Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943–1945 гг. - Евгений Фокин

Пограничники пробыли у нас весь день. Под вечер к нам пришел Матвеев и объявил болгарам, что эту ночь они проведут здесь, а затем на своей заставе будут продолжать службу.

Ночь прошла спокойно. Но еще до рассвета 8 сентября мы были на ногах. Вокруг все ожило, пришло в движение. Снова к дороге потянулись, вытягиваясь из укрытий, колонны войск. Раздавались негромкие команды, урчание двигателей, слышалась мерная поступь пехоты.

Тепло, по-братски прощаемся с пограничниками. Они сейчас уйдут на свою погранзаставу, а мы в составе 37-й армии — в освободительный поход. Впереди нас ждали цветы, улыбки и хлеб-соль болгарского народа. И как мы узнали позже, ни один советский солдат не погиб of болгарской пули.

Выйдя на открытое место на взлобке за лесом, наши знакомые пограничники еще долго приветливо махали то ли нам, то ли проходящим мимо войскам.

Счастливой вам службы, братушки!

…После перехода румыно-болгарской границы части дивизии, оставив позади Варну, двигаясь вдоль западного берега Черного моря, устремились на юг, к Бургасу. В него мы вошли 18 сентября. Двумя днями раньше в районе порта был высажен десант моряков Черноморского флота.

Войска шли сквозь людское море. На лицах встречающих — улыбки, радость, в руках цветы. Тротуары забиты до отказа. Мужчины и женщины скандируют: «Здоровее, братушки!»

Штаб дивизии разместился в городе, полки в крупных населенных пунктах. Но так продолжалось недолго. Скоро штаб дивизии со штабными подразделениями (разведчики, саперы, связисты) переместились ближе к турецкой границе.

Так мы оказались на самом крайнем, южном участке гигантского фронта. До сих пор душа хранит тепло и дружелюбие болгарского народа. Нас угощали фруктами и ракией. Вначале подразделения жили в палатках, потом начали оборудовать землянки, в конце ноября постепенно начали перемещаться поближе к теплу, в города.

Части и подразделения дивизии без раскачки приступили к плановой учебе. В течение зимы 1944/45 года для нас подавали составы, мы грузились, по сутки-двое находились в пути, а потом следовала команда, и мы снова возвращались в только что покинутые помещения.

Дивизия участвовала в Яссо-Кишиневской операции, понесла значительные потери.

Пополнением же нас не баловали, и мы только по документам числились дивизией, а практически ее численность, вместе с приданными подразделениями, едва дотягивала до штатного состава стрелкового полка.

Но и о нас помнили, не забывали. В начале марта 1945 го да участвовали в учениях, проводимых командованием 37-й оккупационной армии. Мало этого, даже были потери — обморожения.

Муссировались слухи и о дальнейшей судьбе дивизии. То из нас сформируют полк морской пехоты, и мы, разведчики, начинаем познавать азы морской науки — гребля, высадка десанта в дневное и ночное время, благо рыбацких лодок и весел на берегу Бургасского залива было в достатке. А через месяц мы становились войсками горно-стрелковой дивизии и, раздобыв канаты, карабкаемся по крутым горушкам или по скалам в береговой зоне.

Первое пополнение приняли после окончания войны, когда началось резкое сокращение вооруженных сил за счет расформирования обычных стрелковых дивизий.

Но учеба в роте не прерывалась ни на минуту. Ранней весной командование собрало всех разведчиков дивизии в сводный отряд, который прошел значительный отрезок пути вдоль турецкой границы. Истинной цели этой задумки не знаю. Высота там серьезная, температура воздуха была еще низкой, померзнуть пришлось основательно. Майские праздники и День Победы встретили в лагерях, которые начали осваивать с конца марта. Они размещались в 20–25 километрах южнее Бургаса, вдоль побережья. В июле 1945 года части дивизии в походном строю двинулись на Родину. Жара. Солнце почти в зените, ни облачка, а мы со скатками, противогазами, саперными лопатами, обливаясь потом, совершали марш вдоль Черного моря. Два дня шли — на третий отдых. Почему этот марш не совершать в ночное время — у командиров ума не хватило. На территории села Слава Руса, в Румынии, стояли долго. Жители — староверы, их предки были переселены сюда во времена Екатерины II, но они до той поры сохранили свои обычаи и культуру.

4 сентября по паромному настилу моста перешли через Дунай и вернулись на Родину, вошли в город Измаил. В первых числах октября дивизия разместилась в городе Николаеве и его окрестностях. Здесь она стала 34-й гвардейской Криворожской механизированной дивизией. На базе нашей роты был развернут 140-й моторазведбатальон, так я стал мотоциклистом-разведчиком. Но мотоциклы и бронетранспортеры пока не видели, изучали по плакатам.

В начале 1946 года в дивизии было проведено серьезное медицинское обследование состояния личного состава и среди молодежи было выявлено много больных — как итог ранений, контузий, тягот фронтовых лет. Решением военно-врачебной комиссии Николаевского гарнизона я был признан негодным к несению военной службы. Меня не признали инвалидом, но искренне «обрадовали» тем, что я проживу два месяца, максимум полгода… Теперь могу сказать — их прогноз не оправдался. Мама моя даже в дни войны имела двух козочек, вот на их парном молочке я, вернувшись домой, и ожил…

Мы помним тебя, Оля!

Стираются лица и даты,

Но все ж до последнего дня

Мне помнить о тех, что когда-то

Хоть чем-то согрели меня…

В разведывательной роте дивизии, небольшом подразделении общевойсковой разведки, штатным расписанием предусматривался санинструктор. Так в сугубо мужской коллектив вписывался представитель женского пола, который отвечал за санитарное состояние подразделения, оказывая первую помощь раненым, обеспечивал их эвакуацию в ближний тыл. За время боев санинструкторов в роте сменилось с десяток. Для нас все они были сестричками. Они мастерски накладывали жгуты, бинтовали раны, учили этому искусству нас, благо случаев применить полученные навыки было более чем достаточно. Невысокого роста девушка, в выгоревшей гимнастерке, туго перехваченной в талии брезентовым ремнем, с копною рыжих, прямых волос, которые золотым дождем окружали ее небольшое личико, сплошь усеянное даже в конце лета дробью веснушек, и с чуть приподнятым носиком — такой до сих пор помню Олю, которая в конце августа 1943 года во время формирования под Воронежем пришла в нашу роту.

Оля как-то незаметно, но довольно скоро сдружилась со всеми и стала своей в доску — где она, там шутки, смех или душевный разговор, в котором неумолчно журчал ручейком и ее голосок.