Шатун - Сергей Шведов

– Так оно и есть, – откликнулась Макошина копейщица на вроде бы шутливое замечание Садко. – Боярин Драгутин брал силу у всех мужчин, стоявших рядом, ибо для ублажения богини сил одного человека недостаточно.

Словам копейщицы поверили сразу. Каждому приятно было сознавать, что он не только наблюдал, но и участвовал в благом деле общей жертвы богине Макоши, повернувшей ныне свой светлый лик к мужам славянским.

Несмотря на позднее время, ворота городца распахнули, дабы выпустить смердов, которым не терпелось поделиться своими впечатлениями с односельчанами. Все та же Макошина копейщица во всеуслышание заявила, что богиня не налагала обета молчания на гостей свадьбы, а потому каждый волен рассказывать ближним и дальним обо всем увиденном в Торусовом городце.

Клыч с любопытством поглядывал на словоохотливую копейщицу. Ростом женщина была чуть ли не с Клыча и колонтарь носила с легкостью.

– Ты бронь сняла бы, – посоветовал мечник. – Стены в городце надежные.

– Как закончу службу, так сразу и сниму, – отозвалась женщина, поглядывая с усмешкой на заботливого Клыча.

При неверном свете факелов мечник все-таки определил, что женщина не только станом пряма, но и лицом приятна. Не знай мечник, что перед ним Макошина стражница, мог бы принять ее за безусого отрока. Хотя по годам его новой знакомой за два десятка уже перевалило. А если судить по ухваткам и уверенному взгляду, то повидала она в жизни немало.

– И давно ты в Макошиной страже?

– Сызмала. Сколько себя помню, столько в Макошином городце и живу.

– Тяжело, наверное, одной без мужа? – закинул удочку Клыч.

– Не раскатывай губенку, – огрызнулась женщина.

– Я ведь просто так спросил, – вильнул в сторону Клыч. Народ со двора почти разошелся, только на вежах стыли истуканами стражники, да у конюшни колготились два челядина, совсем почти неразличимые при свете луны. Стражники на вежах Клыча не волновали, а вот два олуха у конюшни почему-то раздражали.

– Может, пойдем коней проведаем?

– Сказала же, осади, – отрезала женщина, однако продолжала сидеть на крылечке рядом с мечником, давая тому надежду на благоприятный исход разговора.

– А я слышал, что Макошины стражницы обета хранить себя не дают. Выходит, врали?

– Ох ты хитрован, – засмеялась женщина, – то с одного бока подступишься, то с другого.

– Тебя как зовут? – спросил Клыч, глядя в спину удаляющимся от конюшни челядинам.

– Зови Малушей, коли охота есть.

– Так пойдем, что ли?

– Ну пойдем, – махнула рукой Малуша, – коли тебя так разбирает.

Клыч воровато огляделся по сторонам, но двор пустовал, и никому не было дела до его шашней с Макошиной стражницей. Разве что луна бесстыдно пялилась на задержавшуюся во дворе парочку. Именно от этого лунного догляда они и укрылись на сеновале.

Без колонтаря Малуша смотрелась самой обычной женщиной. А вот любила жарче других, хотя, возможно, Клычу это только показалось. В любом случае обнимала она крепче иных-прочих баб. От ее объятий у Клыча спирало дыхание. В силе была женка, что там говорить. Любились Малуша с Клычем всю ночь напролет, а на ноги подхватились лишь с первыми солнечными лучами. Если бабья богиня любит хотя бы чуть жарче, чем ее стражница Малуша, то даджану со священного ложа живым не уйти, решил Клыч.

Однако мечник ошибся. Боярин Драгутин как ни в чем не бывало стоял на крыльце и спокойно смотрел на появившихся из конюшни Клыча и Малушу. Надо полагать, боярин догадался, что ходили они на сеновал не по хозяйственной надобности, поскольку успел загородить обзор кудеснице Всемиле, выходившей на крыльцо в сопровождении Дарицы. Расторопство боярина позволило Малуше обрести равновесие и напустить на себя равнодушие как к миру вообще, так и к мечнику Клычу в частности. Клыч, разыгрывая усердие, принялся указывать на непорядок спускающимся с тына стражникам. Влах в ответ на выговор понимающе ухмылялся, а всем остальным не было до мечника никакого дела.

Клыч нет-нет да и косил глазами то на Малушу, то на кудесницу Всемилу. Обе смотрелись свежими, словно росой умытыми. Кудесница по меньшей мере лет десять сбросила с плеч на Макошином ложе и глядела на Драгутина глазами влюбленной молодки после первой брачной ночи. Из чего Клыч заключил, что кудесница к боярину неравнодушна.

– Проводишь кудесницу Всемилу до Макошина городца, – сказал мечнику спустившийся с крыльца Торуса, – а после завернешь на выселки, что у Поганого болота.

Клыч на слова боготура только вздохнул. Кудесницу он проводит, конечно, с радостью, а вот ехать на выселки ему не хотелось. Обидно ему было. Некоторым везет явно не по заслугам, как этому Данбору из рода Молчунов. Сынок хват из хватов, а сестричад и вовсе шатуненок. Этак они его вдвоем по самую макушку серебром и золотом забросают.

Кудесница Всемила ехала в окружении стражниц на белом коне, хотя в городец, насколько помнил Клыч, она приехала на гнедом. Хорош был белый жеребец – не женщине бы на таком ездить.

– Подарок боярина Драгутина, – завистливо вздохнул Садко. – Белые кони более всех любы Даджбогу.

– А ты откуда знаешь? – удивился Клыч.

– Я выходец из Кривицких земель, – пояснил Садко, – а среди наших родов немало таких, что Даджбога ставят выше Перуна и Велеса. И средь нашей старшины есть ближники Солнечного бога.

– Далеко тебя, однако, занесло от родных земель, – покачал головой Клыч.

– Я легкий, – усмехнулся Садко, – оттого и носит меня по миру. Не нажил я богатства за эти годы. Не у каждого же оборотни в родне.

– Ты меня уверял, что шатуненок сгорел, – сказал Клыч, сразу же определивший, в чей огород бросил камешек мечник.

– Собственными глазами видел, как он вспыхнул факелом, но ведь недаром же говорят, что нечистые в огне не горят и в воде не тонут. На месте Велесовых волхвов я не слишком бы верил Осташу. И братан у него сын оборотня, и сам он родился у Поганых болот, которые давно облюбовала нечистая сила.

– На месте волхвов нам с тобой точно не бывать, – усмехнулся Клыч.

А в отношении Поганых болот Садко, скорее всего, прав. О медвежьем капище, которое стоит на болоте, давно идет дурная молва. Надо бы присмотреться и к Данбору, и к его односельчанам. Выбрали место для жизни, ничего не скажешь! То ли их отцы совсем без голов были, то ли садились в тех местах не без умысла.

Глава 28

ВЫСЕЛКИ

Для Данбора нынешний год складывался не шибко удачно. Нельзя сказать, что жито погорело, но хорошего урожая ждать не приходилось. Да если бы только у Данбора была проруха, а то ведь и у соседей дела не заладились. У Жироха корова пала, у Тучи злые люди коня увели. Туча аж почернел от горя. В лесу тоже нынче уродило негусто, грибов и ягод было много меньше, чем в прошлом году. А это означало, что охота осенью и зимой вряд ли будет удачной. Во всех бедах сельчане винили Шатуна, столь не ко времени нагрянувшего на выселки. Оно конечно, ущерб вышел много менее, чем, скажем, двадцать лет назад, но все равно прореха есть прореха. Вслух Данбора никто вроде бы не винил, но косились недовольно. Как ни крути, а он с тем Шатуном был в родстве. И хоть вершилось все не по Данборовой воле, но тем не менее выбор Шатуна тоже вряд ли был случаен. Вечно недовольный Кисляй, глава многочисленного семейства, бросил в сердцах, что без Молчунов на выселках было бы спокойнее. За Данбора заступился Серок: