Имам Шамиль - Шапи Казиев

Когда о бегстве Хаджи-Мурада стало известно в Нухе, растерянный Бучкиев помчался в Тифлис, а Карганов спешно организовал погоню.

На поимку беглецов были брошены все силы, по уезду разосланы тревожные караулы, а из окрестных владений была мобилизована милиция.

Хаджи-Мурад, застрявший в болотистом месте, был настигнут на следующий день шушинской и нухинской милицией.

После перестрелки Хаджи-Мурад и его нукеры укрылись в небольшой роще, залегли в вырытой кинжалами яме и отгородились убитыми лошадьми.

Тем временем рощу окружали все новые толпы преследователей. Среди них был и Хаджи-ага, горевший желанием отомстить Хаджи-Мураду, который однажды разбил его отряд и вынудил бежать из Элису, которым Хаджи-ага правил после Даниял-бека.

Окружением руководил майор Туманов. На его предложение сдаться Хаджи-Мурад ответил бранью и пулями. Туманов пошел на приступ, но был отбит. Бой продолжался более пяти часов, осажденные затыкали раны лоскутами и продолжали отстреливаться, пока оставались пули и порох. Наконец пальба смолкла. Чтобы убедиться, что беглецы мертвы, в их сторону погнали стадо коров. Когда стадо спокойно прошло небольшой лес, милиционеры решили, что все кончено, и с радостными криками ринулись к последнему укреплению мюридов. Но вдруг навстречу им выпрыгнул окровавленный Хаджи-Мурад с саблей в руке. Храбрец был ранен четырьмя пулями, но успел нанести несколько страшных ударов, пока не был изрублен сам. Та же участь постигла еще двух мюридов. Остальные двое были сильно изранены и попали в плен.

Перед смертью отважный мюрид усмехнулся в лицо врагам: «Вы смогли меня убить, но не смогли победить».

Сообщение Бучкиева о бегстве Хаджи-Мурада изумило Воронцова до крайности. Выговаривая капитану за преступную халатность, наместник мысленно представлял себе, как будет разгневан государь, доверивший Хаджи-Мурада его попечению.

Но вскоре явился Аргутинский, который объявил о поимке и гибели Хаджи-Мурада и обещал, что скоро голова его будет доставлена в Тифлис.

Когда тела Хаджи-Мурада и его мюридов привезли в Нуху, почти все население явилось к дому уездного начальника, чтобы увидеть конец великого человека. Многие были опечалены, но большинство ликовало. В духанах до утра били в барабаны, звучала зурна и слышались крики «ура!».

Голову Хаджи-Мурада отрубили, поместили в сосуд со спиртом и отправили в Тифлис.

Кое-кто требовал воткнуть в нее шест и выставить на базаре для всеобщего обозрения и успокоения населения.

Воронцов счел это неприличным и передал страшный трофей в полицию. Но полицеймейстер предпочел поскорее передать голову в госпиталь. Там она была выставлена на анатомическом столе, а затем ее препарировал доктор Андреевский, чтобы затем отправить череп в Петербург.

В столице череп был представлен начальству, а затем передан профессору Пирогову, у которого уже имелось несколько подобных препаратов.

Видимо, череп Хаджи-Мурада представлял не научную, а лишь политическую ценность, потому что в скором времени оказался в Кунсткамере — музее природных чудес и прочих редкостей, в запасниках которого хранится в коробке и по сей день. Хотя по христианским и мусульманским канонам череп следовало бы возвратить в могилу его бывшего обладателя.

Могила Хаджи-Мурада находится недалеко от Нухи и стала зияратом — святым местом.

Граф Толстой на Кавказе

Молодой Лев Толстой жил в Петербурге обычной жизнью отпрысков знатных родов. Кутежи и головокружительные романы он предпочитал скучной учебе в университетах, которые так и не окончил. Он мечтал стать comme il faut (комильфо), но ему не хватало раскованности и внешнего лоска. Он искал удачи в картах — семейном пристрастии Толстых, но чуть было не лишился родового имения. Катастрофический проигрыш вынудил его оставить дорогостоящий свет, чтобы поправить дела скромной жизнью в провинции.

Он хотел было удалиться в Ясную поляну, имение матери — урожденной княжны Волконской, но брат Николай, служивший на Кавказе, уговорил его приехать к нему.

Толстой попал на Кавказ в 1851 году, когда драма Хаджи-Мурада приближалась к трагической развязке. «Людям, не бывавшим на Кавказе во время нашей войны с Шамилем, трудно представить то значение, которое имел Хаджи-Мурат в глазах всех кавказцев,— писал Толстой в дневнике.— И подвиги его были самые необыкновенные… Везде, где бывало жаркое дело… везде был Хаджи-Мурат. Он являлся там, где его не ожидали, и уходил так, что нельзя было его полком окружить».

В Кизляре Толстой окунулся в новую жизнь. Здесь всегда ждали набегов, обменивали пленных, гордились экзотическими трофеями и ждали заслуженных наград. Геройского вида ветераны потрясали воображение рассказами о битвах с Шамилем, а бедовые казачки кружили голову своей полуазиатской красотой.

Война расковывала людей, обнажала их главные качества. А постоянное соседство со смертью и ждавшей за ней вечностью очищало от лицемерия и фальши. Толстовская идея «опрощения» нашла здесь самую благодатную почву.

Очарованный Кавказом, Толстой решил поступить на военную службу. Сдав экзамен, граф поступил юнкером в артиллерийскую бригаду, которая дислоцировалась под Кизляром. Он показал себя храбрым солдатом, был представлен к наградам, но так ни одну и не получил. Зато опыт и впечатления, полученные на Кавказе, легли в основу его будущих произведений.

Он любил читать Руссо, но теперь его больше увлекали сказания и легенды горцев, их живописные костюмы и обычаи, особенности характера, подробности быта. «Сокровища поэтические необычайные»,— писал он в дневнике.

Толстой обрел много новых друзей. Одним из них был удалой чеченец Садо, считавшийся мирным. Они стали кунаками и часто бывали вместе. Летом 1853 года, направляясь из станицы Воздвиженской в Грозную, они оторвались от основного отряда, и тут на них налетел отряд горцев. До крепости было уже недалеко, и Толстой с Садо помчались вперед. Лошадь Толстого явно отставала и плен был бы неминуем, если бы Садо не отдал графу своего коня и не убедил горцев прекратить преследование. «Едва не попал в плен,— записал Толстой в своем дневнике 23 июня 1853 года,— но в этом случае вел себя хорошо, хотя и слишком чувствительно». Случай этот, вместе с опубликованным в газете «Кавказ» сообщением о том, как офицер П. Готовницкий и солдат И. Дудатьев попали в плен к горцам, а затем бежали, лег в основу рассказа «Кавказский пленник», где горская девочка старается помочь попавшим в плен русским офицерам. А в «Набеге» Толстой писал уже о том, как русский офицер спасает раненого чеченца.