Женское лицо СМЕРШа - Анатолий Терещенко

— Все будет зависеть от того, отпустит ли начальство, а потом хоронить будут уже забальзамированного Сталина в Мавзолее. Я так слышала, — ответила Лида. — Поэтому давай сходим седьмого, а потом на похороны. Говорят, девятого они будут.

— А нас всех желающих отпустили.

— Вы цивильные, а я ведь ношу погоны, мы зависимы от многих факторов, тем более нынешних. Но меня обещали отпустить, — поясняла Лидия Федоровна.

Седьмого марта, выстояв в длиннющей очереди, они пробились в Колонный зал Дома Союзов.

Колонны людские плакали, рыдали, стонали.

В почетном карауле они увидели многих кремлевских небожителей.

Сталин лежал в гробу на высоком постаменте в сени красных знамен, среди роз и вечнозеленых ветвей. Хрустальные люстры с электрическими свечами были затянуты черным крепом. Шестнадцать алых бархатных полотнищ, окаймленных черным шелком, с гербами республик, ниспадали с белых мраморных колонн. Гигантское знамя СССР было склонено над изголовьем Сталина. Перед гробом, на атласе, лежали Маршальская Звезда, ордена и медали Сталина. Звучали траурные мелодии Чайковского, Моцарта, Бетховена.

Когда стали обходить гроб, взорвалась рыданием Лидия Федоровна. Зинаида Сергеевна была молчалива и сурова. Она стала успокаивать подругу.

До метро возвращались под разными впечатлениями. Лида продолжала плакать. Зина хранила гробовое молчание.

— Успокойся. Это должно было когда-то случиться. Умереть — значит присоединиться к большинству. Смерть превращает жизнь в судьбу. Знаешь, подруга, ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор, — настраивала Зина Лидию. — А ты смотрела в погасшее солнце, которое им не было.

— Как так не было, с ним была связана вся наша жизнь, — хныкала Лида.

— Так ты считаешь, что с его уходом и наша жизнь почернеет?

— Лучше не будет…

— А я считаю по-другому. То, что было плохое и страшное, со временем всплывет, и мы еще будем свидетелями грязного закулисья, — так дерзко ответила Зина. — Оно обязательно вскроется.

— Говоришь ты не по-христиански. Человек лежит в гробу.

— А где умершему человеку лежать? Везет только человеку, которому удается уйти из этого мира живым. Но таких везунчиков я не знаю…

Добрались до метро и разъехались, договорившись прийти на похороны 9 марта. Подруги снова пришли, чтобы быть свидетелями похорон. К девяти часам утра Красная площадь была уже заполнена народом. Над входом в Мавзолей начертаны два имени: Ленин и Сталин.

А в десять с небольшим в Колонном зале Дома Союзов Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович и Микоян подняли на руки гроб с телом Сталина и медленно направились к выходу. Траурный кортеж двинулся по Охотному ряду к Красной площади с гробом на артиллерийском лафете. Маршалы и генералы несли на атласных подушечках ордена и медали Сталина. Дойдя до Мавзолея, кортеж остановился. Гроб сняли с лафета и поставили на красный постамент.

Траурный митинг открыл Хрущев. Выступили Маленков, Берия и Молотов и руководители иностранных делегаций. В 11.54 Хрущев объявил траурный митинг закрытым. После чего соратники и зарубежные друзья Сталина занесли гроб в Мавзолей. Далее над Кремлем прогрохотал артиллерийский салют. Перед Мавзолеем прошли в войска, в небе строем пролетели самолеты.

Вот и все, что увидели подруги Лида и Зина 9 марта на Красной площади.

Потом они прочтут стихотворение «Последняя ночь» Льва Ошанина, в котором будут такие слова:

В третий день в распахнутые двери

Вся Москва, весь мир все шли и шли.

Третий день пытались мы поверить

В смерть его. И не смогли.

Тихие оркестры отзвучали.

Стоны горя сдержаны в груди.

Эта ночь прощанья и печали

Кончилась. Бессмертье впереди.

Во время похорон подруги узнали о страшной давке в районе Трубной площади, в которой погибло много людей.

— Как нас не угораздило пойти тем маршрутом? — испуганно спросила Лида.

— Бог сберег…

26 июня 1953 года был наконец-то заарканен Никитой Хрущевым его друг, сподвижник по мокрым делам репрессий и серьезный соперник в борьбе за властный трон Лаврентий Берия, обвиненный во многих грехах реальных и мнимых. Обычно часто с ненужными «черными» игрушками выбрасывают ненужную елку. Сообщили об аресту народу только 10 июля.

Скоро были уволены из органов МГБ Лидия и Виктор Малоземовы. Министерство госбезопасности перестало существовать. Начиналась новая нелегкая жизнь в поисках работы.

Зинаида Сергеевна сочувственно отнеслась к известию о проблемах в семье Малоземовых. Она работала в управлении кадров МПС, а Вениамин Сергеевич Журавлев в то время уже был помощником министра путей сообщения Бещева Бориса Павловича. Работу им обоим нашли быстро. Виктора Павловича устроили почти что по профилю — в 1-й отдел министерства, а Лидию Сергеевну инспектором — в один из отделов управления кадров. Так одна фронтовичка позаботилась о своей фронтовой подруге и землячке.

Говорят, человек прост, если его главной заботой является желание быть тем, кем ему следует быть, то есть честным и отзывчивым. А это, значит, быть естественным.

— Ой, Зина, большое спасибо тебе и Вениамину за наше трудоустройство, — лопотала Лида, как-то возвращаясь с нею в сторону метро после работы.

— Не за что, дорогая. По-другому мы поступить не смогли. Как утверждают, грамм чуткости килограмм валидола бережет. Вас новая власть обидела ни за что, ни про что. Скажу по транспортному тебе: поддержать добрым словом человека, попавшего в беду, часто так же важно, как вовремя переключить стрелку на железнодорожном пути. Всего сантиметр отделяет катастрофу от плавного и безопасного движения по жизни.

— Еще раз спасибо, — коротко повторила Лидия.

В этих словах признательности не было скрытного желания добиться еще больших благодеяний и поспешности в расплате за оказанную услугу, потому что такая поспешность могла стать своего рода неблагодарностью.

Работалось на новом месте Лиде и Виктору с желанием. Их окружали нормальные работяги, прошедшие и войну и другие жизненные университеты. Постепенно заживала рана обиды на новых властителей Союза, выбросивших их на улицу практически без пенсии и других пособий.

Совместная работа заставила встречаться семьями, что еще больше укрепило дружбу. Зина призналась на дне рождения Лиды, что решилась все же написать книгу о войне с Японией.

— Измарала уже листов тридцать своим мерзким почерком. Иногда читаю, и сама не могу разобраться, — подтвердила конкретностью свой замах на мемуарную литературщину гостья.