Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 - М. Волошина

— Обед. Наслаждайся. Тебе белковую диету прописали.

— Надеюсь, ты не сама это готовила?

— Ну что ж я, убийца какая? Это Вальпургий. С тех пор, как не стало Грангора, тут зверья развелось. Сола тебе вчера кабана добыла, знает, что ты любишь.

— Я прослезился.

— Так и передам.

Глава 25

Снова Уэндерснейвены

Вариантов, каким путем возвращаться домой, было несколько, но все они таили в себе разные минусы. Либо слишком долго, либо чересчур опасно, а опасностей как-то уже не хотелось. Одним из минусов было здоровье Ниваля, подорванное ранением. Касавир утверждал, что его легкие еще слабы, и путешествие в суровом климате можето плохо для него закончиться. Он предложил отправить его летучим кораблем, но Ниваль, к его разочарованию, наотрез отказался лететь, заявил, что у него еще на болотах дела, и вообще, он отлично себя чувствует, так что пусть паладин и не мечтает отделаться от него. Только если вместе с ним полетит кто-нибудь еще, чтобы не было скучно. Эйлин, например. В общем, ничего хорошего из этого предложения не вышло.

— А давайте воспользуемся порталами Уэндерснейвенов, — предложил Гробнар.

— Кого?! — Не понял Ниваль. — Слушайте, уймите этого сумасшедшего гнома.

— Не забывай, ты его любишь, — вступился за друга Лео, — так же, как и всех остальных.

Ниваль непечатно выругался и отошел, а Гробнар, ничуть не смутившись, вытащил из-за пазухи желтый лист пергамента и, развернув его, расстелил на полу шатра. Лист был большим, локтя три в длину и ширину, потрепанным и совершенно пустым.

— И? — Эйлин посмотрела на лист и перевела вопросительный взгляд на гнома.

Гробнар подмигнул ей, снимая с плеча Лютню Абсурда и вытаскивая из нагрудного кармашка костяной медиатор с неизвестной руной.

— Обычная предосторожность. Такая карта ни за что не должна достаться чужаку.

Присев на колени, немного помолчав и прикрыв глаза, Гробнар заиграл. Первой на старом пергаменте появилась вода. Маленькие пальцы гнома быстро перебирали аккорды, а медиатор скользил по струнам, опутывая их сияющими голубыми нитями, ложившимися на старый пергамент извилистыми линиями рек и замысловатыми кляксами внутренних морей, заливов и озер. В мягких переливах волшебной мелодии в самом деле слышались то рев океанского прилива, то плеск воды в камышах, то серебряное журчание ручья. Но вот музыка стала приглушенной, и шатер наполнился шелестящими голосами трав, полей и лесов. Гробнар импровизировал — закрыв глаза, с блуждающей улыбкой на лице — с легкостью находя нужное звучание. И от его лютни веяло то раскаленным воздухом пустынь, то терпким запахом степных трав, то пьянящей свежестью тропических ливней, то мертвым холодом ледников. И мир на листе пергамента оживал, словно нарисованный волшебной кистью. Последней была сыграна уже знакомая всем песня Уэндерснейвенов. На карте, такой объемной и наполненной красками, что она казалась маленькой копией настоящего Фаэруна, проступила схема порталов. Они были разбросаны повсюду, и обозначались по-разному — рунами Уэндерснейвенов, корявыми надписями на гномьем или просто значками — например, извергающийся вулкан, или увитая плющом беседка, или лодка с парусом. Некоторые из точек были соединены запутанными прерывистыми линиями, в которых довольно сложно было что-то понять.

— Ну как? — Гробнар был страшно доволен тем впечатлением, которое произвел на друзей.

Эйлин не знала, чем больше восхищаться — мелодией, рожденной воображением гнома, чистым и нежным звучанием инструмента, виртуозным исполнением или полученным результатом. Она почувствовала легкий укол зависти и подумала, что, возможно, что-то потеряла, специализировавшись на боевом и вдохновляющем применении музыкальной магии. Да, в этом она была профессионалом, и в моменты особого озарения чувствовала себя способной одним словом, одним аккордом переломить ход сражения, вселив во врага ужас, а друга наделив вторым дыханием. Ее сильный, выразительный — не сравнить с лирическим гномьим тенорком — голос и ее инструмент служили ей наравне с мечом. Но услышать, как когда-то в детстве, дыхание родных мест и голоса далеких стран, соединить магию музыки и природы, как это удавалось Гробнару, и родить песню, подобную этой оде вечному и прекрасному миру, она, увы, не смогла бы.

— У меня слов нет, — честно призналась она, отчего гном покраснел и смущенно разулыбался.

— Ну вот, теперь давайте сравним эту карту с нашей, — Гробнар зашуршал бумагой. Он, в отличие от остальных, ничуть не находил схему запутанной. — Смотрите, какая удача, один из порталов находится прямо около болот. Если кентавры любезно согласятся подвезти нас — это день пути. Как насчет того, чтобы остановиться на отдых в стране Уэндерснейвенов?

— Ты думаешь, мы в этот твоей тайной стране будем желанными гостями? — Усомнилась Нишка.

— Нишка, где бы ни появилась ты, желаннее гостя там не найдешь, — «успокоила» ее Эйлин.

— Все будет в порядке, — заверил их Гробнар. — Если верить обозначениям, там что-то вроде лечебницы на горячих источниках. Не все миры Уэндерснейвенов одинаково хороши, но курортное местечко нам подойдет, как вы считаете?

— Ну допустим, а дальше что? — Спросила Эйлин.

— По мирам, соединенным линиями, мы можем путешествовать, не выходя в наш план. Очень удобно, как по маршрутам почтовых карет, только гораздо быстрее. Как раз два перехода от источников — и мы попадаем чуть южнее Хайклиффа. А оттуда хоть на корабле до Невервинтера, хоть сушей до Крепости.

Если кто-то из друзей еще сомневался в осуществимости плана Гробнара, то только не Эйлин. Того, что она услышала в его музыке, было достаточно, чтобы довериться ему и идти за ним, куда бы ему ни заблагорассудилось их повести. С миром, что лежал на пергаменте у их ног, наивный и самонадеянный гном, не желающий расставаться с детством, был явно на «ты», он способен был сердцем постигать его тайны. Как ни странно, Касавир ее поддержал. Хотя, что тут странного? Он тоже когда-то от безысходности поверил Гробнару, а в результате оказался здесь и нашел еe.

На болотах друзья простились с кентаврами, эльфами и амазонками. Первые после небольшого отдыха должны были возвращаться домой, а амазонки собирались заглянуть в Сильвермун, прежде чем отправиться к Морю Упавших Звезд, так что их путь лежал дальше на юго-восток. Сола не стала составлять им компанию. Они долго беседовали с ней в землянке, и она вышла оттуда серьезная и задумчивая. На вопрос наблюдательной Эйлин, что случилось, она, как обычно, конкретного ответа не дала, но попросила позволения присоединиться к ним, чтобы добраться до Хайклиффа, где она остановится, чтобы подождать Лео и Вальпургия. Этот план показался Эйлин немного странным — почему бы ей сразу не полететь с ними? Но чутье подсказало ей, что не стоит муссировать этот вопрос. В конце концов, ни она, ни кто-либо еще, ничего не имели против общества амазонки.

Эйлин еще раз поблагодарила своих попутчиков за помощь, а когда дошла очередь прощаться с Амадеем, не выдержала и расплакалась, обняв его. Кто мог подумать, что их случайная встреча приведет к тому, что они будут сражаться бок о бок в этих чужих местах и вместе хоронить погибших товарищей. Только тот, кто знает, что это такое, может понять, сколь чиста и преданна дружба, скрепленная мечом и политая кровью.

— Спасибо тебе за все… Прости меня.

Опираясь на колени, Амадей положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.

— Не надо. Те, кому не суждено вернуться, были настоящими воинами. Где бы они ни были похоронены, их души нашли вечную радость и покой под кронами Сильвануса. Когда-нибудь это произойдет со всеми нами, и меня это утешает.

Нивалевская «бабуля» не осталась без компании. Она решила присоединиться к кентаврам, в связи с чем Эйлин искренне им посочувствовала. Если они что-то и думали по этому поводу, то вежливо промолчали. Бабка же заявила, что за Южным Лесом живет ее старый дружок-чернокнижник, если не помер, конечно. А она теперь женщина свободная, сына-балбеса схоронила («пусть его там, окаянного, черти не сильно дерут»), глядишь, еще годик-другой протянет.

Особенно сердечно прощались Вальпургий, Лео и Ниваль. Первый — с гордостью, второй — с чувством полного удовлетворения, третий — с нескрываемым облегчением. Причину этого Эйлин знала, так как в последний день пребывания в лагере у Башни он продемонстрировал ей потрясающую работу Вальпургия — красную круговую татуировку на плече, выполненную на драконьем языке, который был явно родным какому-нибудь его пра-пра-прадеду. Драконьи руны удивительно походили на следы когтей, что, в сочетании с красным цветом надписи, производило неизгладимое впечатление. Этот вариант показался Нивалю честным (ведь о языке никаких условий не ставилось), достаточно туманным (черта с два кто поймет), красивым и мужественным. Последний пункт он подчеркнул особо, за что удостоился восхищенного писка при нажатии пальчиком на татуированный бицепс и трепетного поцелуя в макушку.