Траектория чуда - Аркадий Гендер

- Она в клинике по изменению пола, - быстро заговорил я, понимая, что счета "три" не будет. - Возможно, именно сейчас ей отрезают то, что мама с папой дали.

Люся замерла, ее лицо превратилось в безжизненную маску. Прошло несколько секунд, прежде чем она разлепила губы:

- Так значит, ты свои последние деньги отдал ей на операцию? произнесла она, глядя с ненавистью на меня. - Да, этого я не предусмотрела. Правду говорят, что доброта сродни умопомешательству, а поступки умалишенных просчитать невозможно.

В мгновение ока Люся оказалась рядом со мной и наотмашь ударила меня пистолетом по лицу. Я успел уклониться, и удар пришелся вскользь по лбу, тем не менее глаза сразу залила кровь. Но я счел за лучшее не показывать, что удар не достиг своей цели, и согнулся в кресле пополам, закрыв лицо руками.

- Сука, сука, сука! - кричала у меня над головой Люся. - Их никогда не найдут, никогда! И еще знай, что после тебя у меня останется здесь еще одно дело: съездить в Склиф к твоей тетке, и отправить ее к праотцам, незачем ей хоть кому-то рассказать о своей молодой подруге! Прощай, дорогой! Передай на том свете привет Лорику!

Я понял, что сейчас раздастся выстрел. Время как-то странно сжалось для меня, по крайней мере, потом, вспоминая события этих нескольких секунд, они представлялись мне как минимум минутой. Я резко разогнулся и, падая назад на спинку кресла, выбросил вверх ногу. Удар пришелся точно по руке Люси, сжимавшей пистолет. Правда, выбить "Макаров" мне не удалось, но Люся пошатнулась, попятилась назад, наступила прямо в лужу крови, натекшую из Шуляева, поскользнулась на ней, как на льду, и грохнулась прямо на живот покойника. Сгустки крови, поднятые ее ногами при падении, брызнули мне прямо в лицо, но я не замечал их. Я вставал с кресла. Затекшее тело повиновалось плохо, но в конце концов я все-таки оказался на ногах. Но Люся уже тоже успела сгруппироваться, и к тому моменту, когда я кинулся на нее, пистолет был снова направлен на меня. Я что-то закричал, но не услышал собственного голоса. Я летел вперед, и видел, как поблескивает, натягиваясь, тонкая лайка перчатки на сгибе Люсиного указательного пальца, медленно, как в кино, надавливающего на спусковой крючок. Я увидел нехорошую улыбку в Люсиных глазах, и в это миг странную тишину у меня в ушах разорвал грохот выстрела. Я зажмурился, ожидая последнего удара, но его не последовало. Вместо этого я с размаху упал на пол, сильно ударившись грудью, но сразу же вскочил на ноги для следующего прыжка. Но бросаться было не на кого.

Мои глаза были залиты кровью, и я отер лицо тыльной стороной ладони. Только тогда сквозь красную пелену слипающихся ресниц я разглядел всю картину. Люся лежала навзничь рядом с Шуляевым и все лицо ее, обращенное к потолку, представляло собой сплошную кровавую маску. Капюшон слетел с нее, и пряди ее жидких рыжеватых волосы плавали в крови, образовывая вокруг головы ужасный нимб, шевелившийся, как змеиная прическа Медузы. Ее правая рука, в неестественно вывернутой кисти все еще сжимавшая пистолет, покоилась на животе Шуляева. Правда, пистолет выглядел как-то странно, потому что верхней его части как будто не было. Так бывает, когда после последнего выстрела затвор отходит назад, да так и остается в таком положении. Но, присмотревшись, я понял, что затвора на "Макарове" не было вовсе, словно при выстреле его снесло куда-то. Я помотал головой, думая, что меня подводит зрение, и сделал два шага вперед. И тогда затвор сразу обнаружился. Он практически полностью вошел в правый глаз Люси, и торчал оттуда страшным неестественным наростом. С этой железякой в голове Люся напоминала сейчас какого-то фантастического киборга.

Ко мне медленно возвращалась способность соображать. Люся была мертва, а я был жив. Но как это могло случиться? Я подошел к телам, наступив прямо уже не в лужу, а целое озерцо крови, натекшее из обоих. Я взял двумя пальцами остатки пистолета, но и мертвая Люся не хотела расставаться с ним. Мне пришлось разжимать ей пальцы, чтобы освободить оружие, и только тогда я смог рассмотреть то, что осталось от "Макарова". С изумлением я увидел, что пуля не покинула ствол, и ее смертоносный кончик торчал из него примерно на миллиметр. Все стало ясно - из-за невылетевшей пули пороховые газы с огромной силой ударили назад, в казенную часть оружия, и сорвали затвор с направляющих. По принципу реактивного движения затвор полетел в направлении, прямо противоположном дулу, то есть в глаз стрелявшего. Но почему не вылетела пуля? Может быть, в магазине Лорикиного ПэЭма были некалиберные патроны? Нет, причина была в другом. Из ствола вокруг пули тонким кольцевым воротничком выдавилось какое-то вещество, напоминающее замазку, только абсолютно черную от выхлопных газов. Я тронул эту замазку пальцем, и под слоем сажи она оказалось ярко-розовой. Более того, я мог бы поклясться, что я начал различать слабый запах клубники. Это была жвачка, обыкновенная клубничная жвачка!

- Юлька, это Юлька! - как сумасшедший, заорал я.

- Мы здесь, папа! - услышал я сквозь звон в ушах слабый Юлькин ответ.

Что это, - на самом деле чей-то голос, или мне послышалось? Да, такие деньки, как сегодня, не проходят даром, - вот уже и глюки начались. Но нет, слабый, еле слышный, но явно Юлькин голос продолжал звать меня. Подвал был абсолютно пуст, и голос мог доносится только из-за одной из таких же, как входная, дверей в дальнем углу. Я кинулся к ним, рванул против часовой стрелки барашек первой и, навалившись, открыл тяжеленную створку. В метре за ней оказалась дощатая перегородка, а в ней дверь, закрытая на висячий замок. На высоте груди в двери было маленькое окошечко, закрытое на засов, очень напоминающее тюремную "кормушку". В щелке между неплотно пригнанными досками что-то белело. Это был Юлькин палец, который она пыталась просунуть мне навстречу.

- Сейчас, Юля, сейчас! - закричал я.

Ручки на двери не было, и я схватился за замок. Но замок был настоящий, не чета тому, бутафорскому, и сразу понял, что голыми руками мне его не одолеть.

- Я сейчас, я сейчас вернусь! - крикнул я, прижимаясь губами к щели между досками.

Господи, как же мне открыть этот замок? И почему не подает голос Галина? В поисках какого-то рычага я решил было уже выскочить на улицу, но возле тела Люси я остановился, подумав, что ведь открывала же она как-то этот замок. Ощущая почему-то брезгливость, я ощупал карманы ее брюк, и в одном из них нащупал связку ключей. Двумя пальцами, давясь приступами рвоты от ощущения живой упругости ее мертвого тела, вытянул звякнувшую связку и снова кинулся в угол подвала. Подошел первый же ключ. Я отшвырнул ненавистный замок далеко за спину и распахнул дверь. В нос ударил тяжелый запах нечистот, но я бросился в темноту, и чуть не споткнулся о Юльку, которая сидела рядом с дверью на полу, бессильно привалившись к стене. Я подхватил ее на руки, прижал к себе. Слезы брызнули из моих глаз.

- Где мама, мама где? - сквозь ком в горле еле выдавил я.

- Мама там, она спит, - прошептала Юлька, махнув рукой куда-то в черную глубь помещения. - Как я рада, что ты наконец за нами пришел.

Большую часть тесного помещения, изначально служившего, видимо, для размещения резервных генераторов электропитания, занимали грубые дощатые нары. Галина лежала на них, свернувшись калачиком, но она не спала. Когда я подошел к ней, мне показалось даже, что она не дышит. Я хотел опустить Юльку, чтобы потрогать Галине пульс, но дочь так крепко держалась за меня, что я не стал разжимать ее объятия. Я только тихо позвал: "Галя, Галя!", и жена сразу открыла глаза, сверкнувшие белками в темноте.

- Глеб, это ты? - прошептала она. - Там что-то гремело за дверью. С тобой все в порядке?

Слезы снова подкатили к моему горлу, но я не успел ничего ответить, потому что в эту секунду раздались частые тяжелые удары во входную дверь. Я отпустил Юльку, и кинулся открывать. Это был Гоха с фонариком и пистолетом в руках. Он посмотрел на меня, сразу все, видимо, понял, и только коротко бросил:

- Ранен?

- Ерунда, - помотал я головой в ответ, пропуская Гоху вовнутрь.

От вида залитого кровью подвала побледнел и он, но сказал только: "Твои здесь? Давай выводить".

Галина была в каком-то странном полубессознательном состоянии, и мы вдвоем вынесли ее на улицу. Юлька шла сама. Весь двор был залит светом фар Гохиной Волги, которая молотила мотором, стоя рядом с Шуляевской машиной. Вдвоем они занимали почти весь двор. Одно зеркало у Волги было срезано начисто, другое, исковерканное, сиротливо висело на ниточке. Но все равно в этот момент Гохина "ласточка" по сравнению с черным "мерином" показалась мне чудной белой лебедью рядом со зловещим вороном. Накрапывал мелкий дождь. Мы усадили Галину и Юльку на заднее сиденье. Я хотел ехать сам на "десятке", но Гоха категорически этому воспротивился. "Да я нормально!" - пытался было возразить я, но Феоктистыч убедил меня, сказав, что если меня остановят ГАИшники, то мне придется долго объяснять, почему я c ног до головы в крови. Я согласился с доводами разума, и сел вперед. Мы уже тронулись, как вдруг я вспомнил о дипломате. Пришлось вернуться. С содроганием всей души я вновь ступил под мрачные своды подвала. Люся и Шуляев все так же лежали рядом, как будто мирно спали. Я закрыл дипломат и повернулся, чтобы уйти. Потом вспомнил еще кое о чем , снова поставил дипломат и подошел к телу Шуляева. Вынул из кармана платок, обернул им рукоять своего "Камасы", зажмурился и потянул. Нож вышел из раны с тошнотворным чмоканьем. Я завернул его в платок, положил в карман, забрал дипломат и, не оглядываясь, вышел.