Заговор в Уайтчепеле - Энн Перри

– Да…

Веспасия лихорадочно соображала. В словах Шарлотты заключался зловещий смысл. Чарльз Войси был именно тем человеком, который стал бы главой государства в новой, революционной Англии. На протяжении многих лет он был судьей апелляционного суда, стоял на страже справедливости, отменял неправомочные решения и не запятнал себя подозрениями в корысти. У него было множество друзей, но он держался в стороне от политических дискуссий и поэтому не ассоциировался в общественном сознании с той или иной группировкой.

Рассказ миссис Питт вполне соответствовал тому, что пожилой леди было известно об этом человеке. Ей вспомнились подслушанные ею фрагменты разговоров, слова Питта, подробности ее беседы с Рэндольфом Черчиллем и многое другое, – и одолевавшие ее сомнения наконец рассеялись.

– Тетя Веспасия… – тихо произнесла Шарлотта, наклонившись вперед.

– Да, – повторила ее старая родственница. – Львиная доля сказанного тобою – правда. Но мне представляется, что один факт ты истолковываешь неправильно. И если ты сможешь рассказать все миссис Феттерс, это принесет ей большое облегчение. Однако первостепенное значение имеет ее безопасность, и если книга у нее, то, боюсь, они не успокоятся, пока не покончат с нею.

– Книги у нее нет, – быстро сказала миссис Питт. – Она сожгла ее в камине у Войси. Но в чем моя ошибка? Что я неправильно поняла?

Веспасия вздохнула и слегка нахмурилась.

– Если Эдинетт неожиданно узнал о книге и об участии Мартина Феттерса в заговоре, имеющем целью разжигание революции, и если это произошло в тот самый день в библиотеке, то почему он не забрал книгу с собой? – спросила она.

– Он не знал, где она находится, а на поиски у него не было времени, – ответила Шарлотта. – Книга была очень хорошо спрятана. Мартин переплел ее, чтобы она выглядела в точности как… – Ее глаза округлились. – Ну да… конечно! Если он видел ее тогда, значит, знал, где она находится. И в самом деле, почему же он не взял ее?

– Чьим почерком сделаны записи в книге?

– Понятия не имею. Вообще-то там два или три разных почерка. Вы хотите сказать, что книга не принадлежала Мартину?

– Подозреваю, что один из этих почерков принадлежит Эдинетту, второй, возможно, – Войси, а третий, вполне вероятно, – Реджинальду Гливу. И почти уверена, что ни один из них не принадлежит Феттерсу.

– Но ведь он сам переплел эти бумаги в книгу, – возразила Шарлотта. – Вы имеете в виду, что это улика… но он был республиканцем и никогда не скрывал этого.

– Многие люди исповедуют республиканские взгляды, – произнесла Веспасия спокойным тоном, стараясь не выдавать испытываемую ею душевную боль. – Но большинство из них не собираются устраивать революцию путем насилия и обмана. Они лишь отстаивают свои взгляды – с помощью логики, или страсти, или и того и другого вместе – и пытаются убедить в их правильности других. Если Мартин Феттерс принадлежал к этому большинству и обнаружил, что его единомышленники зашли в своих намерениях слишком далеко, то им не оставалось ничего иного, кроме как заставить его молчать…

– Что и сделал Эдинетт, – заключила Шарлотта, в ее глазах вновь появился страх. – Неудивительно, что Войси так ненавидит Томаса. Своим упорством в поиске улик против Эдинетта он поставил его в такое положение, что ему пришлось собственноручно отклонить апелляцию своего соратника. В конце концов, если трое других судей уже высказались против, его голос «за» все равно не спас бы Эдинетта. – На ее лице промелькнула горькая усмешка. – Ирония судьбы. Но я рада, что Мартин Феттерс не причастен к планированию насилия. Прочитав его статьи, я не могла не проникнуться к нему симпатией. И Джуно испытает облегчение, когда я расскажу ей все. Тетя Веспасия, можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы обеспечить ее безопасность или хотя бы помочь ей?

– Я подумаю об этом, – сказала леди Камминг-Гульд.

Какое бы значение ни имела безопасность Джуно, в данный момент ее занимали более неотложные проблемы.

Шарлотта с тревогой смотрела на пожилую даму, но та не была готова делиться с нею своими мыслями. По всей вероятности, она и вовсе не желала делиться ими с кем-либо. Некоторые соображения носят настолько личный характер, что их невозможно облечь в слова.

Веспасия поднялась с кресла. Шарлотта тут же последовала ее примеру, поняв, что время визита подошло к концу.

– Вчера ко мне приезжал Томас, – сообщила леди Камминг-Гульд. – Он хорошо выглядит…

Она заметила, как по лицу миссис Питт прокатилась волна облегчения.

– Судя по всему, в Спиталфилдсе о нем заботятся. Одет чисто, опрятно. – Она улыбнулась. – Благодарю тебя за то, что навестила меня, моя дорогая. Я тщательно обдумаю все, что ты мне рассказала. По крайней мере, для меня многое прояснилось. Если Чарльз Войси является лидером «Узкого круга», а Джон Эдинетт был его соратником, это объясняет, что произошло с Мартином Феттерсом и почему. И мы знаем, что Томас был прав. Я подумаю, чем можно помочь миссис Феттерс.

Шарлотта коснулась губами ее щеки, попрощалась и ушла.

Теперь Веспасии нужно было действовать. Та информация, которой она располагала, оставляла мало сомнений в том, что произошло. Долг принца Уэльского не существовал в действительности: долговая расписка, которую ей показал Питт, являлась фальшивкой, хотя и искусно выполненной, и не прошла бы в суде проверку на подлинность. Она была призвана убедить всех голодных и обездоленных в Спиталфилдсе в том, что они потеряли работу из-за расточительности королевской семьи. После того как разразится бунт, правда это или ложь, уже не будет иметь никакого значения.

В довершение всего Линдон Римус опубликует статью о герцоге Кларенсе и уайтчепелских убийствах – неважно, правдивую или лживую, – и бунт перерастет в революцию. «Узкий круг» будет манипулировать ситуацией до тех пор, пока не настанет подходящий момент для того, чтобы выйти на авансцену и захватить власть.

Веспасии вспомнился разговор с Марио Корена в опере. Когда она назвала Джеймса Сиссонса занудой, Марио сказал, что она ошибается и что если б она знала сахарозаводчика ближе, то восхищалась бы его мужеством, граничившим с готовностью к самопожертвованию. Как будто он знал, что Сиссонс в скором времени погибнет.

Леди Камминг-Гульд также вспомнила, как Питт описывал человека, которого он видел уходившим с сахарного завода перед тем, как обнаружил мертвого Сиссонса: пожилой, темные с проседью волосы, смуглое лицо с тонкими чертами, кольцо-печатка с темным камнем… По мнению полицейских, это был еврей. Но они ошибались: это был римлянин, страстный республиканец, который, вероятно, считал Джеймса Сиссонса добровольным участником заговора.

Когда Веспасия знала его в Риме, он не был способен убить человека. Но с той поры минуло пятьдесят лет, и за это время Корена мог измениться. Разочарование и утрата иллюзий могли отразиться на чем угодно, но только не на стойкости духа этой сильной личности. Однако обманутые надежды могли вызвать горечь в его душе.

Пожилая леди надела весьма изысканное серебристо-серое платье – шелковое, муарированное – и выбрала одну из своих любимых шляпок. Ей всегда шли шляпки с широкими полями. Затем она распорядилась подать к крыльцу карету и назвала кучеру адрес дома, где остановился Марио Корена.

Старый друг принял ее с радостью, смешанной с удивлением, – их очередная встреча должна была состояться не раньше следующего дня.

– Веспасия, – произнес Марио, вглядываясь в ее лицо и в широкие полы ее платья.

Шляпка вызвала у него улыбку, но он, как всегда, не стал комментировать внешность своей старой подруги. Правда, оценка все равно отражалась в его глазах. Затем, после того как он рассмотрел ее внимательнее, радость на его лице увяла.

– Что случилось? – негромко спросил Корена. – Только не говорите, что ничего. Я все вижу.

Между ними уже давным-давно не могло быть никакого притворства. Леди Камминг-Гульд так и стояла бы в этой прекрасно убранной комнате с видом на тихую площадь, на деревья с шелестящими листьями и газоны с зеленой травой. Стояла бы, испытывая чувство исполненного желания, которое всегда возникало у нее в присутствии Марио. Но сколько бы ни длился этот восхитительный миг, всему неизбежно приходит конец.

Старая женщина повернулась к хозяину дома и заглянула ему в глаза. На мгновение ее решимость поколебалась. Он не изменился, и казалось, их римское лето было только вчера. За эти годы одряхлели их тела, покрылись морщинами лица, но сердца были исполнены той же страстью, той же надеждой, той же жаждой борьбы, самопожертвования и любви, той же готовностью терпеть боль.

– Марио, полиция намеревается арестовать Исаака Каранского или какого-нибудь другого еврея по обвинению в убийстве Джеймса Сиссонса, – сказала леди Камминг-Гульд. – Я не допущу этого. Пожалуйста, не говорите мне, что для всеобщего блага можно пожертвовать одним человеком. Если мы позволим повесить невинного и обречь на нищету и одиночество его жену, это будет насмешкой над справедливостью. И что тогда мы предложим людям? Разве сможем мы создать тот новый порядок, о котором мечтали? Если мы используем свое оружие во зло, оно навсегда утратит свою силу. Мы присоединимся к врагу. Я думала, вы знаете это…