Ведьма и компания (СИ) - Кирилл Кащеев

это ж настоящее расхищение социалистической собственности. Дело серьезное! — и майор поволок упирающегося билетера к дверям зала.

— Нет… Нет-нет-нет… — по лицу билетера катились крупные капли пота. — Не-е-ет! — заорал он, растопыриваясь в дверях как морская звезда, и отчаянно упираясь руками и ногами в косяки.

— Нет? — вопросительно повторил майор.

— Только не это, нет, не заставляйте меня, нет… — хватая ртом воздух, лепетал билетер — белки его глаз были красны от проступившей сеточки сосудов.

— Дядя Гриша, разве можно так кричать, вы же граждан напугаете! — тараторил и сам насмерть испуганный директор. — Что там такого ужасного в зале? — директор отпихнул билетера в сторону, шагнул внутрь, огляделся… — Все нормально! Может, ему скорую вызвать, товарищ майор?

— Сейчас разберемся, кого ему вызывать. — майор подтолкнул обмякшего билетера к лестнице. — Я снова ваш кабинет займу.

— Да-да, конечно. Не волнуйтесь, товарищи, подходите, сейчас всех пропустим. — заняв место у дверей, директор потянулся к билетам в руках молодой парочки. Парень вдруг попятился, оттаскивая девушку за собой:

— Давай лучше погуляем, смотри, вечер какой. Я сейчас билеты сдам, может и в кафе посидим.

— Товарищи, ну что за глупости! Человек болен, у него приступ, а вы… — донесся до майора расстроенный голос директора.

Грузный билетер обвис на руках мешком, словно специально цепляясь носками ботинок за ступеньки. Прикрыв собственной спиной от взглядов, майор вздернул своего пленника на весу и протащил вверх по лестнице до самого директорского кабинета. Швырнул в кресло… полузадушенный билетер захрипел, дергая впившийся в шею воротничок шведки. А когда наконец продышался и открыл глаза — майор нависал над ними, пялясь в лицо жуткими желтыми глазищами. Человеческий нос раздувался, точно милиционер совершенно по-звериному принюхивался.

— Что вы себе… позволяете? Я… жаловаться буду! — с трудом выдавил билетер.

— Не в первый раз на таких как ты натыкаюсь — все ррравно каждый ррраз удивляюсь. — словно не слыша, начал майор — в горле его отчетливо клокотало рычание. — Везет вам… или не везет, тут как посмотреть, отыскать такое… что в материалистическое мировоззрение не помещается. Даже к выгоде своей использовать умудряетесь: поимел же ты чего-то с твари, что у вас в синем зале обитает? Не ври, поимел, по глазам вижу. Только с чего все вы думаете, что оно — которое вам попалось — такое одно в нашем мире, а, мужик?

Майор ухмыльнулся… и над билетером нависла волчья морда с оскаленными клыками. Тяжелый запах из пасти обдал лицо — билетер пронзительно взвизгнул. Громадная лапища запечатала ему рот, билетер почувствовал острую боль… и скосив глаза, увидел впившиеся ему в щеку когти.

— Говори быстро, кто зрителей убивает? — выдохнул клыкастый ужас, прикидывающийся работником милиции. — Кто фильм велел поменять? Колись, тварюка — загрызу!

Глаза билетера стали вовсе безумные, он замычал, задергался… майор медленно убрал волчью лапищу, особенно жутко выглядящую в рукаве мундира, и предостерегающе пошевелил когтями у самых глаз билетера.

— Это не я! Я не хотел! Я ее боюсь! — отплевываясь набившейся в рот шерстью, прохрипел билетер.

— Кого, убогий?

— Ее! Синюю даму!

[1] Парафраз стихотворении В. Маяковского «Кем быть?»

Глава 11

Тяжеленный, смахивающий на бронепоезд трамвайный вагон с лязгом и грохотом катил по рельсам. Оксана глядела сквозь стекло на прохожих, на мелькающие за окном каштаны с белоснежными «свечками» соцветий, и крепче прижимала к груди тетрадки загадочной Елизаветы Григорьевны. Надо обязательно поговорить с майором: пусть хоть про оборотней расскажет… если он вообще согласится разговаривать! Его дурацкие расследования интересуют, когда ей так нужны хоть какие-нибудь сведения: ничего не зная о ведьмах, она может так влипнуть! Вон, Стелла уже пыталась обмануть. Оксана досадливо скривилась. Ничего, пока идет расследование, она покрутится рядом, а там, глядишь, и удастся майора разговорить. Хотя неизвестно, как он среагирует на пропажу Остроумовой. Оксана бросила быстрый взгляд в окно — всего одна остановка до кинотеатра… Тянущийся вдоль рельсов бульвар был широким и тенистым, но почти пустым — совсем неподалеку начиналась заводская зона, и гулять предпочитали не здесь, а в центре. За окном мелькали редкие собачники, да парочки, торопящиеся к все тому же кинотеатру. Тонкую девчоночью фигурку неуклюже и как-то… обреченно бредущую посреди бульвара, Оксана заметила сразу.

— Остроумова? — Оксана прильнула к окну. Трамвай с грохотом остановился, цельнолитая, словно бронированная, дверь поползла в сторону. Едва не сбив с ног какую-то тетку, Оксана выскочила на улицу. Пробежала мимо кинотеатра: там шло странное шевеление — часть зрителей пыталась попасть внутрь, но застревала, блокированная у единственной открытой створки небольшой, но шумной толпой, пробивающейся наружу. Те, кому удавалось выбраться, быстрым шагом направлялись в кассу.

Она успела вернуться на половину квартала — когда увидела ее. Это действительно была Остроумова… в пижаме с мишками. Совершенно детской, с фигурным карманчиком и круглым воротничком. И босиком! Она шла, неловко и в то же время бережно ставя босые ступни на асфальт, словно надеясь избежать боли, но понимая бессмысленность этой надежды — после каждого шага на тротуаре оставался темно-бордовый след. Руки она держала скрещенными перед собой — будто запястья схватывала невидимая веревка, а глаза ее отчаянно и в то же время слепо шарили по сторонам — она смотрела сквозь прохожих, сквозь весенние каштаны, сквозь здания, точно видя вместо них нечто иное. А самое главное — никто из прохожих не видел Остроумову! Люди шли по бульвару, то делая шаг в сторону, то отступая, чтоб разминуться с девочкой в пижаме, но при этом не замечали ее, скользили мимо невидящими взглядами.

— Остроумова! — негромко окликнула Оксана.

Остроумова не ответила. На неподвижном, бледном лице жили одни глаза — они метались, то озаряясь надеждой, то вновь наливаясь свинцовым, стылым отчаянием и ужасом, а потом усталостью, под давящей тяжестью которой гас даже страх. Медленно, пошатываясь, она прошла мимо Оксаны, едва не задев ее плечом, и двинулась дальше. Оксана невольно сморщилось — от чистенькой пижамки Остроумовой, от ее свежевымытых волос дохнуло старым потом, свежей кровью, землей и застарелой грязью давно не стиранных вещей.

— Катя! — снова окликнула Оксана. Та не оглянулась. Сделав над собой усилие, Оксана догнала девчонку и коснулась ее плеча. Пожилой прохожий уставился на Оксану и даже открыл рот, собираясь что-то спросить.

«Нечего на меня пялиться!» — зло подумала Оксана… прохожий пару раз растерянно моргнул, пытаясь понять, что он такое видел и куда оно делось… покачал головой и пошел дальше, потирая глаза. Оксана пошла рядом с Катей, то и дело заглядывая ей в лицо, но уже не пытаясь окликнуть. Они поравнялись с кинотеатром. Майор, который