Городские легенды - де Линт Чарльз

– Да, к психиатру, – сказала Энни. Она продолжала машинально водить карандашом по бумаге, потом, словно опомнившись, взглянула на свой рисунок. – Ты только посмотри. Дерьмо какое.

Не успела Джилли поглядеть, как Энни уже смахнула бумажки на пол.

– Ох, елки, – сказала она, когда клочки разлетелись по всей комнате. – Извини. Я не хотела.

Она встала, опередив Джилли, и запихала их все в мусорное ведро у плиты. Постояла с минуту, делая глубокие вдохи, задерживая дыхание и медленно выпуская воздух.

– Энни?..

Она обернулась, когда Джилли подошла к ней. Сияние материнства, которое буквально преобразило ее в последний месяц перед родами, постепенно угасало. Она снова побледнела. Похудела. У нее был такой потерянный вид, что Джилли только и могла, что прижать ее к себе и утешить молча, без слов.

– Прости меня, – сказала Энни ей в волосы. – Я сама не знаю, что происходит. Просто мне... Я знаю, что должна быть счастлива, но мне страшно, и я совсем запуталась. – Костяшками пальцев она протерла глаза. – Господи, ты только послушай. Похоже, меня хлебом не корми, дай только на жизнь пожаловаться.

– Она у тебя не из легких, – сказала Джилли.

– Да, но когда я вспоминаю, как все было довстречи с тобой, мне кажется, я прямо на небо попала.

– Может, останешься сегодня у меня? – предложила Джилли.

Энни отступила от нее на шаг:

– Можно бы, а ты правда не возражаешь?..

Я правда не возражаю.

– Спасибо.

Энни посмотрела на кровать, ее взгляд задержался на часах над плитой.

– Ты на работу опаздываешь, – сказала она.

– Ничего. Я все равно не собиралась идти сегодня.

Энни покачала головой:

– Нет, иди. Ты же мне сама рассказывала, сколько там народу в пятницу вечером.

Джилли все еще подрабатывала время от времени в кафе «У Кэтрин» на Баттерсфилд-роуд. Она хорошо представляла себе реакцию Венди, если она позвонит и скажется больной. Сегодня вечером ее подменить некому, а значит, Венди придется в одиночку обслуживать все столики.

– Ну, если ты уверена, – сказала Джилли.

– С нами все будет в порядке, – ответила Энни. – Честно.

Она подошла к кровати, взяла девочку на руки и стала ее слегка покачивать.

– Посмотри на нее, – сказала она почти что сама себе. – Трудно поверить, что это я родила такую красавицу. – Она повернулась к Джилли и, прежде чем та успела что-нибудь сказать, добавила: – Это и есть магия, самая настоящая, правда?

– Может быть, одна из лучших, на которую мы способны, – сказала Джилли.

«Разве можно называть это любовью?», Клодия Федер. Масло. Студия «Старый рынок», Ньюфорд, 1990.

Толстый мужчина сидит на кровати в дешевом гостиничном номере. Он снимает рубашку. Сквозь приоткрытую дверь ванной у него за спиной зрителю видна тоненькая девушка в трусиках и лифчике, которая, сидя на крышке унитаза, делает себе укол в вену.

На вид ей не больше четырнадцати.

Просто я обращаю внимание на некоторые вещи, сказала я ей. Наверное, потому-то, когда я отработала смену и вернулась к себе в мансарду, Энни там не было. Слишком много внимания я на нее обращала. Девочка по-прежнему лежала на кровати меж двух подушек и спала. На кухонном столе была записка:

"Я не знаю, что со мной не так. Мне все время хочется кого-нибудь ударить. Я смотрю на маленькую Джилли, вспоминаю свою мать и мне становится так страшно. Береги ее, ради меня. Научи ее магии.

Пожалуйста, не надо меня ненавидеть".

Не знаю, сколько я сидела и смотрела на эти печальные, жалобные слова, а слезы лились у меня из глаз.

Не надо было мне уходить на работу. Не надо было оставлять ее одну. Она ведь и правда думала, что история ее детства повторится. Она говорила мне об этом, не знаю, сколько раз говорила, но я просто не обращала внимания, так ведь?

Наконец я взялась за телефон. Я звонила Анжеле. Звонила Софи. Звонила Лу Фучери. Звонила всем, кого только могла вспомнить, и просила найти Энни. Анжела была со мной, в мансарде, когда нам наконец позвонили. Трубку взяла я.

Я услышала голос Лу:

– Один патрульный привез ее в Общую, когда она загибалась от передозировки бог знает чего, еще и пятнадцати минут не прошло. По всему было видно, что она просто хотела покончить с собой, так он сказал. Мне очень жаль, Джилли. Но она умерла раньше, чем я приехал.

Я ничего не ответила. Просто передала трубку Анжеле, подошла к кровати и села. Взяла на руки маленькую Джилли и тогда снова заплакала.

Я никогда не шутила насчет Софи. В ее жилах и правда течет кровь фей. Откуда, не могу объяснить, да мы никогда и не говорили об этом толком, но я всегда знала, а она и не спорила. И она обещала мне, что даст дочке Энни свое благословение, как делают все феи-крестные в старых сказках.

– Я наградила ее даром счастливой жизни, – сказала она потом. – Вот уж не думала, что в ней не будет Энни.

Но ведь так обычно и бывает в сказках, правда? Что-то обязательно должно пойти не так, а иначе о чем и рассказывать. Надо быть сильным, надо заслужить свое «и жили они долго и счастливо».

Энни хватило сил оставить свою дочку в тот миг, когда она поняла, что вот-вот сорвется, но помочь самой себе она не сумела. Таким страшным даром наградили ее родители.

Я так и не успела закончить ту картину до выставки, зато нашла кое-что взамен.

Рисунок, несколько корявых линий, которые говорили мне больше, чем все, что я когда-либо нарисовала сама.

Я собиралась вынести мусор, когда увидела в ведре те неуклюжие картинки, которые Энни нацарапала, сидя за моим кухонным столом в день своей смерти. Они походили на детские рисунки.

Я повесила одну из них в рамку и отнесла на выставку.

– Похоже, к пяти койотам прибавился призрак шестого, – только и сумела сказать Софи, увидев, что я сделала.

"В доме врага моего", Энни Майкл. Карандаш. Студия «Йор-стрит», Ньюфорд, 1991.

Образы переданы примитивно. В доме, который представляет собой простой квадрат, крытый треугольником, изображены три фигуры из палочек, одна прямая, две в треугольных «юбочках», которые указывают на их пол. Две фигуры побольше избивают маленькую чем-то похожим на гнутые палки или ремни,

Маленькая фигурка корчится на полу.

Кто-то из посетителей написал в книге отзывов на выставке: «Никогда не прощу виновных в том, что с нами сделали. Не хочу даже пытаться».

– И я тоже, – сказала Джилли, прочитав эти слова. – Помоги мне Бог, я тоже.

Не было бы счастья

Предсказать можно только то, что уже случилось.

Я унаследовала Томми, так же как и собак. Просто нашла его на улице, где он бродил потерянный и одинокий, и взяла его к себе. Я всегда подбираю бездомных – может быть, потому, что раньше я тоже надеялась, что кто-нибудь подберет меня. Но я быстро выросла из этой надежды.

Наверное, Томми для меня тоже вроде домашнего животного, только он умеет говорить. В его словах не всегда есть смысл, но если на то пошло, мало в чьих словах он есть. По крайней мере, Томми честный малый. У него что снаружи, то и внутри. Никакого притворства, никаких скрытых мотивов. Он просто Томми, здоровый парень, который никого не обидит, хоть палкой на него замахнись. Любит улыбаться, любит смеяться – отличный парень. Пары винтиков в голове не хватает, только и всего. Черт, смотрю иной раз ему в глаза и кажется, что у него правда одни винтики в голове.

Я знаю, что вы подумали. Парню вроде него место в соответствующем заведении, и, наверное, вы правы, но только врачи в клинике Зеба решили, что он выздоровел, когда его койка понадобилась для кого-то, чьи родственники могли заплатить за место, которое Томми занимал бесплатно, и не очень-то расшибались, чтобы вернуть его обратно.