Циклогексан (сборник) - Александр Громов

Да, но если он разобьется, задание окажется невыполненным… Задание, порученное ему, Виссариону Шпыню, едва ли не лучшему дипкурьеру Лиги!..

Мысль придала сил. Он полз по скале, рыча, срывая ногти, кровавя коченеющие пальцы о бритвенно-острые края крошечных уступов. Адские муки продолжались, казалось, вечность. На половине подъема он понял, что у него нет больше сил ползти вверх. Но не было сил и висеть, держась за ничтожные зацепки, и поэтому он все же пополз вверх, уже не рыча, а всхлипывая. Еще… Еще чуть-чуть…

Наверху его стошнило. В первый раз со времени давно забытого детства Виссарион заплакал. Ему пришлось полежать на снегу и основательно озябнуть, прежде чем он сумел вновь взять себя в руки. Стуча зубами, он взялся за веревку, пробормотал: «Потянем» – и потянул.

Никакого эффекта. Закусив губу и потянув сильнее, он едва не стащил со скалы самого себя. Нет, так дело не пойдет…

Беспомощно оглянулся… Вокруг сверкал снег и не наблюдалось ничего, что могло бы подсказать правильное решение. И никого, кто мог бы помочь. А еще говорят, что здесь живут туземцы-антропоиды…

Виссарион заскрипел зубами. Попался бы ему хоть один местный антропоид – уж он бы заставил его поработать на благо дипломатии! На благо Лиги. Да и на свое, черт возьми, благо: чьи вожди через шесть дней с удовольствием рассядутся за круглым столом – за этим самым столом! – не местные, что ли?

Они самые. И уж конечно, туземцы не такие дураки, чтобы забираться высоко в горы да еще помогать ненормальному чужаку тащить неподъемную мебель для их же туземной пользы. Как всегда: одни выбиваются из сил, другие собирают сливки…

В нахлынувшей ярости Виссарион крушил пяткой наст, разгребал снег руками. Злость помогла найти решение. Откопав гранитный клык – не то выступ скалы, не то верхушку островерхого валуна, – он обмотал вокруг него веревку, выбрав слабину. Подергал – держит. Подставил под веревку спину, уперся ногами в другой валун, поменьше, напряг все силы…

Через полчаса неимоверных усилий он изловчился настолько, что сумел набросить на каменный клык еще одну петлю, минут через десять – вторую, а вскоре и третью. Подполз к обрыву, глянул вниз. Стол уже оторвался от грунта и, слегка покачиваясь, елозил по скале. Дело двигалось. Пусть медленнее, чем хотелось Виссариону, но оно все же двигалось…

К ночи он не только втащил стол на скалы, но и одолел еще одну скальную гряду – правда, та оказалась пониже и не столь отвесна. Веревка излохматилась, но выдержала. По пологому снежному подъему было удобнее не катить стол, а тащить его волоком, наскоро соорудив веревочные постромки.

Десять шагов – остановка. Пять глубоких вдохов – и снова десять шагов… Загнанный, отравленный стимуляторами организм реагировал тошнотными позывами. Виссарион выбился из сил, но продолжал двигаться в покорном отупении, мыча и со всей силой налегая на постромки. Это и спасло его ночью от холодной смерти на перевале. А утром он увидел на западе длинный снежный спуск, тени гор в широкой долине, полого сбегающей к большому озеру, редко разбросанные острова и на самом горизонте – полоску суши за озерной гладью.

Самая трудная часть пути осталась позади – так он решил, а придя к такому умозаключению, позволил себе час отдыха и даже немного поел через силу. К его удивлению, ему совершенно не хотелось ни есть, ни спать. Хотелось одно: лечь и умереть, и даже не умереть по-человечески чинно, а попросту сдохнуть, как собака, но в этом Виссарион не смел себе признаться.

Ровно через час он дотащил стол до спуска, смотал веревку, сел на тыльную сторону столешницы меж четырех дубовых ножек и отпихнулся ногой. Прошуршав по снегу, стол съехал немного вниз и остановился. Вторая попытка вышла не лучше. Третья принесла успех: стол заскользил по склону, сначала медлительно и важно, затем все быстрее, вздымая за собой фонтан снежной пыли. И целую минуту Виссарион радовался, как дитя.

С большим опозданием он понял, что, пожалуй, не сможет затормозить. Попытка тормозить сначала ногой, а потом ножом привела к тому, что с ноги едва не сорвало башмак, а нож вырвался из руки и потерялся где-то в снежном облаке. Виссарион застонал, проклиная себя за дурость: ножа было жаль. Однако долго предаваться сожалениям было некогда: склон становился круче, а наст тверже, и стол набирал максимальную прыть. Только бы не перевернулся, не запрыгал, только бы не налетел на валун – покалечится же…

О себе Виссарион не думал, и все же мысленно охнул, когда верхом на своем снаряде перелетел широченную зловещую трещину. Снежный склон превратился в язык ледника, усеянный трещинами и вытаявшими глыбами. Страшно скрежетали под столешницей мелкие камешки, визжал песок. А впереди уже виднелось хаотичное скопище глыб моренного вала – финиш для любителей покататься на саночках. Виссарион закрыл глаза и сотворил немую молитву.

Странно – но помогло! Стол вильнул вбок, с силой, едва не вывалившей Виссариона прочь, врезался в сползающий из бокового ущелья снежник, обрушил и разбросал несколько тонн снежной каши, завертелся волчком и заметно погасил поступательную скорость. Начал было набирать ее вновь – и раздумал. Затем его все-таки вынесло на каменистую лужайку, где дипкурьер на время потерял груз из виду, потому что сначала катился кубарем, а потом пахал землю носом.

Нос – тьфу! Виссарион сейчас же вскочил. Что со столом??! Перевернуть! Осмотреть!

Внешний вид столярного шедевра поверг его в уныние. Полировка исчезла. Благородная фактура дерева была испорчена глубокими царапинами, исчеркавшими столешницу и вдоль, и поперек, и наискось. Разболталась одна ножка. Выделялись вдавлины – следы ударов об острые камни. Сбоку столешницы появились два отщепа.

Виссарион тяжко вздохнул. Ему не удалось обеспечить полную сохранность груза. Путешествие не пошло на пользу круглому столу.

Пусть так. И все же для местных дикарей он все равно останется круглым столом, предметом таинственным и мистическим, о котором они столько слышали и о котором они будут рассказывать свои детям, внукам и правнукам…

Особенно если накрыть его скатертью.

В сумерках того же дня, катя перед собой стол, он вышел к озеру. Переправа была продумана им до мелочей. Он не станет строить плот. Дуб тяжел, но легче воды. Стол поплывет сам и повезет дипкурьера, надо лишь помочь ему.

Ножки – снять, отвинтив гайки. (Очень кстати не были выброшены плоскогубцы. И очень кстати неизвестные краснодеревщики сработали этот стол в ширпотребовском разборном варианте, мудро рассудив, что для дикарей все едино.) Стол – перевернуть и перевернутым пустить в плавание. Широкое деревянное кольцо, к которому крепятся ножки, послужит бортом судна – пусть низким, но все-таки бортом. Надо только забить деревянными пробками проделанные для винтов отверстия, а снятые ножки привязать под днищем ради увеличения плавучести…