Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы - Кэтлин О'Рейли

Люси поправляет кашне. Она, как всегда, бесподобна.

— Извините, девочки, мне надо бежать. Меня ждет колонка светской хроники. Пока.

Мне хочется рвануться за Люси, окликнуть ее и прямо здесь, среди небесно-голубых коробочек с цацками, плюнуть в дьявольские глаза. Но это не поможет. Мамуле теперь ничего не поможет, а все потому, что она водилась с Жадной, Эгоистичной, Тщеславной Вивиан.

На улице народ кишмя кишит. Это не что-нибудь, это Пятая авеню, и здесь каждый только и делает, что старается занять местечко потеплее, оттеснив ближнего своего. Здесь дефилируют модели в нарядах минус тридцать шестого размера на шпильках в десять дюймов высотой. Здесь сучки из Верхнего Ист-Сайда ищут дойных коров или, в идеале, законных супругов. Здесь певичка с Бродвея бегает с одного прослушивания на другое в надежде, что и ей перепадет пригоршня звездной пыли.

Есть от чего потерять голову.

Есть на что обменять душу.

— Люди, люди, да когда же вы пресытитесь? — бормочу я себе под нос.

Я повторяю эту фразу все громче, однако ньюйоркцы умеют отрешиться от городского шума.

Но кто-нибудь должен же меня услышать!

— Когда вы наконец пресытитесь?!!

Никто не обращает на меня внимания, никто не желает отвечать. Это Нью-Йорк, город вечного движения.

Я почти бегу по Пятой авеню — мимо витрин «Прада», «Фенди», «Аспей». Люди глазеют на последние модели платьев, туфель, сумок. Сквозь стекло вещи кажутся такими доступными — только руку протяни.

Отлично, мать вашу. Вы хотите получить эти тряпки? Вы их получите.

Люди, тупой и зажравшийся сброд,Пусть ваша алчность стекло разобьет!

И стекла витрин начинают лопаться. Стекла всех витрин, включая «Шанель», «Харри Уинстон», «Генри Бендель», «Луи Вуитон» и даже «Сейнт Патс». Сначала все в замешательстве. Да что там в замешательстве — в шоке. Неужели это сделала женщина, которая только что носилась по улице и всех доставала идиотским вопросом? Разумеется. Смешно: хочешь, чтобы Нью-Йорк замер, — разбей витрину.

И тут начинается самое интересное. Люди метут все подряд. Сначала за дело берутся бомжи, но через несколько секунд неохваченных не остается. Я отступаю на шаг, чтобы вполне насладиться картиной учиненного мною злодеяния.

Что бы еще сотворить? Погрома бутиков явно мало. Это рефрен ко всей моей жизни — мне всегда мало. Я воздеваю руки.

Линкольн, Франклин, Вашингтон,Пусть немедля грянет гром!

И гром действительно гремит. И дождь льет, и Пятая авеню превращается в бурную реку.

Вам не придется продавать души за тряпки. Вот они, тряпки, у вас в жадных ручонках. Берите и не вздумайте менять вечность на Богом проклятую сумочку. Поняли?

Учитесь на моих ошибках.

Звонит мобильник. Я и без определителя номера знаю, кто меня домогается. Люси решила расставить все точки над «i».

Практически никто из ньюйоркцев никогда не был на крыше Эмпайр-стейт-билдинг. Это чертовски дорого, очередь немереной длины, да и вообще оказаться на высоте в восемьдесят шесть этажей довольно неприятно. Но именно на крыше этого здания Люси и хочет со мной встретиться. Чтоб мне провалиться, если я хоть пять минут простою в очереди. Я просто произношу заклинание и оказываюсь рядом с дьяволом.

Мы проходим мимо школьной экскурсии, мимо туристов из Канзаса, мимо овчарок, вынюхивающих взрывчатку, к западной стороне, откуда открывается прекрасный вид на… Джерси.

Смотри — не хочу.

И я смотрю.

На фабричные трубы, из которых валит дым, на желтушное небо. Я знаю, каково это — жить в Джерси. Я сижу на скамейке, а подо мной, как на ладони, копошится мир.

— Здорово здесь, наверху, правда? — Люси смотрит исключительно на Манхэттен. Действительно, впечатляет. — Ближе к небесам я находиться не могу. — Голос Люси становится мягким и печальным. — Нью-Йорк — мое детище. Бог создал небеса; я создала величайший город на Земле.

В первый момент мне кажется, что Люси шутит, но она шутить отнюдь не настроена. Постепенно до меня доходит, что дьявол серьезен как никогда.

«Ты создала Нью-Йорк? Что-то не верится».

Люси смотрит с улыбкой.

— Не верится, Вивиан?

— Нет.

— Это и правда, и неправда. Нам нужно поговорить. Осторожность — одно из важнейших правил Программы. А ты, Вивиан, устроила золотой дождь на Пятой авеню. По-твоему, это не нарушение? Мне задают вопросы, которые вообще не должны были возникнуть. Ты уже раз наследила, мне пришлось убирать. С твоей стороны это по меньшей мере нелепо.

Думаете, меня волнуют речи Люси? Да мне параллельно.

— А тебе не кажется, что пришло время вопросов?

— Вивиан, здесь не место для шуток.

— А я не шучу. Я серьезна, как покойник. И всем в этом милом городке я могу рассказать, кто ты на самом деле.

Улыбка Люси становится чуть менее ослепительной.

— Ты что, угрожаешь мне? Вспомни, чем ты в последний раз за такое поплатилась.

— Да, ты забрала мою мать, но у меня не так уж много близких людей. — Первый раз в жизни я думаю по этому поводу «слава богу». — Но ты можешь убить меня. Тогда я замолчу навеки.

Я несколько рисуюсь, потому что мне нужно выяснить одну вещь.

Люси хмурится.

— Повторяю: я не могу никого убить. Это правда.

— Ох.

— Вот-вот, ох. Это ты убила ребенка Меган, ты, а не я. И я тебе об этом говорила.

Несколько минут я перевариваю услышанное. Я-то надеялась, что…

Но нет. Безупречная, несгибаемая Люси никогда не пачкает рук.

— Допустим. А теперь представь ситуацию: я звоню на Си-би-эс, Би-би-си, Эн-би-си, «Фокс», Си-эн-эн и в «Дейли ньюс».

— Ну-ну, продолжай. И что же будет дальше?

Черт, она знает меня слишком хорошо.

— Люси, прокрути время вспять. Верни счастливые дни, когда я тебя еще не встретила. Если бы я не знала о Программе, я бы и не вляпалась.

— Нет.

Я беру мобильник.

— Люси, у меня на быстром дозвоне телефон Вольфа Блитцера[45]. Я сейчас с ним свяжусь.

Люси делает взмах рукой.

— Остановись. Ты все равно не вернешь свою душу. Ты не можешь расторгнуть контракт.

— Ладно, тогда верни день после подписания контракта. Забирай мою душу, только отпусти тех, кого я завербовала.

В первую секунду я уверена, что Люси снова откажет, но вдруг она расплывается в улыбке.

Люси опускает взгляд вниз, на город, и кивает.

— Будь по-твоему. Я их отпускаю.

Она смотрит на часы.

— А сейчас мы поиграем со временем. Поехали!

Как в замедленном кино, люди начинают меняться. Вот уже вокруг новые лица, а ветер гораздо холоднее.