкового командного училища.

Через два года его в числе лучших курсантов в качестве поощрения переведут в Ульяновское гвардейское танковое училище. Практиковался в ту пору подобный вид поощрения. Хотя был весьма спорным. Курсантов срывали из родного училища, из привычной обстановки, коллектива и отправляли к новому месту учебы. Тем более что в Саратове обучение шло на тяжелых танках, а в Ульяновске — на средних.